Книга: Россия и Северный Кавказ в дореволюционный период: особенности интеграционных процессов

15.  Касумов А.Х. Указ. соч. – С. 78.

16.  Кудаева С.Г. . Указ. соч. – С. 217.

17.  Гожба Р. От Кубани до Нила// Родина, 2000, № 1-2. – С. 138.

18.  История народов Северного Кавказа (кон. XVIII в. – 1917 г.). Отв. ред. А.Л. Нарочницкий. – М.: Наука, 1988. – С. 207.

19.  Цит. по: История народов Северного Кавказа…- С.207.

20.  С.-Э. С. Бадаев. Указ. соч. – С. 52.

21.  Там же.

22.  Матвеев В.А. «Смотря по желанию…». Неучтённые детали трагедии// Родина, 2000,  № 1-2. – С. 144.

23.  Там же. – С. 145.

24.  Волкова Н.Г. . Указ. соч. – С. 219.

25.  Население России в ХХ веке. В 3 т. – Т.2., - М., 2001. – С. 169.

26.  Волкова Н.Г. . Указ. соч. – С. 245.

27.  Прокламация чеченскому народу Главнокомандующего Кавказской армией, Наместника Кавказского, генерала-фельдмаршала, князя А.И. Барятинского. Публикация Д. Исмаил-Заде// Родина, 2000, №1-2. – С. 135-136.

28.  Там же. – С. 136.

29.  Там же.

30.  Мальцев В.Н. Влияние Кавказской войны на административно-судебные преобразования на Северном Кавказе второй половины XIX века// Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. – Краснодар, 1994. – С. 267-271.

31.  Цит. по: Мальцев В.Н. Влияние Кавказской войны …- С. 270.

32.  Мальцев В.Н. Влияние Кавказской войны …- С. 270-271.

33.  Калмыков Ж.А. Административно-судебные преобразования в Кабарде и горских (балкарских) обществах в годы русско-кавказской войны// Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. – Краснодар, 1994. – С. 124.

34.  Там же.

35.  Волкова Н.Г. Указ. соч. – С. 231.

36.  Там же. – С. 232.

37.  Там же. – С. 236.

38.  Ратушняк В.Н. Сельскохозяйственное производство Северного Кавказа в конце XIX – начале ХХ века. – Ростов-н/Д.: Издательство РГУ, 1989. – С. 23.

39.  Там же. – С. 27.

40.  Там же.

41.  Там же. – С. 26.

42.  Куценко И.Я. Кавказская война и проблема преемственности политики на Северном Кавказе// Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. – Краснодар, 1994. – С. 55.

43.  Там же. – С. 56.

44.  Трёхбратов Б.А., Шебзухова Т.А. Крестьянство Северного Кавказа в условиях рыночной модернизации России (60-е гг. ХIХ – начало ХХ в.)// Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции. Ч. 2. – М. – Ставрополь, 2001. - С. 47).

45.  Нахаева И.В. Российское влияние на хозяйственную жизнь кочевников степного Предкавказья во второй половине ХIХ - начале ХХ в.// Северный Кавказ в межцивилизационных контактах и диалогах: от древности к современности. Материалы региональной научной конференции. Армавир: ИЦ АГПИ, 2001. – С. 43.

46.  Там же.

47.  Там же. – С. 45.

48.  Нахаева И.В. Политика русских властей по привлечению кочевников степного Предкавказья к оседлому образу жизни во второй половине ХIХ века// Вопросы Северо-Кавказской истории: Сборник научных статей. Вып. 5. Армавир, 2000. – С. 87.

49.  Трёхбратова С.А. Народное образование горцев Северо-Западного Кавказа в период Кавказской войны// Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. – Краснодар, 1994. – С. 275.

50.  Цит. по: Трёхбратова С.А. Народное образование… - С. 276.

51.  Цит. по: Малахова Г.Н. Государственная политика в области образования горских народов во II-ой половине XIX века.)// Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции. Ч. 2. – М. – Ставрополь, 2001. - С. 264.

52.  Там же.

53.  Цит. по: Малахова Г.Н. Государственная политика … - С. 265-265.

54.  Там же. – С.265.

55.  Там же.

