Расцвет искусства в начале 20 века

кровавой и пламенной, злой и бесстыжей. «Сделали ее — и наговорили»; «И вот

живет она, ему на страх и на погибель, волшебная, многовидная, следит за

ним, обманывает, смеется, то по полю катается, то прикинется тряпкою,

лентою, веткою, флагом, тучкою, собачкою, столбом пыли на улице и везде

ползет и бежит за Передоновым...»

Существование других героев романа так же бессмысленно, как

бессмысленна жизнь городка, которая заключена в некий порочный круг

низменных интересов и побуждений. Галерея их чудовищна, это поистине

«мертвые души» русского реакционного провинциального быта. И построение

гоголевских «Мертвых душ» как бы трансформируется в этом романе: сюжет

произведения образуется посещениями Передоновым влиятельных лиц, родителей

учеников, сватовством к Малошиной.

Заостряя черты характера жителей городка, Сологуб подходит к границе

фантастического. В жизни городка приобретают реальность самые злобные мысли

и химеры Передонова, все становится злым наваждением. В гротеске Сологуба

сопрягаются отвратительное, ужасное и комическое. Сатирический гротеск

писателя явно опирается на традиции Гоголя и Щедрина, достигая огромной

обобщающей силы социального обличения. Но Сологуб, в отличие от классиков,

не дает конкретно-исторической оценки окружающего мира. Для него не только

жизнь провинциального русского городка есть сплошное мещанство, но и сама

жизнь, в его представлении, — передоновщина. Если так, то не бессмысленны

ли искания общественных перемен? Сатира Сологуба вела не столько к

раскрытию социально-исторической сущности передоновщины, сколько к

абстрактному истолкованию ее. В основе критики — ложные внеисторические

идеалы художника. Сологуб противопоставил пошлости жизни эстетизм и

извращенную эротику, декларируемые как идеал естественной «языческой

красоты», в которой и проявляется стихийная сила жизни.

Эти декадентские мотивы творчества Сологуба разовьются до полнейшего

художественного абсурда в прозе писателя 1910-х годов, когда выйдет его

программная трехтомная «Творимая легенда» (известная и по названию первого

издания первой части — «Навьи чары»). Роман открывается декларацией

Сологуба, утверждающей полный отказ художника от всяких общественных и

нравственных обязательств во имя своевольной и «сладостной» фантазии:

«Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, — над

тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об

очаровательном и прекрасном».

В Триродове — герое романа и воплотил Сологуб свою мечту о

преобразующей силе мечты, наджизненности «творимой легенды». Этот якобы

социалист мечтает о власти, гордом всемогуществе, становится королем

островов, устраняет врагов, спрессовывая их в кубы , которые стоят на его

столе, он связан с черной магией, предается изощренным эротическим утехам.

Вновь апология зла, утверждение могучей власти биологических начал жизни

противопоставлялись идеалам социальной революции, демократическому

гуманизму. Абсолютное отрицание мира общественности вело Сологуба к

отрицанию всякой общественной активности.

Октябрьской революции Сологуб остался чужд, кругом видел он лишь

«разрушение». Однако общая атмосфера эмоционального подъема в 20-е годы

сказалась и на творчестве Сологуба (сборники «Голубое небо», 1920; «Одна

любовь», 1921; «Свирель», 1922; «Чародейная чаша», 1922, и др.), но,

несмотря на ряд художественно завершенных стихотворений, в целом поэзия его

себя исчерпала, она как бы проходит мимо живых процессов жизни. В последние

годы жизни он занимался главным образом переводами.

Мистико-богоискательское течение в русском символизме 90-х годов

представлено творчеством А. М. Добролюбова, 3. Н. Гиппиус и прежде всего Д.

С. Мережковского.

В стихах А. Добролюбова (1876—1944) и 3. Гиппиус (1869—1945) отразились

типические черты литературного декаданса рубежа веков. Добролюбов, сразу

отозвавшись на декадентский эстетизм, который считал высшим выражением

эмансипации человеческой личности, в первых же своих литературных

произведениях стал активным проповедником символизма. Творчество его не

имеет художественного значения. Но на литературной и жизненной судьбе поэта

наглядно прослеживаются пути разрушения личности человека декаданса.

Стихотворения Добролюбова, собранные в книге «Ыа^ига па1ига!а»,

изданной в 1895 г., — это моление о смерти. Поэтический центр сборника —

стихотворение «Похоронный марш».

Работая над словом, поэт стремился к мистическому его осмыслению.

Проповедуя «освобождение личности» не только в литературе, но и в жизни,

Добролюбов намеренно отравлял себя ядами, опиумом. Он решил уйти из «мира»:

бывал у Иоанна Кронштадтского, стал послушником Олонецкого монастыря, затем

организовал секту в Поволжье, отрекся от литературы.

