Дипломная работа: Исламский радикализм на Северном Кавказе как разновидность сепаратистской угрозы на рубеже XX-XXI в.

В Дагестане власть местного управления преимущественно опиралась на традиционные нормы, обычаи, которых ислам не притеснял. Проходящие в таких условиях выступления социального характера против местных феодалов, естественно, принимали оттенок борьбы за чистоту законов шариата. Начиная с XVII в. , предводителями такого движения являются шейхи, которые противостояли так называемому официальному духовенству. В 20-ые гг. XIX в. новый толчок этому социальному движению дало проникновение в Дагестан учения суфийского шейха Накшбанда.

Распространение накшбандийского тариката на Северном Кавказе совпало с усилением экспансии России. Накшбандийские имамы – Гази Мухамед (1828-1832), Хамзат бег (1833-1834) и Шамиль (1834-1859) возглавили освободительное движение горцев и для достижения полновластия шариата объявили священную войну – газават. (15) Антирусскую направленность движение приобрело вследствие внутри конфессиональных противоречий и представлений о том, что адаты существуют в регионе из-за русских. Отчасти это действительно было так, поскольку царское правительство проводило политику сопротивления внешним влияниям, которые способствовали радикализации ислама, мешали интеграции региона в российское пространство. Движение достигло своего пика при Шамиле. Но, тем не менее, нельзя отрицать, что к началу Кавказской войны, адаты были довольно прочно слиты с исламом, северокавказская форма суфизма уже являлась устойчивым, постоянно действующим фактором.

В основе движения Шамиля лежал фундаменталистский культ пророка Мухаммада, распространившийся в Дагестане еще в начале XVIII в. Опираясь на идеологию «чистого» ислама, Шамиль использовал в своей борьбе все, что накопил к этому моменту ислам, в том числе и организационную структуру суфийских братств (16). Этот факт доказывает, что суфизм уже глубоко внедрился в культуру и сознание жителей Кавказа, являлся ее неотъемлемой частью. Причем суфизм, впитавший себя адаты, существовал не за счет искусственного поддержания его властью. В ходе Кавказской войны в горных районах Дагестана и Чечни Шамиль создал теократическое государство — имамат, в котором действовали шариатские суды и исламское управление. (17) Именно в этот период в Нагорном Дагестане сложился тот тип религиозной практики, который мы называем традиционным.

После окончания войны на Кавказе российская администрация объявила беспощадную войну каждому новому проявлению мюридизма. В начале 60-ых годов XIX в. , после окончания войны на Кавказе, в Чечне, Ингушетии и частично в Дагестане, утвердилось новое суфийское направление – кадирийя, которое, в отличие от накшбандийи предложило мусульманам новую доктрину общественно-политического, морально-психологического, и идеологического восприятия ислама. Первым проповедником этой доктрины в Чечне был Кунта Кишиев (Кунта-Гаджи). Исходной точкой их последователей кадирийи являлся "демократический зикр " (что по-арабски означает – молитва для прославления Господа, упоминание имени Господа, ритуальная техника исполнения последнего). После ареста Кунты-Гаджи (1864 г. ) "зикр" запретили, его последователей сослали в Сибирь, а остальные мюриды ушли в подполье. (18).

Таким образом, ныне традиционный ислам на Северном Кавказе исторически не всегда был лояльным по отношению к российским властям. Во время Кавказской войны, которая со стороны горцев велась под лозунгом джихада, суфийский орден накшбандийя в тех конкретных исторических условиях региона приобрел оттенок воинствующего тариката и стал идеологией так называемого «кавказского мюридизма». Как радикальное исламское движение, кавказский мюридизм представлял собой совершенно самостоятельное явление, возникшее в своеобразных исторических условиях Кавказа XIX в.