56.  Любушкина Е.Ю. Деятельности национальных общественных организаций Северного Кавказа в развитии культуры и просвещения народа в период 1860-1917 гг.// Северный Кавказ в межцивилизационных контактах  диалогах: от древности к современности. Материалы региональной научной конференции. Армавир: ИЦ АГПИ, 2001. – С. 59.

57.  Там же. – С. 60.

ГЛАВА 5.

СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В ПОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД:МОДЕРНИЗАЦИЯ И ИНТЕГРАЦИЯ

Окончание Кавказской войны практически совпало с началом преобразований в России, составивших суть пореформенного периода. Хорошо известно, что реформы на Северном Кавказе имели свою специфику, как по сути нововведений, так и по срокам их проведения. Отчасти мы уже затронули эти проблемы в предшествующей главе.

Важной составляющей истории пореформенного периода Северного Кавказа стала его модернизация, в значительной мере связываемая нами с процессами промышленного освоения региона, проникновением сюда российского и иностранного капитала. В свою очередь, развитие капиталистических отношений, как и развитие промышленности вообще, невозможно без свободного передвижения рабочей силы.

Поэтому мы позволим себе обратить внимание на такой значимый аспект модернизации Северного Кавказа, как освоение его слабозаселённых к началу 1860-х годов территорий мигрантами из центральных российских губерний, и частью – из левобережной Украины.

Пореформенный период стал началом следующего этапа освоения Россией Северного Кавказа. Его принято связывать с так называемой, «народной колонизацией», пришедшей на смену военно-казачей. На наш взгляд, процессы массовой миграции выходцев из центральных районов европейской России были важной составляющей закрепления Северного Кавказа в рамках не только российского государственного, но также и историко-культурного пространства. В данной главе, в ряду прочего, мы затронем проблемы динамики переселения на Северный Кавказ, специфику освоения мигрантами областей и губерний края, их взаимоотношения с местным населением.

Особое место в системе российского социокультурного освоения края занимает процесс развития городов и крупных населённых пунктов промышленного (торгового) типа, так как они в значительной мере определяют специфику региона, его особенности и значимость в социальной, политической и экономической структуре государства.

Важнейшей составляющей процессов модернизации региона была его индустриализация, распространение здесь капиталистических отношений. Миграция на Северный Кавказ русских крестьян, русского торгово-промышленного капитала, в ходе пореформенных преобразований в России, стали основой модернизационных процессов в регионе. В свою очередь, эти процессы вели к изменениям социально-экономической сферы Северного Кавказа, а это, зачастую, становилось основой трансформаций мотивационной сферы исторических субъектов, вело к разрушению привычных социальных связей и т.п. Какова же была роль в этих процессах не только этнических русских (в подавляющем большинстве случаев именно они и были, т.н., «иногородними»), но и казаков и горцев? Об этих трёх наиболее многочисленных категориях населения Северного Кавказа пореформенного периода пойдёт речь в данной главе. Нашей главной задачей станет попытка проследить то, какое значение имеет для горцев и казаков, после окончания Кавказской войны, постепенно развивающаяся торгово-промышленная сфера, насколько они втягиваются в этот род деятельности. Какое место они занимают в городской среде. Мы попытаемся рассмотреть основные черты процессов опосредованного вовлечения автохтонного населения Северного Кавказа в систему общественных связей и способов деятельности, определяемых особенностями российского исторического типа культуры.

В 1860 г. по приказу главнокомандующего Кавказской Армией князя Барятинского упразднялась Кавказская линия, просуществовавшая более ста лет. Территорию к северу от главного Кавказского хребта, заключавшую в себе две области — Терскую и Кубанскую, а также Ставропольскую губернию именовать Северным Кавказом (1). Часть Дагестана была официально причислена Закавказью.

Начавшиеся в России с 1861 года реформы создавали благоприятные условия для внутренней миграции из центральных губерний страны в относительно малонаселённые периферийные регионы империи. В это число, безусловно, попадал и Северный Кавказ. «При закреплении в составе России с учётом его (Северного Кавказа – В.Ш.) чрезмерной этнической пестроты именно русскому заселению придавалось приоритетное значение. Предпочтение же при его организации, на первых порах, отдавалось казакам и отставным военным, принимавшим участие в покорении Кавказа» (2).

