| |||||
МЕНЮ
| Курсовая работа: О систематизации и методах исследования фразеологических материаловТакой же переход или сдвиг от жуткого древнего реального значения к бледному, почти лишенному эмоциональной окраски и конкретного содержания - метафорическому видим и во фразеологической формуле: Gyvam kailio nelupsi (III, 11789) - буквально: 'С живого кожу не будешь драть', а употребляется теперь в значении 'Что с него возьмешь!' Подтверждением этого вторичного значения служит более полная форма речения: Gyvaam kailio nelupsi, о taip nieko daugiau neturi, tai ka is jo beimsi? (Ill, 11790) - 'С живого кожу не будешь драть, а раз у него больше ничего нет, так что же возьмешь с него?' В русской идиоматике тоже нередки случаи разрыва старой живописующей поговорки и превращения пережиточного фрагмента ее в "неразложимое словосочетание". Говорят: "Голод не тетка" - и мало понятно, как это сложилось; почему не "Голод не родной отец", например? Старая полная форма поговорки вполне объясняет это: "Голод не тиотка, пирожка не подсунет" (Сборник XVII в., изд. П. Симони, с. 91, № 599). Говорим: "Как с гуся вода" по самым разнообразным поводам, и значит это: '(Его, ее, их) это ничуть не огорчило (не смутило)', а старая формула была значительно конкретней и не допускала такого широкого и вольного применения: "Што с гуся вода - небыльные слова" (П. Симони, с. 157, № 2654), т. е. "Несправедливые упреки, обвинения (небылицы) легко опровергнуть". Очень и очень редко происходил процесс обратного направления: древние сжатые лаконичные формулы идиоматического типа развертываются, раскрываются в более полный, вразумительный образ, утрачивая при этом идиоматичность. В сборнике пословиц и загадок XVII в. читаем: "Аще-аще, что меду слаще?" (П. Симони, с. 77, № 131). Можно догадываться, что это была загадка-глум, осмеивающая сластолюбивого монаха или дьячка (вспоминаем злополучного любовника "дражайшей Солохи" в повести Гоголя "Ночь перед Рождеством", дьяка Афанасия Никифоровича). Подтверждение такому пониманию находим в современной частушке:
Ходи милый чаще! Чего тебе слаще? Либо сахар, либо мед, Либо милка обоймет [16].
Такие исключения тоже подтверждают правило, т. е. помогают нам понять природу и пути образования фразеологии. 5 Весь приведенный мною выше материал показывает, как кристаллизуется идиоматика языка. Исходными оказываются свободные обороты речи, полные по составу, нормальные по грамматическому строю, прямые по значению. Семантическое обновление наступает обычно в силу все более вольного, переносного употребления: от конкретного значения к абстрактному, от частного случая к обобщению. Новое метафорическое значение имеет тенденцию к слитности, к некоторому упрощению. Параллельно этим семантическим процессам происходит обычно утрата некоторых звеньев фразы, тех слов, например, которые более всего относились к конкретному частному значению первоначальной фразы; далее меняется и грамматическая структура, а по мере общего переформирования системы языка старые устойчивые формулы все более и более становятся неразложимыми семантически, лексически и грамматически. До наших дней доходят нередко только более или менее загадочные фрагменты древних речевых стереотипов. Понятно, что до нашего времени сохранился далеко не весь запас фразеологических сочетаний прошлых эпох, утраты в этой области гораздо значительнее, чем в словарном составе языка. Ведь далеко не полностью наш старый фразеологический запас отражался в памятниках письменности, и мы видели уже, что большинство документированных фразеологических словосочетаний древней поры исчезло из употребления, стало нам неизвестным. Доказательством того, что в общем разговорном обиходе находится большое количество идиоматизмов, не принятых, не фиксируемых в литературном языке, может служить хотя бы наличие в Толковом словаре Даля множества фразеологических сочетаний, остающихся и до сих пор за пределами литературного языка. В феодальную эпоху различие и дистанция между разговорной речью и книжным языком, как известно, были гораздо больше, поэтому и не книжных, а исключительно разговорных идиом, не оставивших следов в литературном языке, должно было быть еще больше, чем теперь. Это подтверждают записи разговорных фразеологических словосочетаний в Русско-английско-латинском словаре Ричарда Джемса 1618-1619 гг. Вот