Правление дома Медичи во Флоренции в XV веке по Историям Флоренции Франческо Гвиччардини и Никколо Макиавелли

Лоренцо и Савонаролой. Ни в истории Гвиччардини, ни в повествовании

Макиавелли вообще нет упоминания о том, что эта беседа состоялась.

Полициано описывает, что Савонарола, «муж замечательной учености и

благочестия», беседовал с Лоренцо, а затем дал ему свое благословение, о

чем и просил умирающий[395]. Однако существует другая точка зрения, у

которой есть свои сторонники. Она заключается в том, что Савонарола

выдвинул три условия, на которых он мог исповедовать Лоренцо: необходимость

иметь веру в милосердие божие, необходимость загладить совершенное им зло и

необходимость вернуть флорентийскому народу его свободу. Лоренцо якобы

ничего на это не ответил, и Савонарола ушел, так и не исповедовав его, так

и не отпустить его грехов[396]. Кроме того Лоренцо якобы признался в трех

главных грехах, в ограблении Вольтерры, в похищении денег из общественной

кассы приданных, благодаря чему многие девушки остались лишенными средств,

и в жестокости по отношению к Пацци[397]. Казалось бы Гвиччардини, который

не особенно стремился возвеличить Лоренцо, мог бы упомянуть об этом

событии. Однако он этого не сделал. Трудно точно сказать почему, однако на

мой взгляд главной причиной была противоречивость этих точек зрения. Автор

предпочел вообще не упоминать о этом разговоре, чем давать какую-либо

сомнительную версию[398]. Гвиччардини и Макиавелли не забывают упомянуть и

дату смерти Лоренцо – апрель 1492. Как обычно авторы не дают нам точную

(вплоть до числа) дату, а именно 8 апреля 1492 года[399].

Далее идет, на мой взгляд, самое интересное в данной части «Истории».

Гвиччардини отступает от изложения событий и дает свою точку зрения на

происходившее во Флоренции и на правление Лоренцо Медичи[400].

Итак прежде всего отметим то, что автор «Истории» говорит о том, что

вначале Лоренцо правил под опекой Томмазо Содерини и «других людей

государства», и лишь позже стал сам управлять городом. Как уже было

отмечено, автор упоминает об этом также и после описания событий связанных

с заговором Пацци. Таким образом можно сказать, что скорее всего именно

после заговора Пацци Лоренцо фактически стал первым правителем города[401].

Также Гвиччардини отмечает что возвеличиванию Лоренцо способствовало то,

что в его правление многие писали о нем исключительно положительно. Во

время Лоренцо Медичи довольно активно творился миф о времени его правления

как о «золотом веке», причем в нем принимали участие такие люди как Фичино,

Луиджи Пульчи и многие другие[402], и миф этот творился не только пером

литераторов[403].

То в чем с автором можно согласиться, так это в том, что Лоренцо был, по

его словам, человек уникальным в своем роде[404]. При этом Гвиччардини

среди главных его достоинств упоминает его успехи в литературе и его

красноречие[405]. Об этом же мы читаем у Макиавелли, который пишет, что

Лоренцо «самозабвенно» увлекался поэзией, и выпустил ряд «поэтических

произведений, снабженных его комментарием»[406]. Известно, что он получил

блестящее образование и в возрасте 18 лет подарил Фридриху Арагонскому

составленный им сборник стихотворений. Вскоре он начинает писать сам.

«Карнавальные песни»[407] Лоренцо считаются лучшим его произведением.[408]

В них отражалась вся его сущность как человека Возрождения, главная мысль –

поймать мгновение и успеть им насладиться. Однако то, что для одних было

«очаровательными карнавальными песенками»[409] для других было песнями, к

которым «теперь не только молодые люди из хорошей семьи, но и последняя

чернь отнеслась бы с презрением».[410] Несмотря на столь резкие выражения

Виллани, в трудах, посвященных итальянской литературе, поэзии Лоренцо

Медичи уделяется значительное место[411]. Выделяют «кружок Лоренцо Медичи»,

оставивший свой значительный след в истории итальянской литературы. Помимо

Лоренцо в этот круг входили Полициано и Луиджи Пульчи. Не углубляясь в

освещение этого вопроса можно отметить, что один из исследователь называет

отличительными чертами его поэзии выражение ума, человеческих чувств,

живого реализма в сочетании с комическими элементами[412]. Одной же из

главных заслуг Лоренцо считается то, что он сохранил и улучшил стиль

народной поэзии которая «под пером Лоренцо Медичи и Полициано достигла

своего наиболее блестящего развития»[413].