На Северо-Западном Кавказе, в отличие от Дагестана, Чечни и Ингушетии, тарикатизм и мюридизм не прижились, хотя пропагандисты этого религиозно-политического учения в XIX в. пытались распространять их и здесь. То же можно сказать и о тюркских народах Северо-Восточного Кавказа – кумыках и ногайцах – которые также не приняли тарикатизм и мюридизм, а исповедовали и исповедуют суннизм в форме ханифитского мазхаба. (19). На мой взгляд это опять же обусловлено особенностями процесса исламизации этой части региона. Здесь ислам изначально существовал в более мягких формах, исламизация происходила в большей степени уже на собственной основе, район не испытывал влияния шиитского Ирана.

Необходимо отметить, что, несмотря на то, что ислам не всегда был лоялен по отношению к власти и России, отношение к нему, даже в периоды обострения отношений было вполне лояльным. Оно не менялось даже, несмотря на то, что в отдельные ее периоды идеологическое противостояние достигало крайнего предела и сопровождалось ростом фанатичности масс, приводившей к расширению поддержки "священной войны" против России. Определенные меры противодействия радикальному исламу правительство применяло, но насильственными они были в последнюю очередь. Прежде всего, радикализму пытались найти противовес. Отсюда ставка на традиционализм и унаследованные от предшествующих этапов развития стереотипы функционирования туземных обществ. Эта мера, как предполагалось, должна была создать некий барьер на использование ислама во враждебных для России целях, но она не была направлена против него.

Вырабатывались взвешенные и весьма осторожные подходы. Известно, что на Восток Россия продвигалась при помощи самого ислама. (20) Однако в специфических ситуациях допускались исключения. С учетом того, что Кавказская война сопровождалась борьбой между традиционным в современном понимании исламом, впитавшим адаты и «чистым исламом» наибольшую поддержку получали со стороны русских властей складывавшиеся веками местные этнокультурные ценности и та часть населения края, которая вела борьбу с Шамилем за их сохранение. Действовал принцип "адат против шариата". (21) Для своего времени он был, несомненно, исторически справедливым, так как многие горские общества очень долго не хотели отказываться от привычных адатов и оказывали сопротивление распространителям шариата, принимавшее порой весьма ожесточенные формы. В ряде случаев аулы брались мюридами по несколько раз и прекращали противостояние лишь после значительного опустошения. Священная война велась, поэтому, и против тех горцев, которые не принимали ислам и рассматривались вследствие этого в качестве неверных (22), что учитывалось при укреплении позиций России в специфических районах Северного Кавказа в тех весьма противоречивых и сложных условиях.

Политическая мера, направленная на укрепление обычного права (адатов) и связанной с ним традиционной идеологии, не преследовала вместе с тем цели ликвидировать шариат, она лишь сужала сферу применения его положений. Эта попытка предполагала, главным образом, ограничение враждебного воздействия на население кавказского края мусульманского духовенства с целью формирования соответствующих настроений. Сокращение пределов применения норм шариата с 1859 г. неизбежно затрудняло его деятельность в сфере политического влияния (23). Кстати сказать, такие же ограничения в России распространялись и на православных священников. Ведению мусульманского духовенства были оставлены вопросы исключительно духовного свойства (24). В компетенцию шариатских судов входили, например, разборы дел брачных, семейных, наследования и другие тяжбы, возникавшие в туземных обществах (25). Иными словами, - именно все те правовые прерогативы, от которых, прежде всего, зависело их самобытное существование.

С 1905 г. народное право стало вытесняться из государственных структур, а официальную поддержку получил тогда принцип "шариат против адата". (26) Мусульманство вновь было признано более предпочтительным и быстро стало укреплять свои позиции. Однако, несмотря на это, практика совмещенного применения обычаев (адатов) и норм религиозного характера (шариата) продолжала сохраняться . (27) Изложенное выше указывает и на то, что представители русской администрации на Северном Кавказе на протяжении длительного времени вели поиск оптимального варианта идеологии и использовали этот фактор для укрепления государственно-политической стабильности.

