Курсовая работа: Придворное общество Франции по мемуарам герцога Сен-Симона

И вот монсеньер умер, и двор резко переменился (эти перемены во многом были похожи на перемены после смерти короля, потому что в нём действовали одни и те же, практически, персонажи и царили равные настроения): "В то время, как Медон полон был ужаса, в Версале всё было спокойно. "[79] Весь Версаль, прибывающий и прибывший, можно было найти у герцогини Бургонской. "Все дамы в спальных костюмах, двери раскрыты, все в смятении. "[80] Церемония раздевания происходила при новых обстоятельствах. а именно - в присутствии толпы людей, полной смущения. "Все присутствующие представляли собой фигуры по истине выразительные. Надо было только иметь глаза, ничего даже не зная о жизни двора, чтобы различать заинтересованность, написанную на одних лицах, или равнодушие - на лицах других, которые не были затронуты событием; одни оставались спокойными, другие были проникнуты скорбью или принимали скорбный или сосредоточенный вид, чтобы скрыть чувства освобождения и радости"[81] - ничего не напоминает? Конечно напоминает - состояние двора после смерти короля. Только масштабы варьируются. Монсеньера больше не было - это факт: "об этом знали, об этом говорили, никто больше не чувствовал никакого стеснения по отношению к нему"[82] - люди и их мелкие душонки стали свободны от политики и просто тревожно бегали из угла в угол дабы создать картину хоть какого-то движения. Лакеи "хныкали" по господину в дальних углах в то время как другие "бежали за новостями и всем видом показывали, чью лавку они сметут"[83]. Другие стонали и хвалили монсеньёра на все лады, третьи уже начинали беспокоиться о здоровье короля, четвёртые были довольны собой и своей игрой, а пятые уже "погрузились в раздумье о последствиях неожиданного события и больше всего о собственной судьбе"[84]. Нельзя более детально описать состояние и вообще всю картину двора чем посмотреть на всех этих членов так называемого общества в такие минуты и моменты - здесь открывается как раз-таки вся подноготная придворного общества в самых мельчайших подробностях. Если бы Людовик только мог увидеть всё это и если бы только у него хватило смелость постараться понять её, эту картину, то, возможно, он бы понял что и кто находиться вокруг него день и ночь. Но, увы, это не произошло.

И, будто бы читая мысли читателя, Сен-Симон замечает далее: "надо признаться, что для тех, кто хорошо знаком с интимной картой какого-нибудь двора, первые впечатления от редких события такого порядка представляют чрезвычайный интерес. Каждое лицо напоминает вам заботы, интриги, пот, пролитый для продвижения карьеры, для создания и организации заговоров; молочность, низости всякого рода; чрезвычайные и неожиданные достижения одних (и я был в числе таких!), бешенство, какое от этого испытывают другие, их досада и необычайные трудности это скрыть"[85]. Все они смущены из-за расстроенных замыслов и планов, в растерянности, что же делать дальше и что ожидать теперь, когда всё вроде бы рушиться прямо у них на глазах, - "вся эта груда живых картин и важных происшествий дает огромное удовольствие тому, кто умеет охватить их, удовольствие, которое, - как бы ни было оно непрочно, - самое сильное из тех, какими можно насладиться, наблюдая за жизнью какого-нибудь двора"[86]. И тому удовольствию Сен-Симон предавался долго и упоительно, смакуя каждое по отдельности.

Самое ужасное, или наоборот - комичное, что люди просто напросто ещё не осознали всё происшедшее в полном объёме, они только прикоснулись к этой обстановке после смерти монсеньёра, но так и не прочувствовали что его действительно больше нет и что теперь всё по-настоящему измениться. Но это - уже отдельная история.