несколько примеров из большого количества имеющихся у него материалов: л. 70: golova travil (голова травил) - he hath killd a man ('он убил человека'); л. 65: cerdita pogodia (сердито погодье) - foull wether, a storme ('ненастье, буря'); л. 50: вodou posadit (в воду посадить) - to put under the water ('утопить в воде'); л. 59: otecheskie diti (отеческие дети) - well born men ('люди хорошего рода'); л. 26: Spolate tebea, derisor (исполать тебе) - You doe worthily (насмешливо 'вы достойно поступаете'); л. 71: Za chest! (за честь) - I like it ('это мне по сердцу'); л. 55: Rot poluskait (рот полоскать) - to wash the mouth, as they say when on munday they will drink 3 or 4 charkes of wine and beere to clense their pockmeli ('промыть рот - так говорят в чистый понедельник [т. е. первый понедельник великого поста], когда хотят выпить 3-4 чарки вина, чтобы опохмелиться'); л. 69: Ne statishna deala (не статошно дело) - this is a buisnesse not to be effected ('это дело не выйдет'); л. 61: Grex le snait! (грех ли знает!) - so they speak in some doubts ('так говорят они, когда находит сомнение'). Вероятно, последнее речение - эвфемизм вместо: Черт ли знает!, теперь говорят: Черт его знает! В каждой из приведенных записей Р. Джемса есть главный признак идиоматичности - прибавочная значимость. Подводя итоги сделанных выше наблюдений, мы можем наметить формулировку тех условий, какими определяется закономерность развития фразеологических стереотипов из переменных ("свободных") словосочетаний: 1. Первым условием образования идиоматических оборотов речи является утрата реалии, того жизненного опыта, явления, которому соответствует словосочетание в своей номинативной функции. Реалия отходит в историческое прошлое или существенно меняется, а это обусловливает потерю прямого значения соответствовавшим ей речевым выражением, невозможность непосредственного применения словосочетания. Утрату верования, смену воззрений, изменение социальных отношений, как это понятно, мы тоже относим к категории "исторической потери реалий". Уже в XVII в. казались идиоматичными, например, такие старые поговорки: "Жил бы и в ОрдЬ, только бы в добрЬ" (П. Симони, с. 104, № 994); "В боярский двор ворота широки, да з двора уски" (там же, с. 88, № 502). 2. Самым существенным и решающим условием преобразования простого речения в идиоматическое было семантическое обогащение, называемое метафоризацией, сущность которого в расширении и обобщении значения в сторону образной типичности. Примеры из сборника пословиц XVII в.: "Ьжь медведь татарина, а оба не надобе" (П. Симони, с. 160, № 2745); "ЦЬловалъ воронъ курку - до послЬднева перышка" (с. 154, № 2568), "Было ремесло да хмелемь зарасло" (с. 81, № 271). 3. В долгом речевом обиходе излюбленные выражения утрачивают подробности, укорачиваются, сохраняя лишь самые необходимые элементы, часто - только начало формулы. Привычное, давно известное, всем памятное понимается с полуслова, с полунамека. Первоначальный, нормальный состав речения деформируется, от него остается сигнальный фрагмент, который скоро превращается в идиому, неразложимое словосочетание, так как полная и ясная - исходная формула забывается. Таково третье условие. В сборнике XVII в. сохранилась полная форма речения: "Хлопот полон рот, а перекусить нечево" (с. 148, № 2410). Теперь говорится только начало: Хлопот полон рот, что и обусловило превращение этого речения в идиому. 4. С этим умолчанием и последующим забвением части словосочетания может быть связано и нарушение первичной грамматической структуры, но и помимо того изменение грамматической формы речения, сохраняющегося в обиходе веками, происходит в связи с общей эволюцией грамматической системы языка. Знакомые нам, еще живые фразеологические сочетания в сборнике пословиц XVII в. сплошь и рядом имеют те или другие отличия чисто грамматического свойства: "Волки бы сыты, а овцы бы целы" (с. 86, № 442), "Языкъ Киева даведетъ" (без предлога) (с. 161, № 2763). Раньше, еще в XVII и XIX вв., говорили: "Трусу праздновать", т. е. 