Однако далее Гвиччардини открыто говорит о недостатках Лоренцо Медичи.

Первым его неправильным поступком, по мнению Гвиччардини, явилась война с

Вольтеррой[414]. С ним согласен и Макиавелли высказавшийся об этом словами

Содерини, когда его спросили о взятии Вольтерры: «Я считаю, что теперь-то

она и потеряна. Если бы вы взяли ее по взаимной договоренности, это было бы

сделано с пользой и прочно. Но теперь её надо удерживать в нашей власти

силой. И в трудные времена она будет причинять нам лишние хлопоты и

ослаблять нас, а в мирных условиях доставлять беспокойство и расходы»[415].

Второе - осложнение отношений с папой и последовавшая вслед за этим война.

Рискованным предприятием была, по мнению Гвиччардини, и поездка в

Неаполь[416], поскольку, по мнению Гвиччардини, он мог осуществить

задуманное находясь во Флоренции с меньшим для себя вредом.

С его именем Гвиччардини связывает и расцвет во Флоренции искусства. Так

автор перечисляет тех людей, которые сыграли в этом большую роль. Полициано

был приглашен в дом к Медичи. Лоренцо назначил его учителем своего сына

Пьеро, дал ему денег, стал его близким другом. Деметрио, Ласкари были

знатоками греческого, и также жили во Флоренции за счет Медичи. Пико делла

Мирандола был также человеком, приближенным к Лоренцо. Как писал сам глава

дома Медичи «…мало есть людей, к которым бы я чувствовал больше любви, чем

к Пико»[417]. Пико был обязан Лоренцо своей жизнью, так как тот спас его от

преследования инквизиции, под который философ попал за свои «еретические»

тезисы[418]. В истории же Пико делла Мирандола[419], остался как человек,

который внес свои идеи в такое течение филосовской мысли, каким являлся

флорентийский платонизм[420].

Наконец Гвиччардини останавливается и на любовных делах Лоренцо. Он

отмечает, что Лоренцо был «чувствителен до всяких красот и известен в своем

любвеобилии»[421], хотя это, по мнению Гвиччардини и ускорило его смерть.

Сказано, надо сказать, в достаточно мягкой форме, в отличие к примеру, от

Леонардо Бруни, который, по словам Фичино утверждал, что Лоренцо

«омерзительнейшим образом запятнал себя всеми видами самого разнузданного

разврата»[422]. Макиавелли пишет о Лоренцо ничуть не лучше. По его словам

Лоренцо «был на удивление захвачен похотливыми делами»[423], а «балагуров и

остряков», с которыми он любил проводить время, можно охарактеризовать, как

людей, любящих соленые выходки и веселые непристойности[424]. Самого

Лоренцо, уже в его время продолжал обвинять Савонарола, выступая с

обвинительными речами и, по свидетельству Виллани, представляя Флоренцию

как «мерзость запустения, город крови, вертеп разбойников»[425], а самого

Лоренцо как тирана, любящего «лицемерные похвалы»[426].

Гвиччардини, в отличие от Макиавелли, останавливается на последней любви

Лоренцо ди Пьеро[427] – Бартоломее Наси, замужней женщины, и в

доказательство их любви приводит трогательную историю. В современной

историографии, эта история нашла подтверждение, однако надо отметить, что

единственная женщина, о которой автор рассказывает более-менее

подробно[428]. При этом он не упоминает даже имени жены Козимо, например.

Ничего не сообщает и о законной жене Лоренцо – Клариче Орсини. Это можно

объяснить тем, что, возможно, автор считал, что по настоящему Лоренцо любил

именно Бартоломею. Известно, что о своей жене Лоренцо говорил, что он

«…взял эту даму в жены, а точнее, она была отдана за меня»[429]. Также

известно и то, что «любвеобилие» Лоренцо нашло свое выражение в его поэзии.