Сен-Симон, специально для лучшего понимания читателя, подробно рассказывает нам о распределении королевских апартаментов в период последней болезни короля, который перестал выходить из своей спальни: двор целый день занимал галерею и никто не задерживался на долго в смежной с комнатой короля передней зале, кроме служащих аптеки и близких слуг, она лишь имела свойство быть проходной в данное время. Имевшие право входа, которое будет разобрано в другой главе, проходили через зеркальные двери из галереи, их каждый раз закрывали, через них входили и министры с секретарями и пребывали в соседнем кабинете. Принцессы и принцы крови тоже не проходили дальше без вызова короля. в течение всего дня никто не входил в комнату короля кроме как через кабинет совета, кроме уже упоминавшихся первых слуг и служащих при аптеке[87]. Месса совершалась, как и прежде, король обедал в постели и исповедовался. В целом, мало что изменилось с болезнью короля, только лишь размеренность и спокойствие теперь стали главными законодателями образа жизни двора, дабы не волновать больного.

При дворе короля царствовало изумительное смешение света и тьмы, кто на первый взгляд казался другом и соратником под покровом ночи превращался в злейшего врага. Выбраться из огромного числа слуг и подданных человека, который по-настоящему стоил бы приближения было практически невозможно, так как скрытые мотивы пестрили своим разнообразием, а честность и благородство уже давно вышло из употребления. Двор представлял собой театр, где управителем был король, а актерами придворные, но над ним всегда стояли люди ума и рассудка. которых так управитель не любил, но искоренить не смог бы никогда - иначе бы весь театр потерпел фиаско. Театр переезжал с места на места временами, декорации сменяли друг друга, актеры менялись ролями, но смысл оставался всегда одним и тем же - сделать приятное управителю, угодить ему и не потерять по возможности своё лицо. Иногда действие разбавлялось каким-либо происшествием на подобие смертей из-за заговоров или в результате других обстоятельств и тогда весь ход игры менялся, но не надолго. Как и любая река она рано или поздно опять возобновляет свой темп и её течение крайне сложно изменить. Так же и Двор - всё рано или поздно возвращалось на круги своя.

"Этот надменный монарх, который держал в оковах всю Европу, который наложил тяжелые цепи на своих подданных всякого звания. а так же на членов своей семьи всех возрастов, который гнал свободу, вплоть до того, что отнял её у совести людей, притом самых святых и правоверных, - этот монарх стонал под бременем оков. Какой конец царствования, которым так долго восхищались, которые в минуты самых крайних неудач блистало величием, благородством, отвагою и силой! И какую бездну слабости, ничтожества, стыда, унижения он почувствовал, отведал, испил до дна, возненавидел и всё же пережил во всей полноте, не имея сил ни ослабить, ни облегчить возложенные на себя узы! О Навуходоносор! Кто сможет измерить глубину справедливости божьей, кто осмелиться не пасть ниц перед лицом его!"[88].

После смерти регента "при дворе мало было заметно сочувствия, так как здравый смысл развращен там страстями"[89], одни понимали и чувствовали тяжесть утраты, другие были огорчены, но не жалостью о бывшем регенте, а скорее о грядущем будущем, а преобладающее большинство двора и вовсе не жалело бедного почившего регента, потому что одни были против него, а другие - потому что были возмущены его жизнью и им самим, "это толпа неблагодарных, которым полон мир и которые при дворе составляют огромное большинство"[90]. Словом, все были рады смерти регента, даже больше, чем всем предшествующим смертям.

Так мы может видеть как менялся двор, его обитатели на протяжении всего времени. описываемого в "мемуарах" Сен-Симоном, динамику изменения его настроения, людей в нём и сценариев. Потому что, как и любой живой организм, двор откликался и реагировал на мельчайшие изменения внутри, а иногда и вне его. Всё больше отгораживаясь от внешнего мира, придворное общество начинало принимать вид отшельников - затворников, которым важны лишь собственные происшествия. у которых имеются свои традиции и верования, которые живут лишь в этих рамках или стенах и не хотят, и не желают выбираться за них. Внешняя жизнь - чужая жизнь, а чужого им не надо, по крайней мере, в таком понимании чужого.

В) Внешняя атрибутика (сервировка, обстановка, интерьеры, экипажи, одежда и т.п.)