'справлять праздник (святому) Трусу' (иронически), а теперь: "Труса праздновать". Предложенный мною перечень условий закономерного образования фразеологических стереотипов может вызвать такой вопрос: а могут ли образоваться, образуются ли идиомы в современном языке? Или это характерно только для пройденных этапов истории языка, и новых идиом не будет? Для того чтобы идиома как фрагмент забытого речения, которому свойственна полная спайка компонентов (семантическая, а часто и грамматическая неразложимость), могла вполне созреть, нужны века. Но фразеологические словосочетания включают не только идиомы, а и единства разной степени слитности. Следовательно, в современном языке могут зарождаться такие целостные словосочетания. На протяжении XIX - XX вв. можно наблюдать переход от вполне текучих ("свободных") к устойчивым словосочетаниям, часть которых, возможно, превратится со временем в идиомы. Переходные типы от простых выражений с прямым и конкретным значением к фразеологическим стереотипам возникают и сейчас. Нет никаких оснований отрицать дальнейшее обогащение языка фразеологическими средствами на современном этапе его развития. Путь мысли от частного к общему, от конкретно-единичного к типично-обобщенному отражается в языке созданием метафорических, образно-иносказательных выражений, а дальше - отвлеченно-точных формул и условно-символических обозначений. Иными словами, создание фразеологических словосочетаний неотъемлемо присуще историческому развитию, обогащению и совершенствованию языка. Поэты и писатели нередко находят применение ходовым метафорическим словосочетаниям и идиомам не в их традиционном составе, а в обновленном виде, для полной ясности их применения к частному случаю или для нового их понимания. Ср.: "рыцари безнаказанной оплеухи" (вместо рыцарь печального образа) или "пустоцветы красноречия" (вместо цветы красноречия) у Салтыкова-Щедрина; "люби во все лопатки" (вместо беги во все лопатки) у Чехова [17]. Примеры "идиом в зародыше" могут послужить проверкой правильности предложенного выше определения условий образования идиоматических сращений. На экзамене я услышал от студентки, смущенной вопросом, на который она не рассчитывала, такой ответ: "Это для меня потемкинская деревня!" Фразеологическое сочетание потемкинские деревни употребляется уже давно, по крайней мере с начала XIX в. Первоначально конкретное наименование тех эфемерных деревень, которыми обставил "светлейший князь" Потемкин-Таврический путь следования в Крым царицы Екатерины II с иностранными послами, скоро стал иносказательным обозначением показного, мнимого благополучия, затем всякого вообще очковтирательства. Так было до сих пор для тех, кто знал историю и верно представлял себе происхождение выражения "потемкинские деревни". Но некоторые представители нового поколения, недостаточно осведомленные в русской истории XVIII в., переосмысляют этот ходячий оборот речи. Они ассоциируют его уже не с именем Потемкина-Таврического, а с "потемками" или "темной деревней". Поэтому стало возможным и заменить форму множественного числа формой единственного: "Это для меня - потемкинская деревня!" Приведу литовский пример. В романе выдающегося литовского писателя Виенуолиса "Пуоджюнкиемис", в сцене схватки революционно настроенных рабочих с агитаторами клерикальной партии во время предвыборной кампании буржуазной эпохи, читаем такую реплику: Ar tu zinai, kas tai yra davatka? ('Знаешь ли ты, что такое девотка?'); Tai velnio nesta - ir pamesta - zmogysta! В дореволюционной литовской деревне девотки (старые бабы "святоши") были добровольной агентурой ксендзов, сплетничали, клеветали, шпионили, доносили, губили людей. Понятна ненависть и отвращение к ним молодежи, передовых людей. Эта социальная оценка и выражена здесь в шутливой формуле, скрепленной ритмом и рифмой, она имеет признаки фразеологичности и, вероятно, распространится как "крылатое словцо". Приблизительный перевод второй части реплики: 'Это горе-человечица, чёртом ношена, да брошена!' 6 Дальнейшим итогом этой работы должна явиться такая классификация фразеологического материала, которая отвечала бы нуждам исторической фразеологии. Если в основу классификации, как показано, необходимо положить исторический принцип становления идиом, постепенного накопления идиоматичности в развитии от текучих словосочетаний к неразложимым, то и разряды в классификационной схеме должны отражать отдельные, ясно различимые этапы развития и перестройки исходных словосочетаний. 