В России задействовался в проводимой политике фактор "исламского просвещения", особенно во второй половине XIX – начале XX в. (Кстати сказать, на рубеже XX–XXI в. значимость этого фактора снова начинает осознаваться. ) После вхождения в ее состав тех или иных мусульманских народов поощрялось открытие у них новых средних и высших духовных школ (мектебе и медресе). На Кавказе их насчитывалось до 2000 (28). По количеству открывшихся учебных заведений, где велось преподавание ислама, Россия тогда, пожалуй, не уступала зарубежным мусульманским странам. Эти учебные заведения в крае существенно преобладали над "министерскими школами", открывавшимися официально (29). Соотношение это стало меняться лишь с конца XIX в. , но в прежней пропорции сохранилось до 1917 г.

Поощрялось строительство новых мечетей, количество которых до появления государственно-политического кризиса в стране также неуклонно возрастало. (30) На Кавказе, к слову, линия на это была взята с самого начала покорения края. (31). В этой связи можно даже говорить о своего рода наметившимся исламском ренессансе на территории России во второй половине XIX - начале XX в. , важнейшим показателем которого являлось укрепление начал мусульманского вероучения, чего не смогли достигнуть за предшествующий период в этих регионах заинтересованные сопредельные страны. Вследствие проводившейся политики на восточных окраинах, в том числе и на Северном Кавказе, исламизация населения возрастала. Причем это происходило в среде даже тех народов, которые до вхождения в состав России были подвержены этому процессу весьма поверхностно.

Наблюдавшие деятельность российской администрации в только что присоединенных регионах, в частности в Средней Азии во второй половине XIX в. , с восхищением констатировали, замечая отличия от деятельности европейцев в зависимых странах Востока: "Русские покушались строить мечети, поставлять мулл и проч. ". (32)

Такие подходы последовательно выдерживались и в отношении других сложившихся в прошлом идеологических и этнокультурных систем на иноэтнической периферии. Все наиболее прогрессивное и связанное с традициями без каких-либо исключений поддерживалось. Эта реальность, несомненно, была одним из достижений проводившейся политики. Укрепление начал вероучения предпринималось русскими властями, прежде всего, "для поднятия нравственности и гражданственности" на мусульманских окраинах. (33) Создались предпосылки для формирования горской геокультурной общности, что ослабляло влияние зарубежного исламского мира и усиливало позиции "российского мусульманства" (34)

Поиск противовесов тяготению к зарубежному исламскому Востоку представлял самостоятельный комплекс управленческих решений и инициатив, направленный на ослабление неблагоприятных последствий для протекания в пределах Северного Кавказа российского интеграционного процесса. При этом задействовались внутриконфессиональные факторы, укреплявшие вместе с тем авторитет и роль самой религии в жизни иноэтнических сообществ. В 1881 г. в одном из донесений в правительственные инстанции сообщалось: "Вопрос о мусульманском духовенстве, в руках которого находится не только умственное и нравственное развитие народа . . . ", а также непосредственное соприкосновение с его гражданской жизнью, ". . . имеет серьезное значение . . . ". Наряду с этим отмечалось и то, что "действия мулл и кадиев" разрозненны из-за отсутствия духовного управления на Северном Кавказе, вследствие чего они, как и прежде, признавали "над собою главенство шаха, находящегося при гробе Магомеда, который и передает им свои приказания". (35)

По содержанию эти распоряжения, касавшиеся "постов и молений", не представляли угрозы для целостности Российской империи, но такая зависимость мулл края от фанатичного духовенства Турции и находившейся тогда в ее составе Аравии могла, как не без основания полагали представители администрации, в любой момент обрести и иной характер. Именно поэтому неоднократно обращалось внимание на необходимость ее ослабления при помощи учреждения должности муфтия, высшего духовного лица. На эту должность предусматривалось выдвигать личность, обладающую нравственным авторитетом, развитую и надежную, наделенную соответствующими духовными и управленческими полномочиями. Высокая представительность ее служебного статуса в чиновничьей иерархии должна была поставить, как предполагалось, с учетом развитости патерналистских проявлений в среде мусульманского населения в какой-то мере преграду в сношениях малограмотных мулл с духовенством Мекки и Стамбула . (36)