"В стране следует продвигать людей,

способных к управлению,

не руководствуясь при этом ни родственностью,

ни враждебностью,

ни личными предпочтениями"

Чжан Ян Хао

Если подразумевать придворное общество как отшельников, затворников, живущих в своём маленьком мире, то тогда становиться более понятно, почему церемониал, отношения и маленькие происшествия, а иногда и большие, столь сильно находили отражения и столь громко отзывались в каждом члене общества. Тогда становиться более ясно, почему так важно было быть кем-то, пускай ценой невероятных усилий, для них цели оправдывали средства. Всю совокупность символов придворной жизни двора, а именно этикет, сервировка, обстановка и интерьеры, внешняя и внутренняя жизнь, одежда, обращения и многое другое я объединила в группу под названием внешняя атрибутика дабы просто не запутаться во всём этом многообразии и попытаться пошагово разобраться во всём.

Пошаговый разбор внешней атрибутики нам упрощает автор, по ходу повествования сам объясняя тот или иной церемониал, высказывая своё к нему отношение и проводы параллели с ещё одним, так е заслуживающим внимание.

Внешняя атрибутика придворного общества является если не главной, то одной из центральных частей повествования. Одно "правило (церемония) стула" чего стоит, о котором будет рассказано позже, или утренняя церемония переодевания короля, которая повторяется вечером с точностью да наоборот. А держание свечи? Этому вообще можно посвятить отдельную главу, потому что цинизм и эгоизм здесь неисчерпаемо велик и колоритен. Одежда прислуги, сервировка стола, перечень блюд, подставка для дам (в этом и выражается положение, титул и личностные отношения, к слову), занавески для карет, парадные и не очень въезды в замки, обувь, разнообразные шляпы, обстановка спальни короля и её разделение на "зоны" или "части" (называть можно по-разному, суть не меняется), интерьер самого замка - перечислять можно до бесконечности все составляющие внешней атрибутики, но смысл всего этого - её подчинение и направленность на титулы, положение, власть, внешнюю оболочку и связи человек в обществе, что составляло всю их жизнь и являлось для них самой важной её частью.

Придворная жизнь короля носила в основном публичный характер по причине самой сути его фигуры - вечная публичность и никакой личной жизни, по крайней мере, уж совсем личной, точно. Вокруг него постоянно крутилось человек 15-20 разных званий, чинов и мастей, все они были подчинены одной "великой" цели - угодить, помочь, нашептать, ублажить. И не дать упасть в грязь лицом, а точнее - короной. К этому придворному обществу нередко могли примешаться любопытствующие или просителя (хотя они не надолго задерживались, ведь двор у нас предстаёт в образе некоего затворника, не будем об этом забывать). Отсюда и проистекает право прошения, которое мог передать королю в принципе каждый подданный, да вот только не факт ещё, что король это прошение рассмотрим - вот в чем лошадь то закопана! И тем не менее, по инициативе Людовика эта практика была введена примерно с 1661 года, дабы познакомиться с непосредственными заботами и нуждами своих подданных. Прошения обрабатывались государственными секретарями и, снабженные соответствующим рапортом, передавались королю, который выносил решение по каждому случаю лично.

Отдельно хотелось бы выделить "Путешествия" и выходы в "свет" как одну из составных частей картины нравов: Что же за придворное общество без постоянных выходов в свет, путешествий, так называемых пикников, смотров войск и прочих увеселительных мероприятий? Право дело, в такие моменты человеческая личность предстаёт ещё более многогранной и неожиданной. Приток персонала и членов общества постоянно рос и усиливался и Версаль уже просто не мог вмещать их всех в себе одном (мир большой, а я такой маленький!) и своеобразные путешествия, выезды на смотр войск стали очень хорошим выходом из создавшейся ситуации.

Его армия была самой многочисленной, лучше всего организованной и руководимой, что прекрасно знал Людовик и чем постоянно хвастался. Его дипломатия господствовала над всеми европейскими дворами. Французская нация своими достижениями в искусстве и науках, в промышленности и торговле достигла невиданных высот. Версаль стал центром всей великосветской жизни, в которой царили вкусы самого Людовика и его многочисленных фавориток. что и не удивительно - неужели бы никто не воспользовался возможностью привить свои вкусы всему миру?