В стихах Гиппиуса бы концентрировались основные мотивы декадентской

поэзии конца века. Гиппиус определяла поэзию как «полноту в ощущении данной

минуты», считала, что подлинная поэзия сводится только к трем темам:

Тройной бездонностью мир богат.

Тройная бездонность дана поэтам.

И разве поэты не говорят

Только об этом?

Только об этом?

Тройная правда и тройной порог.

Поэты, этому верному верьте:

Ведь только об этом думает бог.

О человеке,

Любви

И смерти.

Поэтесса мечтала о примирении любви и вечности и видела единственный

путь к этому в смерти, которая спасает любовь от временного и преходящего.

К смерти было ее пафосное обращение: «О, почему тебя любить мне суждено

неодолимо?»

В 1890-е годы определяется как поэт-символист и теоретик символизма Д.

С. Мережковский (1866—1941), начавший писать под влиянием позитивной

философии, но заинтересовавшийся затем поисками религиозного смысла жизни и

«мистическим символизмом».

В 1892 г. вышел сборник стихов Мережецкого «Символы», в 1893 г. — книга

«О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы».

Тогда же Мережковский начал писать трилогию «Христос и Антихрист», в

которой отчетливо выразились его философские концепции [ч. 1 —«Отверженный.

Смерть богов» («Юлиан отступник»), 1896; ч. 2 — «Воскресшие боги»

(«Леонардо да Винчи»), 1901; ч. 3 — «Антихрист» («Петр и Алексей»), 1905].

Лирика Мережковского большого художественного значения не имеет.

Созданные им образы однообразны, лишены художественной эмоциональности. В

поэзии Мережковского постоянно звучат мотивы одиночества, усталости,

равнодушия к людям, жизни, добру и злу:

Так жизнь ничтожеством страшна

И даже не борьбой, не мукой,

А только бесконечной скукой

И тихим ужасом полна...

Или:

И хочу, но не в силах любить я людей:

Я чужой среди них...

Мережковский известен прежде всего как прозаик, критик, автор работ о

Пушкине, Толстом, Достоевском, Гоголе. И в собственном художественном

творчестве, и в критических работах Мережковский всегда ограничен узкой

философско-мистической схемой, доказательствами ее. В предисловии к первому

тому собрания сочинений он писал о мировоззренческой и психологической

целостности своего творчества, которое, по его словам, состоит в поисках

«выхода из подполья» и преодолении одиночества человека. В этом смысле,

творчество писателя — явление достаточно целостное, последовательно

утверждающее концепцию мистико-религиозного развития мира и человечества,

которое якобы движется через противоречия небесного и земного к

гармоническому синтезу.

Основные философские искания и «нахождения» Мережковским путей развития

человечества и мировой истории, представлявшейся писателю предчувствием

некоего грядущего царства, которое объединит два начала мира — языческое и

христианское, духа и плоти, — и отразились в трилогии.

В мировой жизни, по Мережковскому, всегда существовала и существует

полярность, в ней борются две правды — небесная и земная, дух и плоть,

Христос и Антихрист. Первая проявляется в стремлении духа к самоотречению,

слиянию с богом, вторая — в стремлении человеческой личности к

самоутверждению, обожествлению своего «Я», владычеству индивидуальной воли.

В ходе истории эти два потока, в предвестии гармонии, разъединяются, но дух

постоянно устремлен к тому высшему слиянию, которое, по мысли

Мережковского, станет венцом исторической завершенности. Эта довольно

плоская философская схема определяет построение трилогии — и композицию

романов, и их образную систему. Все строится на антитезах. Противостояние

двух начал жизни выражается в параллелизме судеб людей, которые идут или к

Христу — духовному началу, или к Антихристу — началу земному.

В этой философской идее опосредованно, мистифицировались социальные

противоречия эпохи, идеологической жизни. Реакционный социальный смысл ее

окончательно прояснился в эпоху первой революции, когда в общественных

движениях времени Мережковский стал усматривать взрыв этих абстрактных сил

истории, а в борьбе классов — выражение целей «грядущего хама». В трилогии

Мережковский рассматривает те поворотные моменты развития человеческой

истории, когда столкновение двух начал жизни — «духовного» и «земного» —

проявляется, с его точки зрения, с наибольшим напряжением и силой. Это

эпоха поздней античности, европейского Ренессанса и время русского

«возрождения» — эпоха Петра.

