Учебное пособие: История России

Уже тогда, в первые века истории России, выявилась одна из характернейших черт экономического развития страны – активное участие государства в экономике, по сути определяющее значение власти в хозяйственной жизни страны. Крупное землевладение у восточных славян первоначально возникло в форме государственного, княжеского права на землю и лишь позже приобрело характер частного, вотчинного, что не было специфически-самобытным в раннесредневековой Европе. Но дальнейшее усиление государственного начала, возрастание роли государства в развитии экономики должны рассматриваться как особенность российской истории.

Особенно ярко роль государства проявилась при возникновении крупной российской промышленности. Она была в полном смысле выращена самодержавным правительством в конце XVII - начале XVIII в. Знаменитые петровские мануфактуры возникали как государственные - в первую очередь в отраслях, работавших на военные нужды. Государство вкладывало огромные деньги в строительство национальной промышленности; оно оберегало ее высокими таможенными тарифами и протекционистскими пошлинами. Появление частных мануфактур не снизило активности государственного аппарата: регламенты, ревизии, казенные заказы - все это оставалось инструментом влияния государства на темпы и направления экономического роста, влияния, не ослабевшего и после реформ 60-х гг. XIX в. Жесткая и подчас мелочная регламентация предпринимательской деятельности, создание неодинаковых условий для государственного и частного кредитования, регулирование отношений между фирмами при помощи государственных заказов, использование принудительного труда характеризовали экономическое развитие страны и в XIX, и в XX столетиях.

Несомненна и связь активного участия в хозяйственном росте государства с юридическим и фактическим оформлением в России крепостничества. С середины XVI в. восторжествовало стремление решать острейшие для страны проблемы развития аграрного производства, обеспечения рабочими руками вотчин и поместий за счет закрепощения труда в общегосударственном масштабе, прикрепления земледельца к земле и личности землевладельца. Крепостничество, с одной стороны, как единая система, насаждавшаяся и поддерживавшаяся сверху, устанавливало определенное единообразие, придавало внешнюю прочность экономике огромной страны. С другой стороны, в силу явственной элементарности, консервативности, малой эффективности, примитивной жесткости, крепостничество не только сообщало системе устойчивость, но и обусловливало ее малоподвижность, невосприимчивость к любым, даже необходимым изменениям. Оно неизбежно обрекало экономику России на длительное техническое и технологическое отставание, сопротивляясь самым незначительным попыткам внедрения чуждых ей предпринимательских начал.

Отмена крепостного права в 1861 г. не могла дать быстрого экономического эффекта: сформировавшаяся за столетия рабства психология и работника, и работодателя должна была постепенно измениться под воздействием новых обстоятельств. Процесс перестройки и экономики страны, и сознания населения шел чрезвычайно болезненно – это была грандиозная по своим масштабам и значению деятельность. Остатки крепостничества, не до конца преодоленные реформами 60-70-х гг. XIX в., еще более затрудняли решение назревших проблем. И если система частновладельческого крепостничества была в основном сокрушена в эти годы, то крепостничество государственное сохранялось – его традиции, ослабленные, но не прерванные, унаследовала и Россия XX столетия.

Крепостничество, вкупе с внешними обстоятельствами, негативным образом повлияло и на состояние российской торговли. Начиная с XV-XVI вв. внешняя торговля страны находилась в руках иностранных купцов и, в силу разных причин, оставалась в этих руках до конца XVIII в. Внутренний же обмен страдал от заметной узости российского рынка - не в последнюю очередь обусловленной тем обстоятельством, что, покупательная способность населения даже в XIX в. была весьма низкой. Может быть, поэтому торговля в России очень долгое время носила ярмарочно-базарный характер; стационарные, магазинные формы ее организации появились лишь в XIX в. Первый банк в стране был создан правительством только во второй половине XVIII в.; отсутствие развитой банковской сети делало невозможным распространение кредитной системы и затрудняло развитие торговли.

