Дипломная работа: Церковно-государственные отношения в московско-киевский период (1461-1589)

Но, как отмечает Р.Г. Скрынников, если взглянуть на карту расположения русских средневековых монастырей, нетрудно заметить, что эти обители нередко стояли на пересечении торговых путей, что способствовало их обогащению и росту. Так, река Шексна, протекавшая близ Кирилло-Белозерского монастыря, издавна была одной из важнейших торговых артерий севера. Волок Ламский, где появился Иосифо-Волоцкий монастырь, находился на древнем торговом пути «из варяг в греки». С образованием монастыря подобные места стали выгодны для торговли и удобны для отдыха.

Малоосвоенные земли, окружавшие новые монастыри, расположение обителей на пограничье разных княжеств, а так же ореол святости основателей делали их притягательными для крестьян, стремившихся покинуть прежних владельцев и найти покровительство у Церкви. Основанные, как правило, на малонаселенных поначалу землях, монастыри быстро обрастали сельскими поселениями.

Князья, на чьих землях или границах находились крупные монастыри, стремились заручиться их поддержкой, особенно в территориальных спорах и различных конфликтах с соседями. Кроме того, святые основатели монастырей были моральной опорой в моменты выбора ими новых направлений политики или преемника.[13]

Т.о. удельные князья были заинтересованы в процветании своих монастырей, предоставляли им налоговые льготы и судебные привилегии. Это, в свою очередь, благоприятствовало развитию хозяйства монастырей, привлекало крестьян, «садившихся» на монастырскую землю.

Быстрому обогащению монастырей способствовали и пожертвования богомольцев.

Состоятельные люди усвоили своеобразный взгляд на грех и покаяние. Любой грех они надеялись после кончины замолить чужой молитвой. Власть и преступление были нераздельны, а потому князья на старости лет щедро наделяли монастыри селами, давали им жалованные грамоты. Их примеру следовали другие богатые землевладельцы, из поколения в поколение поддерживавшие отношения с «семейными» монастырями. Для устройства души усопшего наследники при разделе имущества выделяли обязательную долю в пользу монастыря, что получило отражение в нормах наследственного права.[14]

Пик пожертвований начался в конце XV века в связи с напряженными эсхатологическими ожиданиями конца света в 1492 г.

Советскими историками указывается, что к середине XVI века Церкви принадлежало до 1/3 обрабатываемых земель. Новейшие источники дают более трезвую оценку - от 16% до 4.7%. Но это оценка тех земель, что были расположены преимущественно в центральных областях Руси, причем земли эти были с деревнями, крестьяне которых административно и судебно подчинены епископу или крупным монастырям.[15]

Сложившаяся ситуация сильно заботила великого князя Ивана III, ибо монастырские земли с его точки зрения оказывались «бесполезными» (еще со времен монголо-татарского ига Церковь не облагалась налогами, поэтому, не смотря на активную социальную деятельность и выкуп пленных, церковные вотчины с позиции государства считались бесполезными). А потому верховная власть была очень не прочь забрать их себе и раздавать «служилым людям» в «кормление».

В 1478 г. Иван III, завоевав Новгород, провел первую в русской истории масштабную секуляризацию церковных земель Новгорода, раздав, согласно летописи, конфискованные у монастырей села во владение московским боярам.[16] В дальнейшем Иван III намеревался провести аналогичную кампанию в масштабах всей страны, что со всей ясностью обнаружилось на соборе 1503 года в Москве.

Проводимая великим князем политика в отношении церковного землевладения породила церковно-политический конфликт между двумя партиями: так называемыми «нестяжателями» и «иосифлянами».

2.2 Рождение доктрин нестяжателей и иосифлян. Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий

Так как провести насильное изъятие было невозможно, поскольку применение тех же мер, что и в Новгороде в отношении московского духовенства вызовет крайнее негодование населения. По этой причине, в отличие от Новгорода, в Москве власти пытались воздействовать на Церковь методами убеждения: от духовенства требовали добровольной «жертвы» в обмен на полное обеспечение деньгами из казны и хлебом из великокняжеских житниц. Как отмечает Сомин Н.В., великий князь мог рассчитывать на успех задуманной секуляризации лишь при поддержке влиятельных духовных лиц, кокковым стал преподобный Нил Сорский.

