Людвиг фон Мизес. Бюрократия. Запланированный хаос

совладать. Уличные волнения в Санкт-Петербурге смели Керенского. Спустя

недолгое время наступило 18-е брюмера Ленина. [18 брюмера VIII года по

введенному во время Великой французской революции календарю (9 ноября 1799

г.) Наполеон Бонапарт захватил власть во Франции. С тех пор выражение "18

брюмера" стало символом политического переворота.] Несмотря на весь

большевистский террор, в Учредительном собрании, избранном на основе

всеобщего прямого голосования, большевике" было не более 20 процентов. [Л.

Мизес несколько неточен: из 715 избранных депутатов было 175 (24,5%)

большевиков. На заседание Учредительного собрания явилось только 410

депутатов, вследствие чего доля большевиков возросла примерно до 30%.]

Ленин силой оружия разогнал Учредительное собрание. Краткосрочная

"либеральная" интерлюдия закончилась. Из рук неспособных Романовых Россия

перешла под власть настоящих авторитаристов.

Ленину было мало завоевания России. Он был вполне убежден, что ему суждено

принести благодать социализма не только России, но и всем другим народам

Официальное название, которое он выбрал для своего правления, -- Союз

Советских Социалистических Республик -- не содержало никаких намеков на

Россию. Оно было создано, как зародыш мирового правительства.

Предполагалось, что все иностранные товарищи обязаны повиноваться этому

правительству, а вся иностранная буржуазия в случае сопротивления виновна в

измене и подлежит казни. Ленин ни в малейшей степени не сомневался, что все

страны Запада -- на грани великой последней революции. Он со дня на день

ожидал ее.

По мнению Ленина, только одна группа в Европе могла -- хотя без надежды на

победу -- попытаться предотвратить революционный взрыв: развращенные

интеллигенты, захватившие руководство социалистическими партиями. Ленин

издавна ненавидел этих людей за приверженность парламентским процедурам и

за то, что они стояли на пути его диктаторских поползновений. Он ненавидел

их, поскольку только на них взваливал вину за то, что социалистические

партии поддержали военные усилия своих стран. Уже во времена швейцарской

эмиграции, которая закончилась в 1917 году, Ленин начал раскалывать

социалистические партии Европы. Теперь он основал новый. Третий

Интернационал, который им контролировался столь же своевластно, как

большевистская партия. Для этой новой партии Ленин выбрал имя

Коммунистическая партия. Коммунистам предстояло сокрушить социалистические

партии Европы, этих "социал-предателей", и тем самым подготовить

немедленное уничтожение буржуазии и захват власти вооруженными рабочими.

Ленин не делал различия между социализмом и коммунизмом как социальными

системами. Его целью не был коммунизм как противоположность социализма.

Официальное имя страны было Союз Советских Социалистических (не

коммунистических) республик. В этом плане он не собирался менять

традиционную терминологию, в которой оба термины были синонимами. Он назвал

своих последователей, единственных искренних и надежных защитников

революционных принципов ортодоксального марксизма, коммунистами, а их

тактику -- коммунистической, дабы отличить их от "вероломных выкормышей

капиталистических эксплуататоров", продажных лидеров Социал-демократии

вроде Каутского и Альбера Тома. [Каутский Карл (1854--1938) -- немецкий

экономист и философ, ученик Маркса и Энгельса, один из лидеров и теоретиков

германской социал-демократии и II Интернационала. В деле завоевания власти

пролетариатом он выдвигал на передний план мирные методы; Октябрьскую

революцию встретил отрицательно. Тома Альбер (1878--1932) -- французский

историк, один из лидеров французских социалистов. В годы первой мировой

войны стоял на позициях классового мира, входил в состав французского

правительства. Активно выступал против выхода России из войны с Германией

после Февральской революции.] Эти предатели, подчеркивал он, стремились к

сохранению капитализма. Они не были истинными социалистами. Единственными

подлинными марксистами оказались те, кто отверг имя социалистов, ставшее

навеки позорным.

Так возникло различие между коммунистами и социалистами. Те марксисты,

которые не подчинились Московскому диктату, называли себя социал-

демократами, или социалистами. Для них было характерно убеждение, что

наилучшим способом перехода к социализму, -- конечная цель, роднившая их с

коммунистами -- было завоевание поддержки большинства населения. Они

отбросили революционную риторику и обратились к демократическим методам

борьбы за власть. Их не заботила проблема: совместим ли социализм с

демократией. Но ради перехода к социализму они были готовы ограничить себя

демократическими методами.