1. Итак, первый разряд - это переменные словосочетания, господствующие в каждом языке на любом этапе его развития. По ступеням восхождения к неразложимым сочетаниям (идиомам) ближайшей категорией в имеющихся классификациях должны быть переходные от свободных к устойчивым, стереотипным словосочетаниям. В схеме Ш. Балли - это терминологические сочетания, четвертый подраздел среднего (2-го) типа. Я исключаю такую группу по приведенным выше соображениям: новые научные сложные термины вовсе не относятся к фразеологическим словосочетаниям, а традиционные, средневековые или античные сложные термины надо распределить между группами метафорических и неразложимых, смотря по их составу. Не вижу надобности и в сохранении третьей группы в схеме акад. Виноградова ("фразеологические сочетания"), так как сюда попадают выражения с минимальной степенью идиоматичности, находящиеся как бы на периферии подлинно фразеологических соединений, не имеющие своих характерных и показательных примет. Это преходящий, кратковременный эпизод в истории образования идиоматики языка. В классификации, прежде всего, должны быть четкими границы разрядов; так и было бы, если бы деление имело историческую базу, если бы группировалсиь достаточно оформившиеся, определившиеся разновидности, а не зыбкие "проходные" явления. 2. Второй разряд словосочетаний отчетливо выделяется наличием стереотипности, традиционности и метафорического переосмысления, отхода от первоначального значения, иносказательным применением. Мы назовем эту группу метафорическими словосочетаниями - по главному, определяющему их признаку. Это соответствует "фразеологическим единствам" в схеме акад. Виноградова. 3. Третий и последний разряд - идиомы ("фразеологические сращения" акад. Виноградова и "неразложимые речения" Ш. Балли). От метафорических словосочетаний идиомы отличаются более деформированным, сокращенным, далеким от первоначального составом (лексическим и грамматическим) и заметным ослаблением той семантической членораздельности, какая и обусловливает метафоричность, т. е. смысловую двуплановость. Идиомы, как было сказано, образуются в итоге долговременного развития и формы и значения словосочетаний; это последний этап, так как в дальнейшем они могут только выпадать из фразеологического запаса, либо превращаясь в служебные элементы речи, либо вовсе исчезая из обихода. Предложенная трехчленная схема отражает основные этапы истории словосочетания - от "свободного" к неразложимому. Сперва наименование реалии - прямое выражение восприятия какого-нибудь явления действительности, затем переносно-образное выражение обобщающей мысли, наконец, условный символ, в котором образность, семантическая двуплановость затемняется. Чем дальше зашла внутренняя и внешняя деформация или перестройка первичного выражения, тем меньше образности, тем бледнее и отвлеченнее его значение. Ну что, например, осталось от былой образности в идиоме Как пить дать, ставшей синонимом наречий неминуемо, обязательно? Итак, не шестичленная и не четырехчленная, а более простая - трехчленная схема: а) обычные словосочетания (переменные, "свободные"); б) устойчивые метафорические словосочетания ("фразеологические единства", "стереотипные речения"); в) идиомы ("фразеологические сращения", "неразложимые речения"). 7 Можно ли ограничиться изучением фразеологического материала в историческом плане? Нет, конечно. Вопросы о применении его, о судьбах в современном языке, об удельном весе в фонде выразительных средств языка - не менее важны. Но функциональная характеристика несвободных словосочетаний лежит всецело в области стилистики. Едва ли можно на первый план стилистического изучения идиом и метафорических словосочетаний выдвинуть степень спаянности элементов, взаимоотношение первого и второго компонентов. Для стилистики наиболее актуальны вопросы: 1) о "внутренней форме" фразеологических соединений, о втором семантическом плане, образе; 2) о типической широте обобщения; 3) о мотивировке включения фразеологических материалов в контекст, в литературную композицию; 4) об отношении лексико-семантического состава и грамматической структуры идиомы к живым нормам языка. Наконец, для стилистики небезразлично определение ближайшего источника, социальной среды, откуда пришло в литературный язык вообще или в язык данного писателя то или другое устойчивое словосочетание. Стилистический эффект книжно-литературных идиом отличается от эффекта фразеологических стереотипов фольклора или народных говоров, а еще более ощутимы в