Предусматривалось для достижения этой цели и создание школ для их подготовки на территории России, с привлечением для работы в них хороших учителей арабского языка. Существовавшие в ее пределах учебные заведения, где производилось изучение ислама, несмотря на многочисленность, предъявляемым требованиям зачастую не соответствовали, и их деятельность шла в разрез с намечавшимися задачами общегражданской интеграции. Находясь вне правительственного влияния, они не подпадали под официальные распоряжения и, кроме того, имели в штатах преподавателей зарубежного, чаще всего турецкого, происхождения. Последние на восточные российские окраины, в том числе и на Северный Кавказ, засылались, как правило, под прикрытием идеалов веры специально для проведения возбуждающей религиозный фанатизм пропаганды. Это создавало угрозу и самому населению. Именно такая агитация не в последнюю очередь способствовала массовому выселению горцев в Турцию. (37)

Поднятие уровня образованности наиболее массовой низшей категории мусульманского духовенства, введения единства его действий и установления контроля над ним (38), безусловно, вызывалось необходимостью преодоления состояния тяготения к зарубежному исламскому Востоку. Оттуда неоднократно и в прошлом при любых обострениях обстановки на Кавказе исходили под прикрытием единства веры враждебные России импульсы, что, безусловно, нельзя было игнорировать. В этой связи распространение получала и практика клятвенных обещаний, принимавшихся в полном соответствии с предписаниями мусульманской религии. В них содержались, например, слова:". . . клянусь всемогущим Богом и великим его Пророком Мухамедом . . . в возлагаемых обязанностях . . . быть ревностным к службе его императорского величества и попечительным о пользе общественной. . . В заключение же сей моей клятвы целую слова святого Корана". Обещания скреплялись подписью вступавшего в должность муллы и присутствующих, в них проставлялся год, месяц и день присяги.

Для занятия должности приходского муллы претенденты подвергались "испытанию в знании мусульманского вероучения". Представители русской власти на должности мулл старались по мере возможности утверждать лишь тех, кто прошел проверку на знание основ вероучения. Однако на этом направлении ситуацию до конца все же изменить не удалось. (39). Проверки "всех мулл в знании учения магометанской веры" проводились на Северном Кавказе периодически и после занятия должностей.

Однако это не дает основания для утверждения, что ". . . мусульманское духовенство . . . полностью зависело от администрации". (40). Во всех случаях, когда испытания практиковались в управленческих структурах, как показывает не только отечественный, но и мировой опыт, они только повышали уровень культуры и компетентности тех, кто в них входил. А в Российской империи, в том числе и на ее северокавказской окраине, мусульманское духовенство, прежде всего, низшего звена являлось частью административного аппарата и рассматривалось в качестве важнейшей опоры функционирования власти в иноэтнической среде. (41).

Претенденты на должности кадиев горских судов также выбирались. При этом кандидатуры предлагались непосредственно сельскими (аульными) обществами. Утверждение кадиев происходило лишь после этого, и связанные с их вступлением в должности административные решения принимались, как видно, в интересах самого населения. При утверждении кадиев, равно как и мулл обращалось внимание ". . . на образованность, знание русского языка и благонадежность" (42), что являлось весьма важным для поддержания государственной стабильности.

Нерешенность проблемы исламской образованности на Кавказе, в том числе в его северных частях, признавал и наместник. Подводя итог управления краем за восемь лет, в отчете, направленном в Петербург в 1913 г. , он сообщал, что организацией молений занимаются зачастую "малообразованные, даже с точки зрения сельского мусульманского населения выходцы из Персии и Турции", преподносящие верующим "нерусские понятия". Именно они чаще всего допускали и проповеди соответствующего содержания, направленные на формирование сепаратистских настроений.