Коммунисты, напротив, в первые годы Коминтерна были твердыми приверженцами

принципа революции и гражданской войны. Послушные только своему русскому

вождю, они выбрасывали из своих рядов каждого заподозренного в том, что для

него законы страны важнее, чем приказы партии. Кровавые мятежи и заговоры --

такова была их жизнь.

Ленин не мог понять, почему коммунисты потерпели неудачу всюду, кроме

России. Он не ожидал многого от американских рабочих. Коммунисты понимали,

что в США рабочим недоставало революционного духа, поскольку их развратило

благополучие и испортила погоня за деньгами. Но Ленин не сомневался в

классовой сознательности и приверженности революционным идеалам европейских

масс Единственной причиной провала революций были, по его мнению, трусость

и ошибки коммунистических руководителей. Вновь и вновь он менял своих

наместников, но дела лучше не стали.

В демократических странах коммунисты мало-помалу "выродились" в

парламентские партии. Подобно старым социалистическим партиям до 1914 года,

они продолжали ханжески славословить революционные идеалы. Но революционный

дух могущественнее проявляет себя в салонах наследников больших состояний,

чем в скромных домишках рабочих. В англо-саксонских и латиноамериканских

странах социалистические избиратели верили в демократические методы. Здесь

число искренних приверженцев коммунистической революции было очень

небольшим. Большинство тех, кто публично клянется в верности идеалам

коммунизма, почувствовали бы себя крайне неуютно в случае, если бы

революционный взрыв поставил под угрозу их жизнь и собственность. В случае

вторжения русских армий или успешного восстания местных коммунистов, они бы

присоединились к победителям в надежде на то, что верность марксистской

ортодоксии будет вознаграждена. Но сами по себе они не гнались за

революционными лаврами.

Ведь это факт, что за все тридцать лет страстной просоветской агитации ни

одна страна за пределами России не стала коммунистической с согласия

собственных граждан. Восточная Европа стала коммунистической, только когда

дипломаты сговорились обратить эти страны в зону исключительного влияния и

гегемонии России. Крайне маловероятно, что Западная Германия, Франция,

Италия и Испания подпадут коммунизму, если только США и Британия не примут

политику абсолютного дипломатического desinteressement [desinteressement

(франц.) -- незаинтересованность, равнодушие]. В этих и ряде других стран

некоторую силу коммунистическим движениям дает только вера в безудержный

"динамизм" России, контрастный безразличию и апатии англосаксонских стран.

Маркс и марксисты прискорбно ошибались, предполагая, что массы стремятся к

революционному перевороту "буржуазных" основ общества. Воинственные

коммунисты обретаются только среди тех, для кого коммунизм уже сейчас

служит источником средств к жизни и кто ожидает от революции удовлетворения

своих честолюбивых притязаний. Разрушительная возня этих профессиональных

заговорщиков опасна как раз в меру наивности тех, кто просто флиртует с

революционной идеей. Эти заблуждающиеся и запутавшиеся доброжелатели,

которые называют себя "либералами" и которых коммунисты зовут "полезные

простаки", "попутчики", и даже большинство зарегистрированных членов

партии, были бы жутко испуганы, узнав однажды, что их вожди всерьез и

буквально зовут к мятежу, но тогда отвратить беду будет поздно.

В данный момент коммунистические партии Запада опасны, прежде всего, своими

позициями по внешней политике. Отличительной чертой всех современных

компартий является их поддержка агрессивной иностранной политики Советов. В

чем бы им ни приходилось выбирать: между интересами России или собственной

страны, -- они без колебаний предпочитают интересы России. Их принцип:

права или нет, это моя Россия. Они строго выполняют все приказы Москвы.

Когда Россия была союзницей Гитлера, французские коммунисты саботировали

оборонные усилия собственной страны, а коммунисты Америки страстно

противостояли планам поддержки демократии в борьбе против нацистов,

выдвинутым президентом Рузвельтом. Коммунисты всего мира заклеймили тех,

кто защищался от гитлеровского вторжения, как "империалистических

поджигателей войны". Но как только Гитлер напал на Россию,

империалистическая война капиталистов в одну ночь превратилась в

справедливую оборонительную войну. Какую бы страну ни захватывал Сталин,

коммунисты оправдывали эту агрессию необходимостью обороны от "фашизма"

.