Преподобный Нил Сорский - ученый монах, долго странствовавший по православному Востоку, побывавший и в Константинополе (уже под турками), живший долго на Афоне, знал греческий язык.

Он был специально приглашен на собор великим князем Иваном III. На соборе он настаивал на том, что все монастырские вотчины должны быть отобраны. Взамен он предлагал свою теорию полной реорганизации монашеской жизни, как она сложилась за века: с 1054 до 1503 года - за 450 лет, основанную на устроении монашеского общежития по скитскому принципу.[17]

Стоит сразу отметить, что не смотря на здравость предложенной реформы (аргументация которой приведена ниже), такая реорганизация была практически неосуществима, а потому не нашла широкой поддержки в церковных кругах.

Строя свою апологию нестяжания, преподобный Нил Сорский исходил из обличения тех злоупотреблений, которые наличествовали на тот момент в области церковного землевладения (к слову – ни одного положительного аспекта в монастырских вотчинах он не находил).

Постепенно с обрастанием монастырей землями монахи, удалившиеся из мира во имя духовного подвига, стали вести жизнь весьма далекую от идеалов иноческой подвижнической жизни: начали предаваться стяжанию, собирали оброки с крестьян, вымогать пожертвования у богатых землевладельцев.

Вот что позже писал ученик преподобного Вассиан Патрикеев[18]: «Поступая в монастырь, мы не перестаем всяким образом присваивать себе чужое имущество. Вместо того, чтобы питаться от своего рукоделия и труда, мы шатаемся по городам и заглядываем в руки богачей. Раболепно угождаем им, чтобы выпросить у них село или деревеньку, серебро или какую скотинку. Господь повелел раздавать неимущим, а мы, побеждаемые сребролюбием и алчностью, оскорбляем различными способами живущих в селах братьев наших, налагаем на них лихву на лихву (оброки – прим. мое С.Х.), без милосердия отнимаем у них имущество (за долги монастырю – прим. мое С.Х.), забираем у поселянина коровку или лошадку, истязуем братьев наших мечами или прогоняем их с женами, детьми из наших владений (крепостного права еще не было – прим. мое С.Х.).

…Или, иногда предаем княжеской власти на конечное разорение. Иноки, уже поседелые, шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву. Или с соседями за межи. Тогда как апостол Павел укорял коринфян - людей мирских, а не иноков, - за то, что они ведут между собою тяжбы, поучал их, что лучше бы им самим сносить обиды и лишения, чем причинять обиды и лишения своим братьям».[19]

Безусловно, многие негативные аспекты церковного землевладения Вассиан передергивал и преувеличивал – в политике без этого никуда. Но факт: Иосиф Волоцкий занимался широкой благотворительностью из средств монастыря во время неурожая или голода, но одновременно с этим он запретил, чтобы монахов не обвиняли в насилии, «правеж» (взыскания за долги) в монастырских стенах (монастырское управление, как и всякое имущественное управление, всегда предполагает такие вещи, как твердо установленный оброк, и следовательно, предполагает какие-то средства взыскивать этот оброк), но сам «правеж» разрешался и вменялся в обязанность за пределами монастырских стен.

По этому поводу Вассиан Патрикеев пишет: «Отвергшись страха Божия и своего спасения, повелевают нещадно мучить и истязать неотдающих монастырские долги, только не внутри монастыря, а где-нибудь за стенами. По-ихнему казнить христианина вне монастыря не грех. О, законоположитель! Или лучше назвать законопреступник! Если считаешь грехом внутри монастыря мучить братию свою, то и за монастырем также грех. Область Бога, почитаемая в монастыре, не ограждается местом. Все концы земли в руках Его. Откуда же ты взял власть нещадно мучить братий, а особенно неправедно!»[20]

Обличая монастырское любостяжание, Нил Сорский, спрашивая членов собора о сущности монашества, дал следующий ответ: «Это добродетель, возведенная в степень примера для подражания. Но если примера нет, если нет и добродетели, если монахи не могут освободиться от претензий на роскошь, от любостяжания, то какой же пример и кому они могут подать? А если так, то зачем вы существуете?»[21]

Этого же мнения держался и Сергий Радонежский, запрещавший просить милостыню по богатым дворам, и особенно Кирилл Белозерский. Развивая такую свою концепцию, Нил Сорский настаивал, что при монашеском укладе, существующем в конце XV- начале XVI веков, монашество «является не примером для мира, а поношением».