Чуть ли не каждый второй стих посвящался им своей новой любви[430].

Можно отметить, вернувшись к словам Савонаролы, что конечно Флоренция не

была городом где жили в соответствии с идеалами апостольской церкви. Как

отмечает сам Гвиччардини, город во время Лоренцо «…непрерывными был обязан

ему карнавалами, удовольствиями, радостями и праздниками (коих было)

достаточно…»[431].

Ту жестокость, которая была присуща Лоренцо, Гвиччардини называет

результатом заговора Пацци[432]. Но при этом, говоря о произошедшем далее,

Гвиччардини отмечает, что постепенно его ярость исчезала, и в целом его

нельзя назвать кровожадным. Второй причиной его жестокости Гвиччардини

называет подозрение. По его мнению, Лоренцо, которому было необходимо

держать в подчинении целый город, был просто обречен быть

подозрительным[433].

Тут же Гвиччардини затрагивает и другой важный вопрос, а именно: как

оценить ту форму правления, которая была во Флоренции. Гвиччардини пишет,

что это была особенная форма свободы[434]. Главная мысль Гвиччардини

сводится к тому, что хоть город и считался свободным, на самом деле Лоренцо

был тираном[435]. Далее же он четко пишет о том, что Лоренцо был тираном,

но тираном наилучшим и наиболее благоприятным для города[436]. Здесь надо

сказать, что Лоренцо Медичи для Флоренции не был чужеродным элементом[437],

как другие правители, которые приезжали править из вне. Он был настоящим

“флорентийцем среди флорентийцев”[438] и уж в чем, а в отсутствии

патриотизма его обвинять было никак нельзя. Тирания его, продолжает

Гвиччардини была умеренной и принуждение он использовал только по

необходимости[439]. Это утверждение в какой-то мере может служить примером

к идее о тирании, высказанной Эмилем Жебаром. Он считал, что тирания

явилась следствием развития капитализма в Италии. Кроме того, этот

исследователь считает, что тиран в Италии являлся «выразителем духа своей

эпохи и своей страны»[440], то есть, другими словами для Италии и для

Флоренции в то время тирания была самой удобной формой правления, и при

этом имела свою специфику[441]. При Лоренцо по его мнению «между тиранией и

Возрождением был заключен союз»[442].

В конце своей «Истории Флоренции» Гвиччардини делает вывод о том, «что

Козимо был более стоящий человек, и тем не менее для добродетелей и для

судьбы один и другой были самыми большими, что может быть с упадком Рима

здесь не имела Италия гражданина частного похожего на них». В связи с этим

надо отметить, что более лояльное отношение к Козимо, чем к Лоренцо не

является чем-то особенным и уникальным. Исследования Л.М.Брагиной, в

частности, показывают, что позиция Гвиччардини схожа с позицией

флорентийских магистратов, современников Медичи. Если во время правления

Козимо отмечается вера в возможность сохранения республиканских порядков,

то в правление Лоренцо Медичи республиканские иллюзии рассеиваются[443].

Макиавелли, что любопытно, не дает сравнения Лоренцо и Козимо.

