Дипломная работа: Внешняя торговля России в X-XVII вв.

Поэтому несмотря на то, что мангышлакские пристани, путь к которым тоже не всегда был свободен от возможных нападений со стороны туркмен, лежали ближе к московским рубежам и дальнейшая дорога от них к Астрахани была более безопасной, все же главная масса торговых грузов направлялась не через них, а степями и песками современного Туркестана и Казакстана; по крайней мере для торговых операций среднеазиатских купцов-тезиков это представляется почти бесспорным фактом, потому что ежегодно в открытых и обширных степях Средней Азии можно было наблюдать картину далеко растянувшихся между степными урочищами и колодцами торговых караванов в количестве от 300 до 400 возов или телег.

Приблизительно до 1630-х годов этот путь выводил их на Волгу главным образом у Самары, или, пересекая р. Яик в более верхнем ее течении и идя на р. Каму, оканчивался у Казани. Более поздняя, так называемая Хивинская дорога выходила уже к Астрахани и может быть прослежена с некоторыми подробностями. Начала действовать она повидимому не ранее первой половины 40-х годов XVII века, за что говорит самое ее название, а также некоторые сведения, заключающиеся в докладной приказной выписи по челобитной хивинского гонца Кутуша ранее июля 30-го 1644 г. Действительно, как известно, столица Хивинского ханства была перенесена из Ургенча в Хиву не ранее 1645 г., а как видно из упомянутой докладной выписи все бывшие в Московском государстве в промежуток между 1621 и 1642 г. среднеазиатские посольства, за исключением одного балхинского гонца, прибывали в Астрахань морским путем. Только с успокоением борьбы в степи, вызванной передвижениями калмыцких племен и с построением около 1640-1641 гг. в самых низовьях Яика нового укрепленного Яицкого городка, еще в конце XVII века ставшего известным под другим названием города Гурьева, эта дорога была окончательно проложена, и по ней зачастили и официальные посольства и караваны торговых людей обеих стран.

Начинаясь от города Хивы, она шла сначала к урочищу Кулабию, в двух днях от него, откуда, через урочище Колпан, - еще одни сутки пути, - выходила к Шамским копаням на пустынном и песчаном плоскогорьи Усть-Урт на расстоянии еще трех недель; далее через три протока Учкана (ключи Учукан) она направлялась к р. Эмбе – по-видимому к урочищу Канлаузе, - оттуда к р. Сагизу, очевидно к урочищу того же названия и достигала наконец Яицкого городка в низовьях Яика; отсюда, через урочище Белужье, р. Берекеть, Бузанский перевоз, проток Арыч и речку Кутумовку доходила до Астрахани; иногда последний отрезок этого пути от Яицкого городка до Астрахани заменялся морским путешествием. На всю эту дорогу уходило от полутора до двух месяцев; на дополнительный же проезд от Хивы до Бухары через Канку, Азаркан, р. Аму-Дарью, пустынную степь за ней, бухарский город Каракол и дер. Салтанскую - от трех до четырех недель. [25]

Реже и очевидно в исключительных случаях использовались два другие более длинные пути, связывавшие Московское государство с Средней Азией через Персию. Это, во-первых, тот путь, которым ехал русский посланник Анисим Грибов в 1646 г., отправившийся из Астрахани морем на персидский город Фарабат, откуда через Астрабад, Мешхед и Мерв должен был проникнуть в пределы узбекских ханств, во-вторых, дорога, которой возвращалось русское посольство Б.А. и С.И. Пазухиных, следовавшее из Средней Азии через Мешхед, Астрабад, Ашреф, Решт, Талыши, Баку, Дербент, Буйнаши и Тарки. Во всяком случае оба эти пути не были теми торговыми артериями, через которые проходил весь товарооборот Москвы и Средней Азии [44,c.16].