Оппонентом преподобного Нила Сорского явился другой подвижник – преподобный Иосиф Волоцкий – игумен Успенского монастыря в Ламском Волоке.

Иосиф Волоцкий отстаивал монастырские богатства, указывая на монастырскую благотворительность, и тот факт, что монастырские крестьяне, не смотря на все издержки, все равно жили лучше окружающих. В качестве примера преподобный приводил Волоцкий монастырь, который в голодные годы кормил сотни голодающих крестьян,[22] собиравшихся со всей округи. Спасение же Иосиф видел в умножении строгостей.

Стоит отметить, что в дальнейшем, когда речь будет идти о борьбе «иосифлян» с «нестяжателями», то необходимо помнить, что сам преподобный Нил Сорский политикой никогда не занимался (чего с уверенностью нельзя сказать о Иосифе Волоцком). Но его последователи – нестяжатели позднейшего времени активно включились в политическую борьбу и встали в оппозицию линии уже столь же политизированных иосифлян. Дифференциация между этими двумя партиями прошла не только по признаку отношения к церковным землям, но и по политическим: среди идеологов нестяжательства было немало тех, кто поддерживал старые удельные порядки. Иосифляне же, напротив, были приверженцами единодержавной линии, иногда вплоть до готовности подчинить Церковь власти государя, как это позднее продемонстрировал митрополит Даниил.[23]

2.3 Ересь жидовствующих и ее роль в споре о церковных землевладениях

Во второй половине XV века в Новгороде возникло религиозное движение, известное под именем ереси «жидовствующих». По словам летописцев, основоположником ереси был лейб-медик еврей Схария,[24] появившийся в Новгороде в 1471 г. в свите киевского князя Михаила Олельковича (правнук Ольгерда Литовского).

Скудные сведения в летописях, посланиях архиепископа Новгородского Геннадия и «Просветителе» преподобного Иосифа Волоцкого позволяют сделать вывод, что жидовствующие отвергали церковную иерархию и монашество, отрицали поклонение иконам и оскверняли их, не верили в таинство Евхаристии, отрицали Троицу и божественность Иисуса Христа. Некоторые жидовствующие крайнего толка не признавали бессмертие души.

Собственно еврейский элемент не играл в учении жидовствующих главной роли. По сути эта ересь, с одной стороны, была отражением на русской почве происходившего в это время в Западной Европе религиозного брожения, проявлявшегося в возникновении ряда рационалистических учений.

С другой – следствием пороков церковного общества и недостатков церковного устроения: падение светского и церковного просвещения в то время достигло своего апогея. Почти не было грамотных священников (даже в таких местах, как Новгород, где в XII веке была поголовная грамотность населения).[25] В письме Геннадия Новгородского митрополиту Московскому Симону, тот пишет абсолютно откровенно: «Приводят ко мне мужика в попы ставить. Я ему велю Псалтирь читать: еле бредет. А почему? Школ нет. Только частное обучение, и сами учителя полуграмотные... Возьмутся дитё учить, так только язык ему портят».[26]

Всюду пышным цветом развилось суеверие, знахарство, в том числе среди членов великокняжеского дома.[27] Широкое распространение получает «эзотерическая» литература XV века: «Рафли», «Аристотелевы врата», «Шестокрыл», «Зодея» и другие. Еще в XIV-м веке оказывалось, что, например, в Вятской области у людей по 8-10 венчанных жен – спустя век ситуация в области нравственности ни сколько не изменилась. Духовенство тоже занималось «волхованием», но на священных предметах.[28]

К этому всему примешалось то, что в 1492 году от Рождества Христова по летоисчислению от сотворения мира наступил 7000 год, в котором ожидался конец света.

Схария и его помощники[29] начали пропаганду, обличая пороки духовенства и церковные нестроения, в том числе монастырское землевладение. На эту пропаганду поддалось крупное духовенство: соборный протопресвитер, настоятель новгородского кафедрального собора Гавриил и иереи Дионисий и Алексий.

В Новгороде к жидовствующим примыкали люди нравственно наиболее строгие и выдержанные, которые и себе казались праведниками. Среди активистов жидовства не было маргинальных элементов - там были именно люди, известные строгостью и всеми уважаемые.