Наместник на Кавказе И. И. Воронцов-Дашков подготовку мулл через систему российских специальных учебных заведений "выдвинул на первую очередь", подчеркнув особо настоятельность и своевременность его разрешения "в положительном смысле". (43). Хотя требования о создании высшего религиозного центра (муфтиата) выдвигались неоднократно, он так и не был образован. (44).

Официально заведование религиозными делами мусульман северокавказской окраины возлагалось на Оренбургское духовное правление. Однако подчинение это было скорее формальным, так как последнее совершенно игнорировало поступавшие из края дела и нередко отказывалось принимать их даже к разбору. (45). В начале XX в. управленческий корпус на Северном Кавказе стал пополняться в соответствии с наметившимся поворотом в политике и из высших прослоек мусульманского духовенства. (46). Как показывала практика, данное изменение полностью оправдывалось. Деятельность низшего духовенства, мулл и кадиев, оказывавшего наибольшее влияние на религиозный быт и политические настроения в общинах верующих на местах, предполагалось поставить под надежный контроль администрации. В этой связи делались попытки централизовать управление мусульманским духовенством и открыть религиозный краевой центр (муфтиат) (47).

Для проработки вопроса об учреждении особых духовных управлений в крае по распоряжению наместника И. И. Воронцова-Дашкова в 1906 г. во Владикавказе состоялось совещание представителей мусульманского духовенства Кубанской и Терской областей. Мусульманское население, как уже отмечалось, давно выдвигало требование об учреждении на Северном Кавказе духовного правления с подчинением его законам империи. С такой просьбой к наместнику, например, неоднократно обращались уполномоченные чеченского народа. (48). Эту идею поддерживали и представители краевой администрации. Необходимость ее практической реализации отстаивалась, в частности, в отчете за 1910 г. , составленном специально для Николая II начальником Терской области и наказным атаманом Терского казачьего войска Флейшером. На его предложение "открыть духовное правление . . . , высший орган . . . мусульман", чтобы ослабить влияние религиозных зарубежных центров и авторитетов на горские общества император наложил резолюцию: "Пожалуй, наказной атаман прав, если не с теоретической, то с практической точки зрения". (49).

Несмотря на нарастание соответствующих требований в связи с обострением государственно-политических противоречий, (50) к 1917 г. этот вопрос все еще оставался не решенным. Тем не менее, независимо от этого мусульманское духовенство как низшее, так и высшее срасталось с российским государственным аппаратом. (51). Однако пророссийская консолидация мусульманского духовенства на северокавказской окраине по-прежнему отсутствовала, хотя такая ориентация в его среде являлась уже состоявшимся фактом. В пределах Кавказа объединение выразилось, в частности, в создании вскоре после Февральской революции Временного комитета мусульманских общественных организаций, взявшего на себя координирующие функции. (52). Разобщенность самого мусульманского духовенства в крае, как впрочем, и в России в целом, сохранялась.

В 1917 г. духовенством предпринимались усилия организоваться не только на местном, но и на общегосударственном уровне, что в определенной мере отражало трансформацию в новых условиях назревших на предшествующем этапе потребностей. 15-17 марта для этой цели в Петрограде было созвано совещание мусульманской фракции Совета, с прибывшими от исповедующего ислам населения страны уполномоченными. (53). Для проведения подготовительной работы и решения других вопросов координации действий было образовано Временное центральное бюро российских мусульман, превратившееся в своего рода исполнительный комитет. (54)

Кроме отмеченных объединительных структур был создан и Всероссийский мусульманский военный совет (широ), по инициативе которого и при поддержке Временного правительства осенью стали формироваться военизированные подразделения, "мусульманские национальные полки", призванные служить общегосударственным интересам. (55). Однако политизация исламского фактора в России происходила в преобладающей степени во взаимосвязи с общими процессами и не имела, как правило, сепаратистских отклонений. У значительной части мусульманского духовенства присутствовало стремление сохранить целостность сложившегося к 1917 г. геополитического пространства в пределах Российской империи. Таким образом, несмотря на половинчатость предпринимаемых мер, они все-таки давали результат. Российское мусульманство было вписано в систему управления.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5