Социальная структура и социальные отношения. Особенности российской экономической жизни сказывались и на формировании социальной структуры Руси-России. Правильная, четкая сословная организация здесь складывалась долго и тяжело, причем сословия образовывались при постоянном давлении государства, а то и прямо создавались им. В результате и сословное самосознание вырабатывалось медленно и не было достаточно устойчивым.

Причинами, определявшими такое становление социальной структуры России, были роль и политика государства, а также длительное существование крепостнических отношений, пронизывавших все сферы жизни общества. Само Российское государство, сложившееся не только под воздействием экономических предпосылок и на фундаменте противоречивых социальных интересов, но и под давлением внешних обстоятельств, в значительной степени влияло на формировавшиеся социальную структуру и социальные отношения.

До середины XVII в. они оставались достаточно «невнятными»: окончательно выстроенной социальной пирамиды не сложилось. Этим, по-видимому, можно объяснить особую устойчивость социально-политического строя России: ее некое родовое единство не могли поколебать даже Смутное время и мощные социальные движения, участившиеся крестьянские и городские бунты.

Отмеченные единство и стабильность имели свою «цену». Дело в том, что чрезвычайно медленно и трудно шел процесс сословного самоопределения, формирования выраженных сословных требований и интересов. Общественное влияние на выработку проводимого государством политического курса в этих условиях оставалось крайне слабым и неопределенным; накапливавшееся глухое недовольство искало выхода – и размеренное течение жизни периодически нарушалось взрывами стихийного и потому разрушительного протеста.

Да и само государство, в лице монархов прежде всего, смотрело на население России как на некую единую массу подданных, массу, главной задачей которой являлось сохранение, укрепление и упрочение государственных устоев. Ограничение сословных свобод становилось одним из способов усиления государства.

Закрепощение крестьян, являвшихся главными производителями материальных благ, не было ни единственным, ни последним по времени шагом, ограничивавшим свободу целых социальных слоев. Ведь за главными производителями необходимо было наблюдать, ими надо было руководить, подавлять их недовольство. Позже страна стала нуждаться в людях свободных профессий, интеллигентских занятий: инженерах, врачах, журналистах, художниках. Развитие промышленности требовало создания слоя предпринимателей и «работных людей».

Все эти новые, или «старые-новые», сословия с момента своего рождения попадали в жесткую зависимость от государства и его правительственного аппарата. Последнее обстоятельство не только превращало эти слои в своеобразных «крепостных» государства, но и делало их социальный облик достаточно своеобразным, отличным от классического, мешало им осознать свои сословные интересы, включиться в политическую жизнь.

Можно перечислить немало особенностей основных общественных слоев России, связанных с охарактеризованными выше обстоятельствами. Например, ее высшее сословие – дворянство – было освобождено от обязательной государственной службы лишь в 1762 г. и телесных наказаний – 1785 г., а впервые заявило о своем несогласии с правительственным курсом восстанием на Сенатской площади в 1825 г. Буржуазия долгое время думала не о собственных классовых интересах, а стремилась попасть в число дворян, ибо это гарантировало владение землей и крепостными. Интеллигенция, отчасти выросшая из образованных, просвещенных слоев дворянства, отчасти обязанная своим рождением государству, приложившему во второй половине XVIII - начале XIX в. немало усилий для формирования слоя лиц, имевших специальную профессиональную подготовку и происходивших из так называемых разночинцев, обрела в России совершенно особый, во многом уникальный социальный статус. Бюрократия, представлявшая собой специфический общественный слой со своими интересами и видением ситуации, по долгу службы участвовала в становлении социальной структуры России. Будучи несвободной сама, она, в силу своего положения, превратилась к XIX в. в полноправный класс русского общества, формализовавший и контролировавший жизнь страны.