Поначалу ересь распространялась тайно, и внешне еретики оставались православными. В 1481 году Иван III посетил Новгород, где познакомился с некоторыми представителями ученого духовенства. Алексия и Дионисия князь забирает к себе в Москву.[30] Одного делает соборным протоиереем Успенского собора, другого настоятелем Архангельского Собора Кремля. В Москве Алексий и Дионисий организовали круг еретиков, куда, в частности, входил архимандрит Симонова монастыря Зосима, и ряд лиц из высшей администрации Иван III: дьяк Федор Курицын (главный советник Ивана III по международным отношениям), Дмитрий Коноплев и Иван Максимов (подручные великого князя), и брат Федора Курицына - Волк Курицын.[31]

Поначалу сам великий князь Иван III снисходительно относился к еретикам, пытаясь использовать их своих целях: жидовствующие облегчали ему борьбу с противниками секуляризации, поскольку еретики, помимо прочего, были противниками «стяжательства».

Трудно сказать, насколько участвовала в этом Елена Стефановна, тогда еще жена наследника престола Ивана Ивановича Молодого (умер в 1490 году), старшая невестка царя, но определенные связи с еретиками она имела. По-видимому, еретики имели виды на легализацию от сына Елены Димитрия который был провозглашен наследником престола в 1498 г.

Ересь стала широко известна лишь в 1487 г., когда в Новгороде несколько священников стали хулить православную веру.[32] Об этом доложили архиепископу Геннадию, который назначил расследование происшествия. Один из обвиняемых покаялся и сообщил архиепископу сведения о ереси.

С этого момента архиепископ Геннадий возглавил борьбу против жидовствующих. Он добился созыва собора в 1488 г., на котором было решено применять суровые меры наказания к нераскаявшимся еретикам. Однако еретики, заручившись расположением великого князя, добились поставления в 1491 г. архимандрита Зосимы митрополитом Московским.

Но в 1494 году митрополит Зосима, обвиненный в «непомерном питии», был отстранен. Его место занял митрополит Симон – человек твердых православных убеждений, но слишком робкий, готовый подчиняться приказам Ивана III, а потому не начавший преследования еретиков.

Дело Геннадия продолжил Иосиф Волоцкий. Чтобы организовать суд над еретиками, преподобный Иосиф предложил начать с радикальных мер: арестовать подозреваемых и, подвергнув пыткам, выявить зачинщиков и прочих участников.

Благодаря деятельности епископа Геннадия, объединившегося в борьбе с еретиками с партией, поддерживавшей сына Иоанна III Василия III в 1500 году Елену и ее сына постигла опала, и в 1502 году их заточили, а наследником престола был объявлен Василий – таким образом еретики лишились поддержки в администрации великого князя. Последовавший затем собор 1503 года (под председательством митрополита Симона) анафематствовал нескольких влиятельных еретиков и приговорил их к казни. Некоторых жидовствующих сожгли, а других заточили в тюрьмы и сослали в монастыри. Так на соборе возобладала точка зрения преподобного Иосифа Волоцкого. От этого удара ересь жидовствующих уже не оправилась.[33]

2.4 Государственная политика в XVI веке в отношении монастырских земель

Примерно с 1511-1512 годов Церковь стала получать большие иммунитетные привилегии сохраняя независимость своих владений от государственной власти. Взамен великокняжеская власть хотела получить от иерархии полную поддержку в своих делах. Однако сочувствовавший нестяжателям митрополит Варлаам (с 1511 года) сопротивлялся великому князю.

Позиции «нестяжателей» несколько усилились, когда в 1518 году с Афона прибыл Максим Грек для перевода церковных текстов. В своих сочинениях он говорил о необходимости отказа Церкви от земель. Его деятельность вызывала сильное раздражение среди иосифлян. Ведущую роль в этой борьбе играл новый митрополит Даниил, последователь Иосифа Волоцкого. Он также оказывал помощь Василию III во внутриполитических делах, а поэтому пользовался его поддержкой. В феврале 1525 года Максим Грек был арестован и после скорого суда провел в заточении 7 лет.

