Жизнедеятельность П.А. Кропоткина и ее место в развитии мировой общественной мысли

тем в трактовке Кропоткина равенство есть признание свободной личности,

права на ее всестороннее развитие, что является также важнейшей исходной

посылкой анархистской доктрины. Проблемы этики, таким образом, Кропоткин

неразрывно связывал с обоснованием анархистского идеала.[3]

Отсюда - чувство долга и вины перед народом. Отсюда - подвижничество

декабристов и народников, да и не только их. Вспомним земских врачей,

готовых уехать из столицы в Сибирь при вести о начавшейся там эпидемии.

М.Миллер считает, что, хотя русский мыслитель пытался подвести под свою

теорию научную базу, на самом деле она основана именно на высоких

нравственных принципах или, как пишет автор, "на метафоре". Но это ли не

великолепно? И хотя вопрос о научности теории взаимной помощи все еще не

решен , мы должны признать, что в целом анархо-коммунистическая доктрина

Кропоткина - утопия. И что же, еще одной красивой мечтой стало меньше? И

да, и нет. Если целый ряд положений теории русского мыслителя не прошел

проверку временем, то другие, наоборот, звучат весьма актуально. И самая

главная из них -это жажда свободы для всех, активное неприятие косной

бюрократической системы. К тому же у Кропоткина было еще одно качество,

компенсирующее в значительной степени утопизм, - это терпимость. Помимо

утопической конечной цели у него была программа-минимум, и в конкретных

своих действиях он исходил из нее, активно участвуя в борьбе за демократию

и справедливость, как в Западной Европе, так и в России.

§2. П.А.Кропоткин и проблема революционного терроризма.

В данном параграфе сделана попытка выяснить, что представляет собой

революция глазами теоретика анархизма П. А. Кропоткина и его отношение к

революционному терроризму, непосредственно связанному с революцией, а также

попытка опровергнуть мнение о том, что Кропоткин противоречит сам себе,

говоря о нравственности, и в то же время поддерживает жестокость и насилие.

Как представлялась Кропоткину социальная революция? Многие анархисты

предвидели кровавые конвульсии старого общества. Более того, некоторые были

одержимы чувством ненависти к эксплуататорам и желанием отомстить. Так

родились нечаевская идея "народной расправы" и "безмотивный" террор.

Последний был направлен против любых лиц, не относившихся к

эксплуатируемым, и фактически сводился к террористическим актам в дорогих

отелях, ресторанах и т.д. Такой террорист-"безмотивник", некто Э.Анри

заявил на суде, что в доме, где он взрывал бомбу, "жили только буржуа,

следовательно, невинных жертв не было". Далее он призвал истреблять всех

буржуа, "включая женщин и детей". А вот слова другого "безмотивника"

М.Меца: "Каждый эксплуататор достоин смерти, каждая капля его крови, вся

его жизнь, богатства сотканы из силы, крови и пота тысяч порабощенных". Как

относился к этому Кропоткин? Что же есть революция по мнению

Кропоткина?[11]

Один из исследователей анархизма– П.Рябов отмечает, что «в самом общем

смысле революция, по Кропоткину, есть самоорганизация населения, вооружение

народа, разрушение государства, экспроприация собственности, развитие

местного территориального и производственного самоуправления.» Сам

Кропоткин писал, что они, то есть анархисты, понимают революции как

народное движение, которое примет широкие размеры и во время которого в

каждом городе и в каждой деревне, той местности, где идет восстание,

народные массы сами примутся за перестройку общества. Он утверждал, что

революция является одним из способов завоевания свободы и повышения

нравственного уровня общества, ведь все революции начинались в народе,

впрочем, как и сам анархизм. Революция, по его мнению, является органичной

частью эволюции. Революции есть периоды ускоренной эволюции, ускоренного

развития и быстрых перемен, они имеют подготовительный период, который

заключается в следующем: сначала восстают поодиночке отдельные личности, а

затем мало-помалу небольшие группы людей, проникаясь революционным духом,

поднимаются на восстание. Этот период предшествовал каждой революции. Кроме

подготовительного периода, революции имели свой период эволюции, в течение

которого народные массы формулировали свои революционные требования. Исход

каждой революции зависит от нравственного влияния преследуемых целей.[13]

По мнению Кропоткина, народными массами в революции движет надежда.