При всех отличиях между сословиями и классами их сближало то, что в глазах верховной власти они оказывались не гражданами, а верноподданными. Гражданское общество, которое характеризуется не только наличием определенной социальной структуры, но и неотъемлемыми правами ее отдельных слоев, начало складываться в России лишь в начале XX в. Завершить его становление не удалось.

Особенности строительства социальной структуры в стране привели к тому, что российское общество с XVIII в. все более явственно распадается на слои, определявшиеся не только классовыми или сословными признаками. Происходит, например, отрыв образованных слоев населения от широких народных масс. Две эти группы населения начинают придерживаться разных культурных ориентации - да и говорить в буквальном смысле слова на разных языках. «Страшно далеки они от народа» – это довольно точная характеристика данного разрыва. Некоторые исследователи отмечают даже существование в России XVIII - начала XX столетия «двух наций», одна из которых полностью исчезла в потрясениях 1917-1922 гг.

Своеобразие социальной структуры и социальных отношений не только определялось экономическими и политическими факторами, но и активно влияло на них, придавая, в частности, существенное своеобразие политическому строю страны.

Политический строй и общественное движение. Государственные порядки создавались на Руси не только вследствие внутреннего развития общества, выраставшего из традиционного родоплеменного строя, но и под сильным давлением внешних обстоятельств. Среди последних в ранний период главную роль играли постоянная опасность вооруженных набегов соседних племен и интересы внешней торговли. Становление единого Российского государства в значительной степени было ускорено необходимостью освобождения от монголо-татарского ига. Процесс закрепощения крестьянства, завершившийся в XVI-XVII вв., предопределил торжество тенденций, ведших к ужесточению государственных начал, усилению их роли в общественном развитии, поддержанию гражданского мира вооруженной рукой.

Первые киевские князья варяжского происхождения со своими дружинами сыграли немаловажную роль в становлении государства восточных славян. Они стали своеобразным катализатором процесса, шедшего достаточно давно, помогли установить более тесные связи между различными частями страны, сумели наладить оборону ее границ. Эти же князья способствовали активизации внешнеторгового обмена Киевской Руси с ее ближайшими соседями.

При всей преемственности перехода Киевской Руси в Московскую между этими двумя государственными образованиями существовали значимые различия. Приднепровье сначала заселилось, а затем получило княжескую власть. Северо-восточные земли колонизировались при участии ростово-суздальских, владимирских или московских князей. Киевская Русь старалась придерживаться родового принципа передачи княжеского стола: от брата к брату, от дяди к племяннику. Северо-восточные земли переходят к отчинному принципу передачи власти – от отца к сыну.

Владимирские, а затем и московские князья смотрели на княжество как на свою вотчину, а на людей, переселявшихся к ним (процесс переселения был стимулирован монголо-татарскими набегами, делавшими невозможной нормальную жизнь в степных районах), как на сидевших на княжеской земле работников. Количество земли начинает определять значимость и вес князя, поэтому приобретение новых владений становится насущной задачей князя-вотчинника. В период монголо-татарского нашествия и ига определяется и тип отношений между сословиями, стоявшими на верхних ступенях социальной пирамиды. В Киевской Руси постепенно складывались отношения, близкие к отношениям вассальной зависимости дружины, а затем и бояр от княжеской власти. При этом формировались некие нормы, существование которых гарантировало вассалам поддержание определенной дистанции от князя. В XIII-XIV вв. на Руси побеждает подданничество, не оставившее и следа от прежних вольностей и относительной независимости знати, а также и городов.

Приобретение земель, оставаясь насущной задачей московских самодержцев, начинает постепенно сдавать позиции перед новой проблемой – укреплением единоличной власти государя. Установление и сохранение единовластия проходит через всю русскую историю, причем иногда эти усилия совпадали с требованиями времени - и тогда страна получала крупных, а то и великих правителей (Иван III, Петр I, Екатерина II), иногда же личные интересы монарха повергали подданных в ужас бессмысленного террора (Иван IV Грозный).