Перепечатываемые ниже материалы Н.В. Калачова, извлеченные им из библиотеки Московского архива министерства юстиции, дают весьма ценные и подробные сведения о путях среднеазиатской торговли Московского государства и на другом конце его обширной территории со стороны сибирских владений. Здесь с крайней тщательностью перечисляются названия всех урочищ, рек, озер и болот, с указанием расстояний между ними и с общей характеристикой их состояния. Одна из этих дорог шла от Тобольска вверх по Иртышу на Адбашский острог, затем переходила на Ишим до Каменного брода, направляясь оттуда "прямо на зимний полдень" в сторону города Туркестана, не доходя до которого 6 дней разветвлялась на две: одна - к казакским владениям, другая калмыцкая. Все это расстояние от Тобольска до Туркестана покрывалось тихим ходом в 9 недель, средним - в 2 месяца, а скорым - в 30 дней. Далее от города Туркестана в сторону бухарских владений эта дорога пересекала р. Сыр-Дарью и направлялась к колодцу Дерт-Кутук, оттуда через 3 колодца степью доходила до колодца Аштлы и заканчивалась наконец у города Бухары; таким образом на прохождение этой дороги требовалось около 15 дней [56,c.26].

Те же материалы указывают и другую так называемую Ордынскую дорогу "вешнего пути", которая начиналась от верхних тобольских слобод Царева городища и от Утяцкой и Камыцкой и направлялась через степь к той же р. Ишиму, перейдя которую большой лукою, прозванием Улутугой, выходила к Каменному броду, встречаясь там с первой вышеупомянутой дорогой; на все это протяжение пути уходило 10 дней, а в целом все расстояние от Тобольска до границ Туркестана по этому направлению покрывалось очевидно в 40 дней.

Ниже публикуемые документы настоящего сборника дают также не мало сведений для характеристики за этот период и тех трех форм среднеазиатской торговли Московского государства, о которых мы уже говорили выше в отношении XVI века. Теперь на основании их мы можем только более четко представить все ее особенности, и, в частности, окончательно убедиться, что обмен подарками, установившийся как правило при всякой встрече представителей русского и азиатского двора, действительно был одним из видов общего товарооборота этих стран, притом наиболее ценными и редкими предметами. За это говорят постоянно производившаяся оценка привезенных даров и отправка ответных подарков в строгом соответствии с присланными.

Так же более полным и содержательным предстает перед нами и самый ассортимент этого специального торга. На русской стороне это были чаще всего соболя, ценою от 20 до 200 руб. сорок, кречеты, лисицы черные или чернобурые, панцыри и моржовая кость, затем меха горностаевые, шубы бельи, юфти кож красные, черные, зеленые и лазоревые, сукна и атласы, зеркала большие и разных рук, и наконец редкие вещи, как часы, органы и цимбалы. С противной стороны, наиболее заинтересованной в этом торге, предложение было шире и разнообразнее. Здесь мы встречаем и различные редкие, дорого стоящие ткани - изорбафы, кисеи индийские, бархат черный и красный, камки золотные, парчи белые, киндяки арабские, дараги кашанские вместе с кушаками золотыми и дорогими восточными коврами; и кожи бабровые, барсовые и сафьяны красные и белые; и драгоценные камни - лалы, яхонты и изумруды; и отдельные дорогие редкие вещи - луки золотые, рога индриковые, тулунбасы золоченые с каменьями, щиты, оправленные золотом с каменьями же, сабли булатные и т.п.; и наконец аргамаки, иноходцы, редкие животные как бабры, говорящие попугаи и черные обезьяны. [26]

Переходя затем к царской и ханской торговле, производившейся через посредство гостей, купчин и послов, следует обратить внимание, что публикуемые материалы для рассматриваемого времени дают также немало в смысле выявления как содержания и размеров этой торговли, так и самих условий, в каких она проходила, причем имеется возможность характеризовать ее для обеих сторон. Москва поставляла через нее в Среднюю Азию главным образом ту же моржовую кость, которой в 1646 г., например, вывезено было на сумму 4251 руб., затем золотые деньги, оценивавшиеся по рублю золотой, которых в том же 1646 г. было отправлено на сумму 2500 руб., киноварь, сукно гранат, юфти кож красные и др. Общий вывоз такого русского купца, представленного в данном случае посланником Анисимом Грибовым, определялся в достаточно крупной для того времени сумме - более 17000 руб. К сожалению, у нас нет других таких данных, чтобы путем сравнения судить о среднем характере подобной торговли.