«Надежда, – считает он, – а вовсе не отчаяние … порождают успешные

революции». Надежда на улучшение условий жизни ведет народные массы к

революции. Д. Пронякин отмечает: «Революция возможна тогда, считает

Кропоткин, когда, самые широкие угнетенные и эксплуатируемые массы

воспримут передовой общественный идеал и этот идеал станет их идеалом,

усвоят истинно научную теорию общественного развития, когда надежда на

воплощение этого идеала станет единственным двигателем масс».[7]

Революция, вместе с тем, выступает и как созидательная сила, так как

на развалинах старого строя она возводит новое общественное здание, которое

соответствует не только новым историческим условиям, но и требованиям

нового общества.[7]

Революция должна завоевывать равенство для всех, только таким образом

она принесет счастье всему человечеству? Душа революции – индивидуальная

инициатива. Кропоткин говорил, что необходимо, чтобы каждый человек ощутил

смысл и значение революции для себя лично, характер же каждой революции

определяется характером и целью предшествовавших ей восстаний.

Необходимость революции, по Кропоткину, возникает в эпохи «безумной

погони за обогащением, лихорадочных спекуляций, кризисов и внезапных

биржевых крахов». В эти времена, считает он, остро чувствуется потребность

в новой жизни, путь к которой лежит через революцию. Преобразованное

общество должно иметь чистую социальную атмосферу, которая, в свою очередь,

соответствует такому критерию нравственности как свобода личности.[8]

Революция, по мнению теоретика анархизма, является необходимостью, в

результате которой обществу возвращается его естественное состояние.

Необходимость революции возникает с появлением государства, потому что

государство – это уродливая надстройка, мешающая подлинной свободе

личности. Анархист-революционер призывал бороться за уничтожение

нравственной трусости, которая вырастает на почве бесправия. Только путем

уничтожения корня зла, коим выступает государство, можно создать новое

общество, обеспечить свободное существование личности, основанное на

равенстве, справедливости и взаимопомощи. Кропоткин писал: «Или государство

раздавит личность и местную жизнь; завладеет всеми областями человеческой

деятельности, принесет с собою войны и внутреннюю борьбу из-за обладания

властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и как неизбежный

конец – смерть! Или государство должно быть разрушено, и в таком случае

новая жизнь возникает в тысяче и тысяче центров, на почве энергетической,

личной и групповой инициативы».В свою очередь, путь к уничтожению

государства лежит через революцию.[12]

Кропоткин считал, что для революции губительно «правительство, какую

бы оно не носило кличку: диктатура, монархия, парламент», что революция и

правительство совершенно несовместимы. Таким образом, революционер

отрицательно относился и к идее «революционного правительства». Кропоткин

призывал принять за аксиому, что «никакое правительство не может быть

революционным». Даже идеальное революционное правительство, по его мнению,

не может создать новой силы, которая должна разрушить то, что должно быть

разрушено для создания нового. Всякая власть будет только помехой,

задержкой органической работы в созидании нового.[11]

Таким образом, идея революции является важным элементом в анархизме

Петра Алексеевича Кропоткина. По его мнению, выступая необходимостью, она

играет роль освободителя общества от притеснения государства и, обладая

созидательной силой, способствует повышению нравственного уровня общества.

Отсюда можно сделать вывод, что сама идея революции, по мнению анархиста,

имеет смысл не только в плане преобразования политической, экономической

сфер, но и в плане нравственной стороны жизни.

Но как бы целеустремленными ни были взгляды П.А. Кропоткина на

революцию, террористом он никогда не был. Как же относился к этому

Кропоткин? Определить отношение П.А.Кропоткина к терроризму непросто. С

одной стороны, М.И.Гольдсмит справедливо писала, что Кропоткин "был всегда

крайне чувствителен ко всему, что походило на безответственный призыв к

опасному делу: право призывать к революционным актам он признавал только за

тем, кто сам совершает их; поэтому в революционной литературе нет ни одной

его статьи о терроре". С другой - известный исследователь терроризма

У.Лакер столь же справедливо зачислил Кропоткина в основатели одного из

течений современного терроризма. "Другим главным центром террористической

мысли, - пишет Лакер, - был ранний анархизм. Роль, которую могут сыграть

несколько отчаянных людей, не удовлетворяющихся словами, убедительно

показана в "Бунтовском духе" князя П.Кропоткина, впервые опубликованном в

"Le Revolte" (Женева, 1880)".

У Кропоткина, действительно, нет работ, специально посвященных

проблеме терроризма. Однако отдельные высказывания в статьях, письмах,

подготовленных им резолюциях позволяют составить достаточно полную, хотя и

весьма противоречивую картину.