Серьезный удар «нестяжатели» получили с устранением в 1531 году Вассиана Патрикеева. Вассиан выступал против развода Василия III с женой Соломонией, а затем обличал вероломное предательство черниговских князей Шемячичей – заключенных Василием в темницу во время переговоров, вопреки данной ранее охранной грамоте. Вассиан попал в немилость, против него был инспирирован процесс по обвинению в ереси и колдовстве, после чего тот был сослан в Волоколамский монастырь на «строгое послушание», где вскоре и скончался.

На суд над Вассианом в качестве свидетеля был привлечен и Максим Грек, но митрополиту Даниилу, по видимому, был необходим показной процесс и Максиму прямо инкриминировали проповедь нестяжательства. При этом ему было приписано многое из того, что в реальности говорилось отнюдь не им, а Вассианом. Реабилитирован Максим был только в годы правления Ивана IV.

Осуществленные в годы правления Елены Глинской (1533-1538) многие важные мероприятия, направленные на укрепление централизованного государства, коснулись и Церкви. Во время интенсивного возведения городских укреплений в Москве и Новгороде духовенство – в нарушение традиций – было наряду с другими слоями населения обложено сбором на постройку. Позже с новгородского архиепископства и его монастырей взяли большую сумму денег на выкуп людей из татарского плена.[34] Все эти меры были попыткой светских властей привлечь средства Православной Церкви и ограничить ее богатства.

В середине XVI века в связи с бурным развитием поместной системы правительство как никогда испытывало острую нужду в пашенных землях. Большинство черных волостей и часть дворцовых были розданы в поместье. Начавшиеся реформы требовали свободных земель. Отсутствие культурных земель сдерживало в известной степени рост поместной системы. Правительство надеялось на Стоглавом соборе провести программу хотя бы частичной секуляризации церковных земель.

Обращаясь к Стоглавому собору, Иван Грозный касался важнейших привилегий духовенства: земельных и финансовых: «В монастыри боголюбцы дают душам своим и родным на поминок вотчины и села собою покупают монастыри, а поимали много по всем монастырем, а братьи во всех монастырех по старому, а инде и старого меньши. Есть и пить старого братья скуднее, а строения в монастырех ни котораго не прибыло, а старое опустело. Где те прибыли, и кто кто тем корыстуеся? Да тарханные и несудимые и льготные грамоты у них те о торговлях безпошлино. Чернцы по селам живут да в городе, тяжутся о землях Достойно ли то?…»[35] Под видом заботы о «чистоте» монашеского общежития совершенно отчетливо проступают секуляризационные устремления царя.

Весной 1551 года Стоглавый собор постановил: «Да у которых монастырей земель и сил довольно, посмотря по братству и мочно прожити, и те бы архимариты и игумены и строители и старцы благочести вашу царю не стужали, излишнего не просити, и лготных, и о торговлях безпошлино, и несудимых грамот и угодий не припрашивали»,[36] т.е. пока еще в довольно мягкой форме богатым обителям предлагается более не просить жалованные грамоты.

Однако решения собора не удовлетворили правительство, поэтому после окончания Стоглавого собора в мае 1551 года состоялось новое совещание с более ограниченным составом духовенства при непосредственном участии царя. Согласно постановлениям нового собора, духовенству запрещалось покупать вотчины без доклада царю, тем самым ограничивались темпы роста церковного землевладения. В случае нарушения постановления вотчина отписывалась на царя безвозмездно. Признавались монастырской собственностью как земли, данные раньше, так и те, которые будут давать вперед за помин души. Если завещатель оговаривал право выкупа вотчины своими родственниками, то за вотчину следовало давать столько, сколько указано в духовной грамоте. Часть церковных земель изымалась: поместные и черные земли, которые монастыри и владыки получили в качестве уплаты долга; починки, поставленные на государевых землях; села, волости, угодья, данные боярским правительством в период малолетства Ивана IV. Запрещалось не только продавать, но и давать вотчины «за помин души» в городах, центрах княжеских владений, в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Белоозере, Рязани, а также суздальскими, ярославскими, стародубскими князьями «без царева ведома». Если же вотчина давалась в монастырь «без ведома государя» до этого указа, то монастырю уплачивались деньги, а сама вотчина отбиралась и давалась в поместье. Таким образом, по приговору 11 мая 1551 года некоторое количество монастырских имений перешло в государственное владение.[37]

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5