В самом начале Сен-Симон рассказывает о выезде короля с дамами во Фландрию 10 мая. Как и ожидалось, сначала король "выписал своих дам в лагерь"[91], затем конечно же накормил, дабы смотр войск прошел для них наилучшим образом. В главе, посвященной лагерю в Компьене мы можем более детально рассмотреть традицию смотра войск и церемониал по этому поводу: "Король захотел блеснуть перед Европой своим могуществом, которое она считала истощенным такою долгою войной…он повелел устроить лагерь в Компьене под командованием маршала Буффлера"[92]. Вообще, главной целью таких смотров и соответствующих выездов на них, являлось хвастовство и доказательство собственной силы и мощи, и пускай ни того, ни другого не было и в помине. Дама же такие "вылазки на природу" доставляли чисто эстетическое удовольствие и служили лишь развлечением. В итоге это приобрело вид соревнования, в которых иногда приходилось раскаиваться, как в случае с Компьеном. "Командиры прибавили к величественной и воинственной красоте людей, вооружения, лошадей убранство и великолепие двора, и офицеры истощили все средства на мундиры, которые могли бы украсить роскошное празднество"[93] - данный вид развлечения я могу присоединить к категории азартных и расточительных, так как огромные количества средств тратились на организацию и постановку данного действа, но результат был непредсказуем.

"Полковники и капитаны держали обильный и тонкий стол, не щадили расходов. Бесчисленные столы были всегда уставлены новыми яствами, которые подавались во всякое время"[94]. А самое забавное - ко столу приглашались абсолютно все - будь ты просто зевакой или не туда забредшим путником. а затем их ещё и удерживали дабы не расходились по домам. Вслед за яствами рекой лились разного рода напитки, словом - ни на что не скупился двор, когда решал развлечься - в ход шло всё, любые ухищрения и цена не имела значение.

"Королю не было равных на парадах, на празднествах, везде, везде, где присутствие дам давало повод быть галантным". [95]

Но причина, по которой я решила выделить эти поездки в отдельную категорию не только картина излишеств и пьянства, тщеславия и дерзости, но и церемониал, который в данной поездке король решил опустить, да и дамы, с другой стороны, решили им пренебречь, чего до этого никто никогда не делал: король не назвал их по именам, а просто разрешил всем ехать. Этот церемониал может показаться сущим бредом, но нужно вспомнить, что любое внимание со стороны короля к придворным воспринималось как дар или благо с его стороны и если сегодня тебя не назвали по имени - день прожит зря. Поворот головы короля в твою сторону уже расценивался как величайшая милость с его стороны, а если он предложил тебе ручку при вылезании из кареты - жизнь удалась, счастье есть!"До тех пор король во всех путешествиях называл имена дам. которые должны были находиться в свите. Тут же всё казалось хорошо, лишь бы поехать"[96].

И всё, после таких вот поездочек предметом разговора пары вечеров после становятся впечатления и обсуждения - кто в чём, как, с кем и когда, о чём и почему. В целом - обычный треп обычного общества, только чуть более циничного, ненастоящего, развращенного и глупого.

При дворе организовывались большие праздничные представления, театральные и музыкальные спектакли, но было много и других возможностей развлечься. Наряду с большими великолепно поставленными праздничными представлениями в памяти придворного общества, благородных семейств Парижа и потомства остались многочисленные представления, названия которых, к сожалению, Сен-Симон не приводит, но самые заинтересованные смогут узнать о них из мемуаров самого Людовика. Увеличение числа участвовавших в этих празднествах придворных позволяет ясно увидеть растущую привлекательность двора. Приток дворян, а также растущее число придворного персонала и прислуги вызвали необходимость расширения официально основанного в 1671 г. города Версаля.

К примеру, лотереи - "с музыкой и игрой, в них принимали участие наиболее приближенные дамы"[97], но королю быстро наскучило такое развлечение, и он перестал его посещать.