В советской литературе существует точка зрения, что он вообще был

противником всяческого насилия. Иногда заметно желание "уличить" Кропоткина

в соглашательстве, посмеяться над тем, как "великий разрушитель выступает в

роли проповедника классового мира". Эту точку зрения опроверг в своей

обстоятельной диссертации А.Н. Бороздин «Идеи утопического социализма

П.А.Кропоткина. М., 1978).[10] Действительно, Кропоткин, будучи

революционером, признавал необходимость вооруженной борьбы, как мы уже

отметили выше, и активно полемизировал с толстовцами по вопросу о насилии.

Кропоткин никогда в принципе не отрицал террор. Однако его отношение к

целесообразности этой тактики и ее эффективности было довольно осторожным.

"Покуда революционная партия говорит: долой самодержавие и объявляет войну

одному самодержавию, она хотя и расшатывает самодержавие, но не расшатывает

ни одну из тех основ, на которых зиждется правление привилегированных

классов. Борьба должна быть направлена главным образом на экономические, а

не на политические формы", писал Кропоткин "Молодой партии" "Народной

воли".

Таким образом, по существу, Кропоткин считал борьбу народовольцев

обреченной на неудачу. Ведь даже в случае их успеха в борьбе за изменение

политического устройства общества он был бы сведен на нет тем, что при

сохранении экономических основ существующего строя положение народных масс

осталось бы прежним. Однако Кропоткин "не становился против этого движения,

а, наоборот, поддерживал его, стараясь дополнить такою же агитацией в

народе".[10]

Но все же с выводом автора (Бороздина), что Кропоткин "признавал

...стихийный террор народных масс, самосуд, не поддающийся контролю и

руководству", вряд ли можно согласиться. Русский мыслитель был атеистом и

тем не менее в учении Христа находил то, что считал колоссальным шагом

вперед в развитии нравственных принципов, а именно - отрицание мести. "В

словах "не мсти врагам" - истинное величие христианства", - утверждал

Кропоткин. Так, во время Великой французской революции, считал он, народ

совершал жестокости, потому что отчаялся и ожесточился, не получив

ожидаемых хлеба и воли: "Народ понял бессилие революционных организаций,

увидел, как они, а в особенности якобинцы, мешали революции, и тогда, не

видя другого исхода, взял на себя поголовное истребление своих врагов".

Кропоткин, как себя самого, так и других пытался убедить, что подобное не

повторится во время анархистской революции: "Будем надеяться, что число

восставших окажется так велико и внушительно, а воодушевляющие их идеи

произведут такое сильное действие, что у них хватит силы не прибегать к тем

гнусным средствам, какими сейчас пользуется господствующее меньшинство".

В последней четверти XIX в. Западную Европу захлестнула волна

террористических актов. Их жертвами стали итальянский король Гумберт I

(1900 г.), президент Франции Сади Карно (1894 г.), императрица Изабелла

Австрийская (1898 г.), премьер-министр Испании Кановас-дель-Кастильо (1897

г.), вице-король Ирландии лорд Кавендиш (1882 г.). Ряд других покушений

окончился неудачей. Например, в 1896 г. была брошена бомба в свадебный

кортеж короля Испании Альфонса XIII, и, хотя сам король и его невеста

остались живы, взрывом было убито и ранено около 40 человек. Кроме того,

проводились уже упомянутые "безмотивные" акты, "экономический" террор

(против фабрикантов во время стачек) и печально известные "эксы" - по сути

дела, грабежи для пополнения партийной кассы. Многие теоретики анархизма,

например И. Мост, оправдывали террор и тем самым способствовали расширению

его масштабов. Какова же была позиция Кропоткина? Согласно воспоминаниям

племянницы Кропоткина Е.Л.Половцевой, И.С.Тургенев так отозвался о

Кропоткине: "Если бы ему по жребию пришлось совершить террористический акт

и он, идя на это, услышал пение соловья, то я уверен, он непременно

остановился бы и... -И? - я взволнованно ожидала окончания фразы. - И не

знаю... совершил ли бы он террористический акт. Нет, нет у него общего с

Базаровым... Его воспитание, внешняя элегантность, ну, а главное, нежная,

чуткая, художественная душа". Кропоткин понимал бесполезность

индивидуального террора, но и безоговорочно осудить террористов он не мог.

"Терроризм не делает революции, - писал он в 1882 г. - террор заставляет

забыть массы, народ, занявший улицы".[10] Поэтому Кропоткина интересует не

столько непосредственное влияние террористических актов на политику

правительства, сколько их воздействие на народные массы. Он подчеркивает,

что террор расшатывает в народе веру в неприкосновенность царей как

"помазанников божьих". После выстрела А.К.Соловьева Кропоткин писал, что

он, "несомненно, отзовется сильным эхом в миллионах крестьянских изб, где

нужда и нищета убили всякую надежду на лучшее. Этот выстрел разбудит спящих

и заставит лишний раз подумать о том, за что борются революционеры". Не

проходят даром и "бесчеловечные преследования революционеров правительством

- они возбуждают внимание и интерес к революции широких масс".[12]

Аналогичные мысли высказывал Кропоткин в статье по поводу цареубийства

1 марта 1881 года: "Конечно, нечего надеяться, что Александр III изменит

политику своего отца. Значение события 1 марта важно не с этой точки

зрения. Событие на Екатерининском канале имеет для нас большее значение

прежде всего потому, что это событие нанесло смертельный удар самодержавию.