Казачеству отводилась особая роль в регионах, отличавшихся повышенной конфликтогенностью. Тенденция сохранения и упрочения позиций этой сословной группы как залога закрепления региона в рамках государственного пространства России сохраняется на протяжении всего пореформенного периода. Этот процесс имел и негативную сторону, с определённого момента фактически препятствуя обживанию на новом месте прибывающих русских крестьян.

Необходимо акцентировать внимание на двух наиболее важных  особенностях миграции из районов центральной России на Северный Кавказ: во-первых, т.н. «иногородние» в своих ментальных признаках не несли той значимости конфликта, которая могла бы расцениваться как смыслообразующая их социальной деятельности; во-вторых, данная миграция стала началом реальной колонизации Северного Кавказа: она закладывала основы модернизационных процессов как способа интеграции местного населения региона в историко-культурное пространство России.

Авторы коллективной монографии «Этнокультурные проблемы Северного Кавказа: социально-исторический аспект» приводят сведения о существовании специальной доктрины, обосновывающей территориальную дифференциацию населения империи по признаку «благонадёжности». Её разработала группа видных военных статистов конца ХIХ века. К «неблагонадёжным» относились евреи, немцы, поляки, народы Кавказа и некоторые другие. Районы, где русское население составляло более 50%, считались благонадёжными (3). Разумеется, мы не утверждаем, что эта доктрина есть идеологическое обоснование колонизации, хотя бы даже принимая во внимание время её появления. Вместе с тем, совершенно очевидно, что она учитывала богатейший опыт отношений России с присоединяемыми народами. Самое важное для нас то, что она давала рекомендации на случай войны, то есть на будущее. В числе таких рекомендаций были этнические чистки в пограничных районах, взятие заложников, конфискация или уничтожение имущества (4).

Можно согласиться с мнением Т.А. Шебзуховой, что среди условий, способствовавших интенсивному заселению Северного Кавказа в пореформенный период, были: отмена крепостного права в России и окончание Кавказской войны; фактическое отсутствие крепостного права на территории казачьих областей и Ставропольской губернии; слабость помещичьего землевладения; изменения в законодательстве по вопросам местного землепользования, благоприятные для переселенцев; постройка железных дорог; сравнительно низкие цены на землю и её аренду; более высокая, по сравнению с центральными губерниями России, заработная плата сельскохозяйственных рабочих (5).

Итак, окончание Кавказской войны и отмена крепостного права открывали широкие возможности заселения края. В дореформенный период большая часть этой территории была населена горскими племенами. Другая часть земель была заселена казачеством, основным занятием которого было сельское хозяйство и военная служба. Города, в основном, носили характер форпостов.

Вплоть до последней трети ХIХ в. в промышленном отношении Северный Кавказ был «белой полосой» в сравнении с Закавказьем и Югом России. Причины такого положения связаны с тем, что этот район оставался театром военных действий, здесь отсутствовали развитые коммуникации, связывающие край с центром России, сохранялся крепостнический режим, сковывающий свободное перетекание рабочей силы.

Рассматриваемый район носил ярко выраженный аграрный характер, территория была крайне редко заселена. До начала массовой колонизации края, плотность населения самой густонаселенной единицы составляла ок. 4,8 человек на 1 кв. версту. Казаки в той же Кубанской области в 1862 г. составляли более 97 % населения. В том же году на Кубани проживали 392 000 чел. Уже в 1897 г. плотность населения Кубанской области увеличилась до 23,6 человека на 1 кв. версту (население – 1 928 800 чел.). В Ставропольской губернии этот показатель составил 16,5; в Терской области — 15,3; в Черноморской губернии — 8,9 человека на 1 кв. версту (6).

В целях привлечения частных капиталов Указом от 26 января 1857 г. было образовано Главное общество российских железных дорог, комитет которого 7 марта 1872 г. утвердил ныне существующее направление, связавшее Ростов-на-Дону и Владикавказ. 2 июля 1872 г., по представлению министра путей сообщения графа А.П. Бобринского, концессия на строительство была предоставлена Р.В. Штейнгелю. Сооружение железнодорожной сети на Северном Кавказе произвело переворот в сношениях Кавказского края с Россией, как в гражданском, так и в военном отношении. Русификаторская политика правительства, хотя и не имела четко сформулированной программы, была достаточно мощной и играла роль веского аргумента в проектах экономического освоения края. Основным звеном здесь должна была стать железная дорога. «Представляя полный простор русскому элементу влиять на эту огромную страну как в нравственном, так и в коммерческом отношении, запроектированная дорога обеспечит рассматриваемую пограничную область от всяких случайностей, внутренних беспорядков и внешних вторжений... Только подобная дорога может прикрепить Кавказский край и Закавказье к России навсегда прочными и неразрывными узами; тогда, быть может, не в дальнейшем будущем Кавказа не станет, а будет лишь продолжение Южной России до ее азиатских границ» (7).