стилистическом отношении профессиональные и арготические фразеологизмы. Сравните: 1) литературно-книжные: скользит по поверхности; смотрит сентябрем; служит верой и правдой; 2) фольклорные: вольному воля, ходячему путь (П. Симони, с. 85, № 392); В чужие сани не садись (там же, с. 88, № 498); 3) профессиональные: Алтыном воюют, алтыном торгуют, а без алтына горюют (там же, с. 75, № 77); Ахтуба пуста, а без караула не гуляй (там же, с. 74, №31); Бейся не бойся, без року смерти не будет (там же, с. 83, № 348); 4) арготические: Шито ожерелеицо - в два молота на стуле (там же, с. 157, №2680); Хорошо ожерелье - на турское дЬло - в три молота стегано [о шейном кольце колодника] (там же, с. 151, № 2479). Разработка фразеологии в стилистическом плане неотделима от общего стилистического анализа языка писателя. Я ограничусь этими замечаниями, так как стилистическое изучение идиоматики - тема следующей статьи. Примечания 1. Мое мнение по этому вопросу таково. Идиоматически-целостные сочетания, с точки зрения лексикографа, являются словами, особым разрядом слов, поэтому их следует без колебаний помещать в словарях в виде отдельных статей, печатая жирным заголовком весь идиоматический оборот речи, вместо того чтобы прятать этот материал в концовках статей на то или другое составляющее слово. Что же касается "фразеологических единств", не столь целостных, как идиомы, то их по-прежнему надо помещать под одним из слов-компонентов, но не под грамматически управляющим словом, а под тем, которое создает метафорическое значение всего словосочетания, - оно и является его смысловым фокусом и, как правило, имеет не прямое, а переносное значение. 2. Это свидетельство "Азбуковника" дает прочное основание для установления традиции XVII в. в толковании известного сравнения из "Слова Даниила Заточника (Академический список, изд. Н. Н. Зарубина. См.: "Слово Даниила Заточника,.." Л., 1932, с. 5-6): "аки нощный вран на нырищи", т. е. на развалинах башни. 3. См.: "Труды Юбилейной научной сессии ЛГУ". Секция филологических наук. Л., 1946, с. 45-69. 4. Акад. А. А. Шахматов. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1947, с. 339-364. В том же 1947 г. в книге "Русский язык (Грамматическое учение о слове)", с. 21-28, он [В. В. Виноградов] сжато повторил содержание двух названных статей. 5. Следовало бы рассмотреть семантическую перспективу этих изменений объема словосочетания. Если принять во внимание еще и вариант: Ни в зуб ногой, то едва ли можно сомневаться, что этот оборот речи крепостной эпохи означал первоначально: 'При надобности даже дать зуботычину для поощрения не умеет!'; затем: 'Ни к чему не годен', 'Ничего не умеет'. В конце концов Ни в зуб стало синонимичным выражению: Ни аэа! 6. Следует заметить, что трудности исторического изучения не менее значительны в других разделах лингвистики: реконструкция звукового состава или грамматического строя языка по памятникам отдаленного прошлого так же может казаться "субъективной, спорной, сомнительной", как реконструкция в области семантики, лексикологии или фразеологии. 7. См.: Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII - XIX столетий. Собрал и приготовил к печати Павел Симони. Вып. 1. СПб., 1899, с. 73-162. 8. См. подбор материала: Михельсон М. И. Русская мысль и речь. Опыт русской фразеологии. Т. 2, с. 57. 9. См.: Зарубин Н. Н. (сост.). Слово Даниила Заточника. - Памятники древней литературы. Вып. 3. Л., 1932, с. 12,18 и 26. 10. См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I, с. 253. 11. Слово Даниила Заточника. Чудовский список, XV в. - Это значит: "Развеселюсь, как веселятся кочевники, снимаясь со стойбища, пускаясь в путь". 12. Старинные сборники русских пословиц... Собр. П. Симони, с. 86, № 426. 13. Старинные сборники русских пословиц... Собр. П. Симони, с. 92, № 614. 14. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Т. II, с. 13, грамота 1508 г. 15. Kreve-Mickevicius V. Patarles ir priezodziai. T. I. Kaunas, 1934, p. 560; т. II, ib., 1935, p. 320; Lietuviu patarles ir priezodziai. T. III. Kaunas, 1937, p. 205. 16. Русская частушка. Л., 1950, с. 220 (Б-ка поэта). 17. См.: Ефимов А. И. Об изучении языка художественных произведений. М., 1952, с. 69, 80. Список литературы Б. А. Ларин. О систематизации и методах исследования фразеологических материалов. |
© 2009 Все права защищены. |