В первом романе трилогии — «Смерть богов» — изображается трагическое

распадение античного мира: на одном полюсе — светлые облики разрушающейся

Эллады, на которых лежит печать роковой обреченности, на другом —

торжествующая чернь, рабская масса, одержимая грубой и низменной жаждой

разрушения. Император Юлиан, эстет и аристократ, герой ницшеанского типа,

стремится остановить ход истории, борется с плебейской «моралью слабых»,

демократический дух раннего христианства неприемлем для него. Он пытается

восстановить проникнутую духом высокого эстетизма языческую культуру. Юлиан

пал, олимпийские боги умерли, а дух «черни» и пошлости торжествует.

Погибла' Эллада, разрушены статуи и храмы эллинских богов — свидетели

былого творческого совершенства человеческого духа. Но противоречию истории

суждено новое возвращение. В конце романа вещая Арсиноя (она была

язычницей, потом христианкой; но, не найдя полной правды ни в одной из этих

истин, вернулась в жизнь просветленная ожиданием грядущего синтеза их)

пророчествует о возрождении свободного духа Эллады. В этом пророчестве идея

второго романа - Мережковского «Воскресшие боги».

Боги Эллады воскресают вновь, оживает дух античности, начинается

утверждение духовного человеческого «Я». В трактовке эпохи Возрождения, ее

героев Мережковский следует за Ницше, проповедуя культ аристократизма,

презрение к толпе. Но возрождение не удалось: «...черное воронье, хищная

стая галилейская снова набросилась на белое тело возрожденной Эллады и

вторично его расклевала». Сокровища духа гибнут на кострах инквизиции.

Возможностью реализации синтеза предстает в романе Леонардо да Винчи, для

которого нет политики и партий, которому чужды обычные людские волнения. Он

как бы вбирает в себя обе правды жизни. В этом смысле Леонардо вырастает в

символ, в котором воплощается идея синтеза Мережковского. Но этот синтез

оказывается призрачным. В конце романа Леонардо — слабый, одинокий,

немощный старик, как и все, страшащийся смерти.

Антитеза трилогии приобретает новое, завершенное воплощение в последнем

романе — «Антихрист», где Петр и Алексей противопоставлены как носители

двух начал жизни и истории. Петр — выразитель волевого

индивидуалистического начала, Алексей — духа народа, который

отождествляется Мережковским с церковью. Столкновение между отцом и сыном

воплощает столкновение Плоти и Духа. Петр сильнее — он побеждает. Но

Алексей предчувствует, что скоро начала жизни сольются в грядущем царстве

Иоанна. Перед смертью ему является видение Иоанна в образе светлого

старика. Разрешение муки раздвоения истории видится Мережковскому в царстве

«третьего Завета». Эта религия, исповедуемая в романе Алексеем, трактуется

автором как выражение духа народа.

На таких же антитезах построены и критические работы Мережковского;

наиболее значительная из них — «Л. Толстой и Достоевский. Жизнь и

творчество» (т. 1 — «Жизнь и творчество Л. Толстого и Достоевского»; т. 2 —

«Религия Л. Толстого и Достоевского», 1901 —1902). Книга строится на

противопоставлении двух художников, двух «тайновидцев». Толстой для

Мережковского — «провидец плоти», Достоевский — «провидец духа». Работа,

интересная в некоторых формальных наблюдениях, несет все ту же идею, что и

трилогия, но теперь писатель приходит к выводу, что развитие человечества

не бесконечно. Второе Пришествие, за которым последует царство Иоанна,

кажется автору близким, и великие художники, «чуткие из чутких», ощущают

его «дыхание». Толстой и Достоевский, по Мережковскому, являются уже его

предтечами, ибо первый до конца постиг «тайну плоти», второй — «тайну

духа». В грядущем Иоанновом царстве «плоть станет святой и духовной». Таким

образом, здесь все та же философская схема, доказательству которой

подчинены все доводы критика, анализ духовных и творческих исканий

художников, возведенных в степень религиозной проблемы. В сопоставлении

художников Мережковский отдает явное предпочтение Достоевскому, ибо,

исследуя «дух», он якобы доходит до тех пределов, за которыми начинается

постижение высших религиозно-, мистических тайн бытия — последняя ступень

человеческого познания мира.

Эта концепция мирового развития распространялась Мережковским на

историю и судьбы общественности и русской революции. До революции 1905 г.

своей идеей синтеза Мережковский освящал русское самодержавие, усматривая в

нем высшие религиозные ценности, после революции — революцию, но отнюдь не

социальную, а мистическую «революцию в духе». Социальная революция виделась

Мережковскому в облике «грядущего хама», серости, обывательщины, мещанства.