На протяжении всего повествования мы можем заметить, что средство передвижения, карета, является тоже частью церемониала, а не просто коробкой на колёсиках дабы доехать из пункта А в пункт Б. Карета всегда отделывалась изысканными тканями внутри и украшалась снаружи орнаментами или рельефами, кучера всегда были одеты в праздничные и красивые камзолы, потому что никогда не знаешь куда поедешь завтра. На задних местах обычно сидел король или месье, а у дверцы и впереди - принцессы и герцогини. Если дамы приезжали в карете на уе вышеупомянутые смотр войск, то король помогал сойти с кареты самым близким или высоко стоящим дамам, а иногда даже подсказывал и разъяснял суть происходящего действия. Хотя это всегда зависело от его настроения и ситуации. Но, так или иначе, карета играла очень важную роль в жизни каждого члена двора - без неё было не обойтись, и она должна была соответствовать, ведь первое впечатление, как говориться, самое важное - а карету видят впереди всего. "Король путешествовал всегда в карете, полной женщин - его любовниц, потом незаконных дочерей, невесток, иногда приглашались мадам, а когда оставалось место, и другие дамы. На охоту, прогулку или ночевку в Марли и в Медон он ездил один в коляске. В карете короля во время путешествия полагалось всегда большое количество съестных припасов: мясных блюд, пирожков, фруктов". [98] Самое забавное - король через какое-то время спрашивал голоден ли кто-нибудь, но сам не ел, а наслаждался видом жующих за обе щёки дам и даже просил их голодать дабы они ели вдвойне интенсивно, а если они если плохо - он обижался, так как считал, что они рисуются. А сам-то любил поголодать дабы подчеркнуть силу своего духа!

Так же король, как заядлый любитель свежего воздуха, настаивал на постоянно открытых окнах и отдёрнутых занавесках, так что дамы даже и не пытались их задернуть дабы не огребсти с полна и не будить в короле зверя, потому что не знали о том, что на деле он - хомячок. В целом, женщинам надо было просто делать вид, что они не замечают чудачества короля, а мужчинам поддакивать и соглашаться, будто бы так и надо.

Ну и кто после этого у нас самый умный во Франции?

Иногда король гулял в садах Марли с г-жой де Ментенон в присутствии всего двора, где король выказывал своей спутнице столь огромную дозу галантности, что челюсть сводит - даже с королевой он держал бы себя менее официозно. Но мы уже наслышаны о влиянии, которое оказывала на короля г-жа де Ментенон, а поэтому, комментарии излишни. Она даже перед королевской обстановкой и самим королём сидела как минимум в кресле, стоящем в самом удобном месте её комнаты, хотя всё называли её скромной и вежливой, а на деле она была чрезмерно самоуверенной взбалмошной особой, хоть и мудрой женщиной, истинной шеей. При разговоре с ней король постоянно снимал шляпу и наклонялся, дабы информация дошла до г-жи де Ментенон в лучшем виде и не испортилась по дороге, а так как она всегда боялась плохой погоды, то стекло опускала лишь на три пальца - её максимум был равен хорошему минимуму, чем она гордилась.

В конце прогулки король провожал её до дворца, прощаясь, а затем продолжая всё шествование. "Это было зрелище, к которому никак нельзя было привыкнуть"[99].

Ранее мы уже говорили о праве первого входа - теперь давайте поподробнее его разберём: право первого входа представляло собой право во всякое время входить к королю. "Право великого входа было вершиной милости, возвышавшей над родовитостью - и именно оно из всех высочайших наград, дарованных маршалам Буффлеру и Виллару, приравняло их к пэрам и позволило передать по наследству своим ещё малолетним сыновьям губернаторства, в то время как король уже перестал давать это право кому бы то ни было"[100]. И всего-то? Про пролезания во все места без мыла мы уже и так знаем, как и про закрытые на это глаза короля, но вот это очередное возвеличивание, дошедшее до абсурда просто умиляет. На самом деле всё намного проще, чем кажется - всего - лишь право в любое время входить к королю, но Людовик поднял эту "церемонию", которую даже и церемонией-то назвать сложно, на совершенно другой уровень. Помните - кабинет начальника как общественный туалет - зайти туда можно только по крайней нужде.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8