Престиж "помазанника Божия" потускнел перед простой жестянкой с

нитроглицерином. Теперь цари будут знать, что нельзя безнаказанно попирать

народные права. С другой стороны, сами угнетаемые научатся теперь

защищаться. Как бы то ни было, первый удар, и удар сокрушительный, нанесен

русскому самодержавию. Разрушение царизма началось, и никто не сможет

сказать, когда и где это разрушение остановится".

Двадцать лет спустя Кропоткин оставался на тех же позициях. Вспоминая

о положении дел в России в конце 1870-х годов, он писал, что "когда под

влиянием выстрела Засулич, вооруженного сопротивления якобинцев в Одессе и

виселиц небольшая кучка молодежи решила пойти на террор, теоретически

отдавая должное внимание деревенским восстаниям, на деле они думали только

об одном - терроре политическом для устранения царя. Я же считал, что

революционная агитация должна вестись главным образом среди крестьян для

подготовления крестьянского восстания. Не то чтобы я не понимал, что борьба

с царем необходима, что она вырабатывает революционный дух. Но, по-моему,

она должна была быть частью агитации, ведущейся в стране, и отнюдь не

всеми, и еще менее того - исключительным делом революционной партии. Лично

я не мог себя убедить, чтобы даже удачное убийство царя могло дать

серьезные прямые результаты, хотя бы только в смысле политической свободы.

Косвенные результаты - подрыв идеи самодержавия, развитие боевого духа, - я

знал, будут несомненно. Но для того, чтобы всей душой отдаться

террористической борьбе против царя, нужно верить в величие прямых

результатов, которые можно добыть этим путем. Этому-то я и не мог верить до

тех пор, пока террористическая борьба против самодержавия и его сатрапов не

шла бы рука об руку с вооруженною борьбою против ближайших врагов

крестьянина и рабочего и не велась бы с целью взбунтовать народ. Но хотя бы

о такого рода агитации и говорилось в программах, особенно "Земли и воли",

но на деле никто не хотел заниматься ею, а Исполнительный комитет и его

сторонники прямо-таки считали такую агитацию вредной. Они мечтали двинуть

либералов на смелые поступки, которые вырвали бы у царя конституцию, а

всякое народное движение, сопровождающееся неизбежно актами захвата земли,

убийствами, поджогами и т.п., по их мнению, только напугало бы либералов и

оттолкнуло бы их от революционной партии...Я глубоко убежден, - заключал

Кропоткин, что в настоящую минуту (лето 1899) для России необходимо

крестьянское восстание как единственный исход для теперешнего

положения".[1]

Однако впоследствии, - возможно, под влиянием успехов эсеровского

террора, Кропоткин несколько изменил свои взгляды относительно прямых

последствий удачных террористических актов. Говоря об убийстве

С.М.Кравчинским начальника Третьего отделения Н.В.Мезенцева, Кропоткин

подчеркивал, что нападение на шефа жандармов не было "простою товарищескою

местью", подобно выстрелу Веры Засулич. Покушением Кравчинского

"объявлялась война одной из главных опор государственной власти в России, -

тайной государственной полиции, стоявшей выше всех законных властей и

бесконтрольно державшей в своих руках судьбы интеллигентной России...

удавшееся покушение на шефа жандармов имело, в свое время, такое же

решительное влияние на ход событий в России - в революционном направлении,

- какое имело недавно нападение на министра внутренних дел фон Плеве. Оно

подрезало на несколько лет силу государственной полиции и подсекло, на

время, опиравшийся на него государственный строй".

Роль революционного меньшинства Кропоткин видел прежде всего в

возбуждении революционной активности масс, подталкивании народа к

восстанию. Об этом - зажигательные строки "Бунтовского духа": "Когда в

какой-нибудь стране общее положение становится революционным, но дух

протеста еще недостаточно развит в массах, чтобы проявиться в шумных

уличных демонстрациях, бунтах или восстаниях - тогда именно делом удается

меньшинству пробудить чувство личного почина и смелость, без которых

невозможна никакая революция. Люди чувствующие, люди, которые не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7