То приближаясь к этой цифре, то удаляясь от нее, шел ввоз в Московское государство ханских товаров среднеазиатскими купчинами и послами, насколько мы можем представить его по нашим далеко не полным сведениям, сохранившимся от деятельности астраханской таможни: 1633 г. - на 8769 руб., 1634 г. - на 2018 руб., 1637-1638 гг. - на 543 руб., в 1640-1641 гг. - на 10585 руб., 1642 г. - на 6294 руб. и 1666 г. - на 2846 руб. [27]

В числе привезенных ими товаров, на ряду с основными, вывозимыми из Средней Азии, как, например, с зенденями всех сортов, выбойками, бязью, бумагой хлопчатой и т.п., т.е. всем тем, что постоянно встречается во ввозе обычных частных бухарских или хивинских купцов-тезиков, - обращает на себя внимание довольно нередкое перечисление и шелка разных сортов, почти не попадающегося в частном торговом обороте, что заставляет предположить, не был ли он монополией казны. Последнее находит подтверждение в посольском письме хивинского посла Достек-Бехадура от мая 1700 г., где дано хотя неполное, но единственное пока известное нам перечисление заповедных в Средней Азии товаров, запрещенных к обычному вывозу из нее в Московское государство, часть которых в качестве указных сделалась, однако, привилегией царской торговли ханских купчин. Вот этот интересный перечень: луки, шелк-сырец, бадахшанские рубины ("лалово каменье бодокшаново") и ляпис-лазури ("фенихвны лазоревые"). Соответственно ему в русский список таковых же товаров входили в это время следующие: золото и серебро, железо и олово, стрельная стружа, стрелы, железцы стрельные, пищали, гвозди, топоры, ясырь ногайский мужской и женской и птицы - соколы, кречеты и чеглики. Для покупки таких предметов, допускавшейся только для иноземных послов и купчин, требовалась каждый раз особая царская грамота. Указ 15 мая 1687 г., несколько ослабив стеснения в отношении вывоза железа, олова и меди и допустив вывоз того из них "которое в деле", в остальном подтвердил прежний перечень, распространив это запрещение и на татарский, а не только ногайский полон, хотя может быть здесь и было простое разъяснение прежнего положения; но зато он положил конец всякой возможности превращения их из заповедных в указные, добавив "а что указано было по астраханским прежним наказом послом и посланником и гонцом и купчинам те заповедные статьи пропущать по грамотам, сколько кому купить указано будет, и тою статью отставить и тех заповедных статей и по грамотам пропущать не велено". [28]

Что касается общих условий самого производства царского и ханского торга, в течение предыдущего периода бывшего совершенно беспошлинным, то и теперь - как показывают ниже публикуемые документы, - он оставался таким же до 1667 г., когда в связи с общими положениями ново-торгового устава была сделана попытка лишить его этой привилегии; попытка эта, как можно думать, была неудачной, так как со второй половины 70-х годов XVII века продолжает как будто действовать прежняя, еще в XVI веке созданная практика.

Переходя теперь к характеристике положения частной торговли в этот период как со стороны общих ее условий, так и со стороны ее размеров и содержания, приходится признать, что они освещены ниже публикуемыми материалами далеко не в равномерной степени. Если на основании их можно вполне ясно представить характер среднеазиатского ввоза со стороны сибирской границы, то относительно ввоза со стороны Астрахани мы не располагаем достаточными данными. Также и в отношении вывоза из Московского государства: если мы имеем о нем некоторое представление, - хотя правда за последние десятилетия XVII века и то в значительной степени случайные, - по астраханской таможне, то по тобольской и тарской таможням он не находит почти никаких отражений. Одно только можно сказать, что со стороны Сибири русские вряд ли часто выступали самостоятельно на среднеазиатских рынках, довольствуясь очевидно посредничеством бухарских купцов как в торговле с Туркестаном, так и с Китаем. В торге же, шедшем через Астрахань, сомнительно, чтобы они уступали сколько-нибудь восточным купцам.

Не единицами, а целыми десятками, - как можно судить по челобитной хивинского посла от 26 марта 1643 г., - человек по 40 - 50 ездили они со своими товарами вглубь Средней Азии, направляясь туда из Астрахани и проживая там за своими торговыми делами по 2, по 3 года, являясь таким образом заметными конкурентами там среднеазиатских купцов-тезиков, вызывая даже жалобы с их стороны на свое стеснение.