Мережковский занял резко отрицательную позицию по отношению к

Октябрьской революции. В 1920 г. он эмигрировал за границу. В годы второй

мировой войны, в период оккупации Парижа, в своей неприязни к новой России

Мережковский (так же, как и его жена 3. Гиппиус) дошел до позорного

сотрудничества с гитлеровцами. Такова была логика развития его социальных

взглядов.

В условиях общественного подъема 900-х годов символизм переживает новый

этап развития. На рубеже века в литературу входит младшее поколение

художников-символистов: Вяч. Иванов, Андрей Белый, А. Блок, С. Соловьев,

Эллис (Л. Кобылинский). В теоретических работах и художественном

творчестве «младших» философия и эстетика русского символизма находят

свое наиболее завершенное выражение, претерпевая сравнительно с

ранним периодом развития «нового искусства» существенные изменения.

«Младосимволисты» стремятся преодолеть индивидуалистическую замкнутость

«старших», сойти, с позиций крайнего эстетического субъективизма и

отвлеченного эстетства. Напряженность общественной и идейной борьбы

заставила символистов обратиться к существенным проблемам современности и

истории. В центре внимания «младших символистов» — вопросы о судьбах

России, народной жизни, революции. Намечаются изменения в творчестве и

философско-эстетических концепциях «старших символистов.

В символизме 900-х годов складываются два групповых ответвления: в

Петербурге — школа «нового религиозного сознания» (Д. Мережковский, 3.

Гиппиус), в Москве — группа «аргонавтов» (С. Соловьев, А. Белый и др.), к

которой примыкает «петербуржец» А. Блок. Эту группу и принято называть

«младосимволистами». После 1907 г. разновидностью символистской школы

становится «мистический анархизм» (Г. Чулков).

Настроения депрессивности, крайний пессимизм, столь

свойственные мироощущению «старших», сменяются в творчестве «младших

символистов» мотивами ожидания грядущих зорь, предвещающих начало новой эры

истории. Но эти предчувствия принимали у них мистическую окраску. Усиление

мистического начала в творчестве «младосимволистов» (а также поэтов и

писателей старшего поколения) было характерной чертой этого периода

развития символистического искусства в России. Основным источником

мистических чаяний и социальных утопий символистов 900-х годов становится

философия и поэзия Владимира Сергеевича Соловьева (1853— 1900). Это

последнее значительное звено развития русской идеалистической мысли в эпоху

кризиса буржуазного сознания. Творчество Соловьева оказало сильнейшее

влияние на формирование философских и эстетических идеалов

«младосимволистов», определило поэтическую образность первых книг А. Белого

и А. Блока.

В основе философии Соловьева — учение о Софии, премудрости божией. В

поэме «Три свидания», которую так часто цитировали поэты-символисты,

Соловьев утверждал божественное единство Вселенной, душа которой

представлялась в образе «Вечной Женственности», воспринявшей силу

божественную и непреходящее сияние Красоты. Она есть София, Премудрость.

Метафизические схемы философских построений Вл. Соловьева сводились в

основном к определению Софии как идеального человечества в боге. Мир

«сотворенный», погруженный в поток времени, наделенный самостоятельным

бытием, живет и дышит лишь отблесками некоего высшего мира. Реальный мир

подвержен суете и рабству смерти, но зло и смерть не могут коснуться

вечного прообраза нашего мира — Софии, которая оберегает Вселенную и

человечество от падения. В своих работах Соловьев утверждал, что понимание

Софии основывается на мистическом миросозерцании, свойственном якобы

русскому народу, которому "истина о Премудрости открылась еще в XI в. в

образе Софии в Новгородском соборе. Царственное и женственное начало в

фигуре богородицы в светлом облачении и есть, в трактовке Соловьева,

премудрость божия или богочеловечество.

Мотивы ранней поэзии А. Блока и А. Белого тесно связаны с этими'

пророчествами Соловьева. Противопоставление двух миров — грубого «мира

вещества» и «нетленной порфиры», постоянная игра на антитезах,

символические образы туманов, вьюг, закатов и зорь, купины, терема Царицы,

символика цветов - эта мистическая образность Соловьева была принята

молодыми поэтами как поэтический канон. В ней они усмотрели мотивы для

выражения собственных тревожных ощущений времени.

Философские идеи Соловьева оказали очень существенное влияние на

становление философских и эстетических воззрений А. Блока, особенно А.

Белого. Позже, в «Арабесках», Белый писал, что Соловьев стал для него

«предтечей горячки религиозных исканий». Прямое влияние Вл. Соловьева

сказалось, в частности, на юношеской второй, драматической «Симфонии» А.

Белого.

Для «младосимволистов» большую роль сыграла соловьевская концепция

исторического развития мира. Соловьев разработал учение о вселенной

теократии — обществе, которое будет построено на духовных началах. Движение

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7