Из вышеприведенного отрывка можно заключить, что: а) именно этническим русским был открыт наибольший доступ в районы переселения; б) казаки, проживавшие здесь и ранее, считались, условно говоря, «недостаточно русскими». Тем самым они фактически выделялись в отдельную субэтническую, субкультурную группу, что, на наш взгляд, справедливо.

В 1875 г. была сдана в эксплуатацию линия Ростов-Владикавказ. Спустя год, Владикавказ был соединен с Петровском, а через него с Баку. В 1887 г. была пущена линия Тихорецк-Екатеринодар, в 1888 г. Екатеринодар-Новороссийск, в 1895 г. Кавказская-Михайловская (близ Ставрополя), в 1899 г. Тихорецк-Царицын, в 1901 г. Кавказская-Екатеринодар. Широкая эксплуатация железной дороги открыла доступ на Северный Кавказ не только богатым, зажиточным, но и бедным переселенцам.

Оценка основных этапов колонизации Северного Кавказа относится к числу наиболее устоявшихся в науке выводов. Ещё В.В.Покшишевский выделял два периода колонизации Северного Кавказа: 1) военно-казачий, докапиталистический этап; 2) период, характеризующийся более широкой миграцией в этот район быстро расслаивающегося крестьянства внутренних губерний России — с одной стороны, кулацкой верхушки, с другой стороны - бедноты (8). Сибирское переселение в это время еще не имело такого размаха, однако к 90-м годам, «когда запас свободных и удобных земель на Юге значительно истощился, переселенческое движение в Сибирь стало возрастать» (9). В 60-90-е годы Северный Кавказ оставался основным переселенческим районом.

В.Н. Ратушняк отмечает как наиболее благоприятный для заселения фактор закон от  29 апреля 1868 г., разрешивший лицам невойскового сословия селиться и приобретать недвижимую собственность на казачьих землях без согласия войскового начальства и станичного общества. «На смену феодальной, главным образом военно-казачей колонизации …, пришёл несравненно более мощный, обьективно закономерный, но стихийно-выраженный общественно-экономический процесс заселения и земледельческого освоения региона. За 30 лет (1867-1897 гг.) в Ставропольскую губернию, Кубанскую и Терскую области из других губерний России переселились 1 586,8 тыс. человек» (10).

Всего за этот период население Предкавказья увеличилось на 2 394 тыс. чел., или на 172,4 %. Наиболее интенсивно заселялась Кубанская область, её население выросло на 229,4 % (11).

По переписи 1897 года пришлое население на Северном Кавказе составило 986,3 тысячи из 3 783,6 тысяч общей численности, т.е. 26%. Воронежская, Екатеринославская, Курская, Орловская, Полтавская, Саратовская, Харьковская, Черниговская губернии, область войска Донского дали 75,3% переселенцев. Русские селились узкими полосами, врезывающимися в территории, занятые горцами, что должно было обезопасить главные коммуникации. Как видим,  основным источником мигрантов было крестьянство центральных губерний России и Левобережья Украины, а основным мотивом их переселения — стремление приобрести надел.

К 1879 году доля неместных уроженцев к общему числу жителей Северного Кавказа составила в Кубанской области – 33 %; в Терской – 12,9 %; в Ставропольской губернии – 23,3 %; в Черноморской – 74,1 %; в среднем по региону – 26,4 % (12).

Иногородние делились на оседлых и не имеющих ценза оседлости. Первые владели усадьбами и постройками, вторые, так называемые «квартиранты», часто не имели своих жилищ. В 1900 г. оседлых было на 25,7% больше, чем неоседлых, в 1914 г. разрыв сократился до 14,3% (13). Не имеющие оседлости были основными поставщиками рабочей силы среди пришлого населения.