Вряд ли эта торговая деятельность русских купцов в Средней Азии была столь незначительной, как представляли себе это дело некоторые прежние исследователи, касавшиеся этого вопроса, если даже наши неполные данные, сведенные в таблицы по астраханским таможенным выписям, дают для последних десятилетий (70-ые и 80-ые гг.) XVII века отпуск товаров на мангышлакские пристани колебавшимся по оценке, правда приблизительной, от 3000 до 10000 руб. Если сопоставить с этим сведения о количестве и стоимости товаров, отобранных в 1646 г. у русских купцов в Хиве хивинским ханом Абул-Гази, определявшихся ими в размере от 7000 руб. до 10 000 руб., и если учесть заметное участие в ней известного в Московском государстве гостя Григория Никитникова, действовавшего здесь, как и в Сибири, через своих приказчиков, то перед нами встанет далеко не случайная и не последняя по значению деятельность здесь московского купечества. Поэтому, в соединении с другими, разбросанными в публикуемых документах данными, настоящий сборник, нам кажется, должен помочь пересмотру прежнего, недостаточно обоснованного фактами представления о том, что в торговле между Москвой и Средней Азией больше всего заинтересована была последняя, а московское правительство пользовалось своими сношениями с узбекскими ханствами, главным образом, для освобождения русских пленников, в большом количестве томившихся в неволе в "басурманских" государствах. Этот взгляд, нам кажется, поддерживался в значительной степени наблюдениями над чисто внешними дипломатическими сношениями обеих стран, подсказан, может быть, был одним арифметическим подсчетом русских и среднеазиатских посольств, из которых последние значительно подавляли собой первые, но при этом не дооценивался тот факт, что во всех, не только среднеазиатских, но и московских грамотах, отправлявшихся часто прямо с хивинскими, бухарскими и балхинскими послами, вопросам торговых связей между обеими странами уделялось далеко не последнее и не случайное место. И если русских посольств за один и тот же период было меньше, чем восточных, то это свидетельствует всего лишь о безучастном отношении московского правительства к одному виду торговли, выражавшемуся в скрытом товарообороте взаимных поминков и даров; в этих последних московские цари меньше, конечно, были заинтересованы, чем искавшие их постоянно узбекские ханы. [29]

Если вспомнить при этом слова бухарского посла муллы Фарруха, сказанные им при разговоре с думным дворянином А.С. Матвеевым в 1671 г., что "в государстве де царского величества потребны им товары соболи добрые, лисицы черные, горностаи, сукна и кость рыбья зубу", то учащенную посылку среднеазиатских, посольств возможно будет объяснить гораздо проще и без особых затруднений. В самом деле, только через посредство этих правильно налаженных и постоянно повторявшихся дипломатических сношений ханские узбекские дворы могли надеяться получить большинство из этих необходимых им предметов обихода, бывших заповедными для частной торговли и составлявших монополию государевой казны. А так как с этими посольскими пересылками связаны были часто на среднеазиатской стороне и официальные отправки ханских купчин с ханскими товарами, то в торговых связях Москвы со Средней Азией должна была слабо отражаться и царская торговля московского двора, но отсюда далеко еще до общего заключения, что в частном товарообороте Московского государства со среднеазиатскими ханствами верхи нарождавшейся московской буржуазии вообще не принимали заметного участия, и что вся эта торговля в целом служила, главным образом, интересам одной Средней Азии и мало затрагивала при этом Москву. Постепенно накапливая новые факты и присоединяя их к тем, которые дает настоящий сборник, можно будет поставить эту проблему на более твердом основании и приблизиться, таким образом, к окончательному разрешению этого вопроса. [30]