В своем слепом обожании всего русского коммунисты Западной Европы и

Соединенных Штатов далеко превзошли худшие выходки шовинистов. Они исходят

восторгом от русской музыки, русских фильмов и предполагаемых достижений

русской науки. Они с упоением говорят об экономических достижениях Советов.

Они приписывают все победы союзников доблести русского оружия. Россия,

утверждают они, спасла мир от фашистской угрозы. Россия -- единственная

свободная страна, в то время как все остальные томятся под диктатом

капиталистов. Только русские счастливы и могут наслаждаться полнотой жизни,

а в капиталистических странах большинство населения страдает от

подавленности и неисполнимости желаний. Как благочестивый мусульманин

стремится совершить путешествие к могиле пророка в Мекку, так коммунисты-

интеллектуалы полагают путешествие к святыням Москвы основным событием

своей жизни.

Однако различное употребление слов "коммунисты" и "социалисты" никак не

влияет на содержание терминов "коммунизма и "социализма" в значении общей

для этих движений конечной цели. Только в 1928 году конгресс Коминтерна в

Москве принял программу, в которой различались коммунизм и социализм (а не

просто коммунисты и социалисты).

Согласно этой новой доктрине в экономической эволюции человечества между

стадиями капитализма и коммунизма возникла третья стадия -- социализм.

Социализм -- это общественная система, основанная на общественной

собственности на средства производства и управлении всеми процессами

производства и распределения со стороны центральных плановых органов. В

этом отношении эта система не отличима от коммунизма. Но она отличается от

коммунизма в том, что еще не достигнуто полное равенство в потреблении.

"Товарищи" все еще получают заработную плату, и ставки заработной платы

различаются согласно экономической значимости труда, как ее определяют

центральные власти ради достижения наивысшей производительности труда. То,

что Сталин назвал социализмом, в целом соответствует марксовой концепции

"начальной стадии" коммунизма. Сталин сохранил название коммунизма только

для того, чтобы Маркс называл "высшей стадией" коммунизма. В том смысле,

как Сталин использовал этот термин, социализм движется к коммунизму, но еще

не является им. Социализм обернется коммунизмом, как только прирост

благосостояния, ожидаемый от действия социалистических методов

производства, поднимет беднейшие слои России до уровня, которым уже сейчас

наслаждаются выдающиеся обладатели важнейших должностей .

Апологетический характер этой новой терминологии очевиден. Сталин счел

необходимым объяснить большинству сограждан, почему их жизнь все еще так

скудна, намного хуже, чем на Западе, и даже беднее, чем жили русские

рабочие во времена царизма. Он хотел оправдать неравенство доходов; то, что

малая группа руководителей наслаждается всеми благами современного

комфорта, что другая группа, -- более многочисленная, чем первая, но менее

обширная, чем средний класс в императорской России, -- живет в "буржуазном"

стиле, тогда как массы, нагие и босые, влачат полуголодную жизнь в

трущобах. Он был просто вынужден прийти к такому идеологическому маневру.

Трудности Сталина были острее потому, что русские коммунисты в начале

своего правления провозгласили, что равенство доходов должно быть

обеспечено с первого мига пролетарской власти. Более того, в

капиталистических странах подкармливаемые Россией компартии использовали

очень действенный демагогический трюк -- возбуждали зависть к группам с

высокими доходами. Основной аргумент коммунистов в доказательство того, что

гитлеровский национал-социализм не настоящий социализм, но, напротив,

худшая разновидность капитализма, состоял в том, что в нацистской Германии

сохранялось неравенство в уровне жизни.

Введенное Сталиным различие между социализмом и коммунизмом открыто

противоречило не только политике Ленина, но и принципам коммунистической

пропаганды за пределами России. Но такие противоречия легко не замечаются в

царстве Советов. Слово диктатора -- высший авторитет, и нет таких дураков,

чтобы изображать оппозицию.

Важно осознать, что семантические новации Сталина касались только терминов

социализм и коммунизм. Он не затронул значения понятий социалист и

коммунист. Большевистская партия как и прежде именуется коммунистической.