Процессы социального расслоения в среде казачества и горского населения, очевидно проявившиеся в начале 1880-х гг., вызывали обеспокоенность царского правительства. Долгое время складывавшаяся система этнических противовесов на Северном Кавказе оказывалась под угрозой более глубоких, имеющих объективные основания процессов модернизации региона. Кавказское начальство видело причину этих процессов в росте иногороднего населения. С 1880-х гг. начинается политика сдерживания притока переселенцев. На наш взгляд, применительно к региональной истории, такая политика относится к числу наиболее ярких примеров «хромающих решений» (А. Ахиезер).

Особое место в ряду мер, направленных на ограничение прав иногородних, занимает введенеие в 1891 г. нового «Положения об общественном управлении станиц казачьих воиск.».

Основной задачей этого закона было стремление законсервировать казачье землевладение. Одним из серьезных ограничений прав иногородних было то, что по новым правилам об общественном управлении в казачьих войсках они не приглашались на станичные сходы, где решались, касающиеся их экономические вопросы. Им только объявлялись постановления схода. В случае нежелания подчиниться решениям казаков, иногородние должны были искать новые места для поселений на приемлемых для них условиях. Для иногородних увеличивалась посажённая плата.

Так пришлое население отдавалось на полный произвол станичных сходов. «Нередко станичные общества  не позволяли живущим на станичных землях переселенцам не только возводить новые усадьбы, но и производить ремонт и необходимые исправления в уже существующих. Исполнение же земской повинности (исправление дорог, мостов и т.д.) возлагалось исключительно на иногородних» (14). Положение жителей, не причисленных к «коренным», из года в год ухудшалось. Не имея возможности арендовать землю (из-за резко возрастающих арендных цен), большинство иногородних крестьян прибегало к продаже своих рабочих рук, уходило в города. «К началу ХХ века иногороднее население значительно превзошло войсковое … На уровне сознания и представлений иногородние воспринимались казаками как чужие. Это проявлялось во всех областях жизни: на уровне этнокультурного, социально-экономического и правового пространств, в сфере конфессиональной принадлежности» (15).

В социальном расслоении и «оскудении казачьего духа» сами казаки пытались увидеть «вину» пришлого населения. В «Голосе казачества» была высказана недвусмысленная оценка роли иногородних в этих процессах: « … чуждый элемент уже гасит в казаках воинскую подвижность, любовь к коню, гордость костюмом, оружием, уважение к обычаям старины … Коренной состав поддаётся … натиску всякого сброда, а в хозяева земли, умытой казачьей кровью, пробиваются иногородние» (16).

1890-е – начало 1900 гг. ознаменовались снижением интенсивности  миграции на Северный Кавказ. На примере Кубани, как наиболее активно заселяемого региона, это  спад прослеживается особенно отчётливо: в период с 1869 по 1889 гг. среднегодовой прирост иногороднего населения составлял 35,6 %, в 1889-1904 гг. он сократился до 3,5 % (17). Очевидно, что сыграла свою роль политика местных властей, направленная на ограничение притока переселенцев. Вместе с тем, позволим себе заметить, что сама эта политика в значительной мере зависела от нарастающих деструктивных тенденций третьего малого социального цикла периода империи. Закон 13 июля 1889 г., ставший основным переселенческим законом Российской империи, был вынужденно ориентирован на более самостоятельного и зажиточного переселенца, так как обеспечить достойные условия «массовому колонизатору» государство было не в состоянии. Рубеж ХIХ и ХХ веков стал сложным периодом начала надлома и нарастания тенденций фазы стремительного спада малого цикла, совпавшего с общим кризисом второго большого социального цикла (период империи).

1897 год выдался неурожайным, что привело даже к некоторому оттоку иногородних из региона (18). Конец XIX века ознаменован аграрным кризисом и ростом крестьянского движения протеста. В том числе, под влиянием и этих факторов снижается интенсивность миграционных потоков на Северный Кавказ. Некоторое оживление переселенческого движения происходит в период промышленного подъёма предвоенных лет, главным образом в 1910-1911 годах. Это явление также объясняется последствиями столыпинской аграрной реформы и голодом, охватившим центральные губернии России (19).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15