В XVIII в. Россия созрела для установления в ней абсолютизма, который имел ряд существенных особенностей. Слабость буржуазных отношений, специфика городского развития обусловили отличия российского абсолютизма от его европейского аналога. Источниками становления данного режима в нашей стране были особая расстановка сил в господствующих слоях, обострявшаяся социальная рознь и (не в последнюю очередь) мощные внешние факторы, в особенности институциональные примеры Западной Европы.

Получив неограниченную, абсолютную власть, монарх отныне выступал единственным инициатором реформ и любых других изменений в жизни страны. При этом он зачастую следовал объективной необходимости, но не всегда обращал внимание на готовность к реформам населения России. В качестве союзника и исполнителя своих проектов монархия использовала только бюрократию и возможности государственного аппарата. В конечном счете, это вызвало раздражение повзрослевшего общества, выплеснувшееся наружу во второй половине XIX - начале XX в.

Все сказанное позволяет констатировать, что сложившаяся традиция государственно-политического развития России имела трагически-противоречивый характер. С одной стороны, огромная роль государственных начал в общественной жизни, крайняя персонификация власти, ее высокий социальный статус как власти по существу сакральной, священной, объективно закрепили за государством значение не просто главного, а, пожалуй, единственного гаранта целостности, стабильности и единства страны. С другой стороны, гипертрофия государственных функций достигалась за счет самостоятельности, самодеятельности, инициативы общества, независимости сословий и классов, сужения каналов воздействия последних на направления и формы политического развития. «Государство пухло, а народ хирел» (В.О. Ключевский) - на протяжении веков эта формула, увы, оставалась истинной. Балансируя между необходимостью преобразований и жизненной потребностью в обеспечении устойчивости традиционных общественных структур, гарантировавших стабильность, государственная власть, как правило, выбирала второе, и выбор этот был предопределен изначально.

Отсутствие институализированной, нормативно определенной политической жизни препятствовало формированию политической культуры и политической традиции. Следствием этого явилось развитие чрезвычайно импульсивного, радикально настроенного общественного движения. Возглавляемое не дворянством или буржуазией как классами, а интеллигенцией, усматривавшей свое предназначение в том, чтобы выражать «интересы страдающего народа», оно с самого начала XIX в. вступило в резкий конфликт с правительством, который после целого ряда жестоких столкновений разрешился драмой 1917 г.

Учитывая особенности российского социально-политического развития, вряд ли можно было ожидать иного исхода. Зажатое между лозунгами официальной идеологии и жесткой практикой карательных органов, общественное движение России с годами усваивало все более решительный тон, не имея возможности понять необходимость политического центра и ценность либерализма. Впрочем, последнее было трудно сделать, ибо роль инициатора реформ, центра и охранителя в разные периоды играло само правительство, постепенно утрачивавшее ясность видения ситуации и определенность политических принципов. В этих условиях либеральный лагерь не смог и не мог выработать четкой программы, организоваться, сплотить сторонников, а радикальные общественные течения, борясь с государством, вдохновлялись близкими к правительственным верхам идеями «насильственного прогресса».

Революционное движение, действовавшее в подполье, скатывалось или к индивидуальному террору, или к тактике заговора. И охранители в правительстве, и революционеры-бомбисты полагались на силу. Первые стремились удержать общество в старых рамках, вторые – втянуть его в теоретически светлое будущее, не спрашивая при этом согласия или несогласия народа России, считавшегося недостаточно зрелым для участия в определении своей судьбы.

К началу XX в. противостояние общественных лагерей обострилось настолько, что первый же серьезный социально-политический кризис мог обернуться катастрофой. Не успев оправиться от революционных потрясений 1905 г., Россия оказалась втянутой в первую мировую войну. Порожденный ею общеевропейский кризис больнее всего ударил по России, однако этот удар и эта боль отозвались во всем мире.