В заключении можно отметить следующие особенности изложения правления

Лоренцо в «Истории Флоренции» Франческо Гвиччардини и Николо Макиавелли. Во-

первых Гвиччардини более подробно останавливается на описании реформ,

проведенных Лоренцо Медичи во Флоренции. Во-вторых, значительное место в

обоих «Историях» уделено описанию заговора Пацци, как наиболее

значительному событию, произошедшему во время правления Лоренцо. В-третьих,

необходимо отметить содержание специальной главы, которую Гвиччардини

целиком посвящает описанию портрета Лоренцо и его сравнению с Козимо. Здесь

Гвиччардини предстает с более критической точкой зрения на правление

Лоренцо, при этом объективно не забывая упомянуть и о достижениях,

связанных с его именем. Эта часть в обоих «Историях» является наиболее

сложной для анализа. Это объясняется несколькими факторами. В «Истории

Флоренции» Макиавелли автор изложением фактов, касающихся времени правления

Лоренцо Медичи завершает свое произведение и поэтому уделяет им несколько

более пристальное внимание и отводит больше объема. Как уже было отмечено,

Макиавелли в своей «Истории» рассматривает ту же идею, что и в «Государе»,

а именно то, каким должен быть идеальный правитель. И вполне естественно,

что власть во Флоренции сосредоточилась для него в одном лице – лице

Лоренцо Медичи. Гвиччардини же ставит целью больше исследовать

функционирование государственного аппарата города в целом и Лоренцо

рассматривается им в данном плане как один из элементов этой системы. С

другой стороны, Гвиччардини не мог обойти вниманием такую неординарную

личность, как Лоренцо Великолепный и поэтому, как бы выносит рассмотрение

его личности за границу описания флорентийских событий ( в отдельную

главу).

Заключение

Для того, чтобы говорить об особенностях освещения правления Медичи в

«Историях Флоренции» Макиавелли и Гвиччардини надо еще раз взглянуть на то,

как эти авторы описывают эволюцию медичейской власти во Флоренции.

Первоначально во Флоренции к началу XV века существовало две партии, одна

из которых возглавлялась Никколо д`Уццано, а во главе другой стоял Джованни

д`Бенчи. До поры отношения между этими партиями не выливались в открытый

конфликт. После смерти лидеров обеих партий, сменивший Уццано Ринальдо

Альбицци и его партия пошли на открытое столкновение. С противоположной

партией решили разобраться радикальным способом - лишить верхушки. Во главе

дома Медичи, что отмечают оба автора, тогда стояли сыновья Джованни д`Бенчи

– Козимо и Аверардо, к которым применили традиционный для семей такого рода

вид наказания – высылку. Оба автора единодушны в том, что по сути Ринальдо

Альбицци и компания сами вырыли себе яму своими необдуманными действиями.

Можно отметить, что по мнению авторов «Историй» Козимо пришлось бороться

именно с партией, а не с флорентийским народом[444]. В переживающие не

лучшие времена город с триумфом возвратился Козимо Медичи. На первых порах

он еще не обладал абсолютной властью ни в городе, ни в своей партии. Судя

по сообщениям Франческо Гвиччардни, большей властью обладали тогда Пьеро

Гвиччардини и Нери ди Джино Каппони. После ряда реформ, о которых упоминают

оба автора, Козимо начал оказывать давление на своих конкурентов. Причем

действовал он очень осторожно и эффективно, но не стал зря проливать кровь,

ибо располагал более существенным рычагом давления на окружающих –

деньгами. Выброшенный из окна Бальдаччо, друг Нери, должен был стать для

всех примером, и он им стал. Козимо стал лидером, но не абсолютным

правителем. По прежнему, если обратить внимание на сообщение обоих авторов,

речь часто идет не только и не столько о Козимо, сколько о его партии.

В области внешней политики Козимо предстает как мудрый советчик, дипломат,

любящий действовать словом, чем оружием. Его смерть – явление для обоих

авторов особенное. Во время описания смерти проявляется отношение к нему.

Козимо для них человек, в первую очередь, заботившийся более о государстве,

чем о личном благе, и это для обоих авторов главный критерий оценки.

Смерть отца привела к власти его больного сына – Пьеро. Как уже было

отмечено, у Гвиччардини и Макиавелли описание времени правления Пьеро

сводится к двум моментам – краткая его характеристика и заговор против

него. Эти два факта связаны напрямую, о чем оба автора упоминают лишь

вскользь, говоря о том, что из-за своей доброты и милосердия Пьеро не мог

помешать росту влияния некоторых людей. На самом деле все было гораздо

серьезней. Лидерство и финансы Козимо с одной стороны и политическое

влияние его сторонников с другой обеспечивали сохранность существующего

положения. Лидера не стало, а его сын на эту роль не тянул. Возникает

мощная оппозиционная группировка, и становиться ясно, что для медичейской

партии наступает момент истины. Сторонники Медичи во главе с Содерини

одержали победу[445]. После смерти Пьеро, пережившая проверку на прочность

партия могла пойти на такой шаг, как, например, сделать своим лидером

двадцатилетнего паренька – Лоренцо Медичи. Уже функционировал механизм

контроля за государством, который хотя и давал сбои, но не прекращал своей

работы.