Основными товарами, вывозившимися тогда русскими купцами на среднеазиатские рынки, были прежде всего - кожи, так называемый красный товар, затем щепье, всякого рода деревянная посуда, меха, западноевропейские сукна, мука ржаная, разные зеркала, "подбойное гвоздье", пуговицы, иголки и булавки и, наконец, небольшая доступная этим купцам часть моржевой кости. В восточном же ввозе, насколько о нем можно судить по тобольским и тарским таможенным книгам, производившемся главным образом бухарскими купцами-тезиками, преобладали главным образом ткани и изделия из них; при этом преимущественно среднеазиатскими товарами были зендени всех названий, выбойки, бязи и мели. Что касается астраханского ввоза, то можно только догадываться об его сходстве с сибирским ввозом, дополненным в данном случае лишь несколькими товарами, которые не выдерживали дальности сибирских расстояний от Средней Азии; только в этом соотношении может что-нибудь сказать известие, что в числе товаров, разграбленных на урочище Белужье в 1646 г. у хивинского посла Назара Надыркулова, находился между прочим и кишмиш, совсем неизвестный во ввозе через тарскую и тобольскую таможни. О значительности же вообще оборотов этих таможен по торговле с Средней Азией свидетельствует тот факт, что, - не смотря на неполноту наших сведений о привозимых бухарскими купцами товаров, не учитывающих совсем одновременного их оборота на большой степной ярмарке того времени у Ямышева озера, - все же размеры бухарского ввоза на этих границах достигали приблизительно суммы в 16000 руб. ежегодно. Складывая этот сибирский ввоз с астраханским, который конечно был не ниже, если не выше его, и принимая во внимание специально ханскую торговлю, дававшую также, как отменено ранее, заметную количественную величину, можно получить некоторое представление о среднеазиатском экспорте в целом, определив вместе с тем значение его и в общем импорте Московского государства. По всей видимости он должен был колебаться приблизительно около 40000 - 50000 руб.

В это же время главная московская таможня в Архангельске, через которую шел внешний торг с Западной Европой, давала, как предполагает Б.Г. Курц, общий оборот торговли по вывозу и ввозу в размере 500000 р.

Правда мы не располагаем пока достаточно убедительными данными, чтобы характеризовать даже сколько-нибудь приблизительными цифрами обратную экспортную операцию по вывозу товаров из пределов Московского государства в Среднюю Азию. Но если учесть общее положение, что обычно торговый баланс Москвы сводился с некоторым превышением экспорта над импортом и принять во внимание некоторые приводившиеся выше факты о взаимной заинтересованности в этой торговле и московской стороны, то кажется не будет слишком смелым предположить, что около той же цифры, т.е.40000 - 50000 руб., колебался и общий вывоз русских и среднеазиатских купцов из Московского государства. [31]

Что касается условий, в каких протекала эта среднеазиатская торговля в Московском государстве XVII века, то материалы настоящего сборника также позволяют представить их в более или менее ясном виде как со стороны пошлин, взимавшихся при ввозе и вывозе товаров, так и со стороны передвижения среднеазиатских купцов по территории Московской Руси, с половины 20-х годов XVII века получивших полную свободу переезда из одного города в другой с оплатой только соответственных таможенных платежей.

Таможенные приходные книги Сибирского приказа, о содержании которых можно составить некоторое представление на основании приводимых в настоящем издании частичных извлечений из них, дополняют эти сведения данными специально о сибирском торге, протекавшем и в этот период на более льготных условиях, чем в остальных частях Московского государства.

Так, в то время как со всех привозимых русскими подданными товаров взималась здесь так называемая десятая пошлина, распространившаяся, как мы видели выше, перед самой "Смутой" и на среднеазиатских купцов, теперь в отношении последних действовала особая практика, и они вносили в таможню только 1/20 со всего своего привоза. Пошлина эта взималась натурой, т.е. товаром же; но если с данного количества объявленного товарного продукта взять пошлину продуктом же представлялось невозможным (например, с 3 котлов или с 5 ковров и т.п.), то товар этот оценивался и пошлина взималась в том же размере, но уже деньгами; взятые же в пошлину товары распродавались таможнею на вольном рынке всем желающим. Кроме этого основного, значительно таким образом сниженного таможенного сбора, приезжие бухарцы облагались еще рядом мелких специальных платежей, например: полозовой пошлиной, сбиравшейся при переезде из одного сибирского города в другой в размере 2 алтын с саней, или аналогичной ей посаженной пошлиной, взимавшейся в летнее время в зависимости от размеров судов по 20 денег с сажени, или особым полавочным сбором за аренду казенных лавок, в которых купцы хранили и продавали свои товары - по 8 алтын в месяц с человека. [32]

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8