Церковь и государство. Православие очень многое изменило в жизни России. Оно дало письменность, школы, суды, новые законы. Церковь опекала нищих, убогих, больных. Родовые, племенные, дружинные связи переосмысливались отныне на основе не только утверждения государственного начала, но и формирования особой духовной общности, свойственной русскому православному обществу. Церковь поднимала значение княжеской власти, борясь со взглядами на князя лишь как на военного вождя. Она принесла на Русь освященную иерархию, духовно связывавшую ее части друг с другом.

Восприятие Русью христианства не было, однако, процессом быстрым и легким. Пришедшее из Византии русское православие далеко не сразу освоило премудрости византийской религиозной мысли. Один из ярчайших представителей славянофильства А.С. Хомяков давно обратил внимание на то обстоятельство, что Древняя Русь восприняла только внешнюю форму, обряд, а не дух и сущность христианства. Действительно, богословские искания занимали скромное место даже в жизни древнерусских монастырей. В миру же, по словам профессора Е.Е. Голубинского, народная масса Руси ничего не успела освоить в домонгольский период – ни внешности, ни внутреннего смысла, ни образа, ни сущности христианской религии. Проблема усугублялась тем, что своих кадров священников было мало, а греческие и болгарские - слишком оторваны от русской жизни, далеки от ее понимания. Постепенно константинопольские иерархи исчезают с русской арены, но вместе с ними прекращается и систематический приток греческих духовных сил.

Временами положение с богословской подготовкой священнослужителей становилось катастрофическим. В XVI в. Стоглавый собор отмечал, что, если не посвящать в сан неграмотных, церкви останутся без пения, а христианам придется умирать без покаяния. В XVI-XVII вв. устанавливается своеобразный компромисс между пастырями и паствой. Духовенство снижало требования, предъявляемые к знаниям мирянами содержания вероучения, либо вообще не пыталось формировать их. Мирянам же, затверживавшим понятия об обрядах, молитвах и культе, чужды были рассуждения о догматических тонкостях. Богословские искания, размышления о сущности религиозных истин оставались привилегией крайне узкого круга высокообразованных священнослужителей. Духовные прозрения, сопровождавшие эти искания, поразительны, но они являлись достоянием немногих.

Уже Киевская Русь, находившаяся в зоне цивилизационного влияния Византии, восприняла важнейшие нормы, определявшие взаимоотношения государственной власти и церкви, утвердившиеся в империи. Византийская православная церковь не пыталась притязать на участие в политической жизни, категорически осуждала амбиции главы католической иерархии, римского папы, направленные на установление теократии и фактическое подчинение светских государей собственной власти. Верховенство императора, опекающего церковь и заботящегося о поддержании христианского мира в государстве, уход церкви от мирских страстей и политической борьбы - таковы принципы, представлявшиеся византийскому православному духовенству единственно соответствующими религиозной доктрине.

С момента своего возникновения церковь на Руси находилась под покровительством и влиянием княжеской власти. Само крещение, инициированное князем Владимиром I Святым, могло стать реальностью только при условии активных и целенаправленных усилий светских властей. Новые епархии возникали по желанию и при активном участии князей. Самоосвобождение русской церкви от византийской было настолько же делом национальным и церковным, насколько и политическим, и проходило при твердой поддержке государства.

Материальное благосостояние русской православной церкви покоилось на обладании землями и сидевшими на них крепостными; участия в торговых операциях, ростовщических сделках, промышленном предпринимательстве православное духовенство не принимало. В результате угроза конфискации или даже ограничения церковного землевладения ставила церковь в прочную зависимость от государства.

Идейно-религиозный кризис середины XVII в. и последовавший за ним раскол церкви еще более усилили ее зависимость от светских властей. Без помощи государства официальной церкви вряд ли удалось бы справиться с раскольниками со столь незначительными потерями. Все это предопределило превращение церкви в одно из подразделений государственного аппарата в первой четверти XVIII в., когда по указу Петра I для управления церковными делами был организован Синод во главе с назначаемым императором обер-прокурором.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54