И вот Лоренцо. На его примере хорошо виден подход обоих авторов к

описанию истории своего города. Для Макиавели история Флоренции строится

через личности. Личности семьи Медичи. Они стоят во главе пирамиды

флорентийского общества, выделясь как личными качествами, так и

материальными возможностями. Макиавелли ищет и, что самое главное, находит

в них черты идеального государя. Для Гвиччардини же правительство во

Флоренции не только Медичи. Создается такое впечатление, что они в его

представлении как бы являют собой одно из звеньев в цепи флорентийской

системы управления. Звено безусловно более сильное, но не единственное.

Лоренцо безусловно выделяется из общей массы. Но выделяется, как человек

Возрождения, а не как правитель. Политическая борьба, административные дела

были не для него. Две-три реформы, и он уже мог не беспокоиться о своей

судьбе и судьбе своих сторонников. Механизм внутреннего контроля был

отлажен и работал уже без его, Лоренцо Медичи, постоянного надзора. Только

вмешательство внешних сил (Рима в случае с Пацци, а затем и Неаполя) могли

нарушить ритм его работы. Недовольные были, но сделать ничего не могли.

Переломным мог стать заговор Пацци, но когда стало ясно, что народ скорее

предпочтет «тиранию» Медичи иллюзорным сказкам о свободе, Лоренцо спокойно

оставил город и отправился к Фердинанду Арагонскому решать вопрос о мире.

Макиавелли больше волнует риск для жизни Лоренцо, чем возможность свержения

власти Медичи во Флоренции в его отсутствие, а Гвиччардини лишь

предполагает, что возможно все вопросы можно было решить не выезжая из

Флоренции. Зато после было триумфальное возвращение ( можно провести

аналогии с Козимо ) и время мира, который Лоренцо привез во Флоренцию, как

и его дед.

Несколько более сложной, чем это может показаться на первый взгляд,

является проблема личности Лоренцо у Гвиччардини, которого он сравнивает с

Козимо. Он пишет, что Козимо был человеком более стоящим, но в жизни города

тот и другой сыграли значительную роль[446]. На мой взгляд через эту фразу

подход Гвиччардини раскрывается лучше всего. Автор отмечает, что Козимо

был более стоящим именно как человек (uomo), т.е он пытается, насколько это

возможно, отделить личные качества человека и его дела на благо

общества[447]. При этом давая характеристику Лоренцо, он указывает как на

его достоинства, так и на его недостатки. Именно указывает, а не

раскрывает.

Кроме этих моментов, касающихся непосредственно дома Медичи, можно

отметить и то, что при написании «Истории» Франческо Гвиччардини не

упускает возможность упомянуть, если это возможно, фамилию Гвиччардини.

Кроме того, надо отметить, что обе «Истории» дают нам много примеров,

подчеркивающих роль семьи и родственных связей во Флоренции, раскрывают

структуру семьи.

Обе «Истории» обходят стороной культурную грань эпохи Возрождения. Здесь мы

не найдем описаний жизни художников, мастеров, гуманистов или детального

анализа их произведений. Сочинение Гвиччардини более подходит под роль

источника, освещающего развитие во Флоренции институтов власти, механизмы

политического влияния. Такая подробность проводимых реформ отсутствует даже

у Макиавелли и это несколько странно, учитывая, что именно внутренние

события были для Макиавелли главными. Зато много у Макиавелли речей,

которые он вкладывает в уста разных людей. Автор рассказывает их, используя

все свое красноречие, богатство языка и стиля. Тем более обидно, что эти

фразы являются лишь плодом его воображения[448]. У Гвиччардини такого не

встретишь, а те редкие фразы которые попадаются, используются им прежде

всего для того, для чего их использует и Макиавелли, а именно для передачи

своих мыслей чужими словами.

Важно отметить также и то, что в обоих произведениях, на мой взгляд,

присутствует некий субъективизм авторов, которые уделяют большее внимание

дому Медичи на всем рассматриваемом хронологическом периоде. Главная цель

обоих авторов заключается в рассмотрении эволюции политической системы в

городе. Отправной точкой для них служит сложившаяся в их время система

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9