Русофильские партии в других странах называют себя коммунистическими и

яростно борются с социалистическими партиями, которые в их глазах являются

просто социал-предателями. При этом официальное название Союза Советских

Социалистических Республик остается неизменным.

Агрессивность России

ГЕРМАНСКИЕ, итальянские и японские националисты оправдывали агрессивность

своей политики недостатком Lebensraum. [Lebensraum (нем.) -- жизненное

пространство. Термин, получивший хождение в связи с работами так называемых

геополитиков (Ф. Рамуель, К. Хаусхофер и др.), широко использовался в

нацистской идеологии.] Их страны сравнительно перенаселены. Они бедны

природными ресурсами и зависят от импорта продовольствия и сырья из-за

рубежа. Они должны экспортировать продукты перерабатывающей промышленности,

чтобы оплатить жизненно необходимый импорт. Но протекционистская политика

стран, в избытке производящих продовольствие и сырье, закрывает границы

перед ввозом готовых товаров. Мир явно стремится к состоянию полной

экономической автаркии каждой из стран. Какова судьба стран, которые не в

силах ни пропитать, ни одеть своих граждан на основе только внутренних

ресурсов?

Доктрина Lebensraum, созданная "обделенными" народами, подчеркивает, что в

Америке и Австралии пустуют миллионы акров земли более плодородной, чем

истощенные земли, которые вынуждены обрабатывать крестьяне обездоленных

стран. Природные условия для добычи и переработки сырьевых ресурсов здесь

также намного благоприятней, чем в обездоленных странах. Но крестьяне и

рабочие Германии, Италии или Японии не имеют доступа к этим благословенным

ресурсам. Иммиграционные законы сравнительно малонаселенных стран

препятствуют иммиграции. Эти законы увеличивают предельную

производительность труда [Это понятие введено американским экономистом

Джоном Бейтсом Кларком. По Кларку, при неизменной величине капитала

дополнительные вложения труда будут давать все меньший прирост

промышленного продукта. Прирост продукции, обеспеченный вовлечением в

производство "последнего" (при данном капитале) дополнительного рабочего, --

это и есть предельная производительность труда. Она определяет уровень

заработной платы всех рабочих, ибо более высокая выработка ранее

вовлеченных в производство -- не их заслуга, а проявление

производительности капитала. Чем меньше приток рабочей силы в страну, тем

выше в ней предельная производительность труда, а, следовательно, и

зарплата. Наоборот, в странах, откуда затруднен отток рабочих, число

занятых непомерно велико в сравнении с имеющимся капиталом, что влечет за

собой снижение предельной производительности, а, значит, и зарплаты.] и,

следовательно, увеличивают заработную плату в малонаселенных странах и

понижают их же в перенаселенных странах. Высокий уровень жизни в

Соединенных Штатах и Британских Доминионах оплачены понижением уровня жизни

в перенаселенных странах Европы и Азии.

Настоящие агрессоры -- говорят националисты Германии, Италии и Японии --

это те страны, которые посредством торговых и иммиграционных барьеров

присвоили себе львиную долю природных богатств земли. Разве сам Папа

Римский [имеется в виду Пий XII (Пачелли Эудженио), занимавший папский

престол с 1939 по 1958 г.; в период Второй мировой войны благожелательно

относился к германской и итальянской агрессии, что вызвало недовольство в

католической среде] не провозгласил, что коренной причиной мировых войн

является "этот холодный и расчетливый эгоизм, который норовит завладеть

экономическими ресурсами и материалами, предназначенными для общего блага,

в такой степени, что страны, менее взысканные природой, вовсе не получают

доступа к ним" ? Война, начатая Гитлером, Муссолини и Хирохито является, с этой точки

зрения, справедливой войной, ибо ее единственной целью было дать обделенным

нациям то, что в силу щедрости природы и божественной справедливости и так

принадлежит им. [Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г.

нападением Германии, возглавляемой рейхсканцлером Адольфом Гитлером, на

Польшу. 5 июня 1940 г. в войну на стороне Германии вступила Италия

(верховное военное командование осуществлял фашистский диктатор Бенито

Муссолини). 7 декабря 1941 г. на американские, английские владения на Тихом

океане напала Япония, которой правил император Хирохито.]

Русские не могут оправдывать свою агрессивную политику такими аргументами.

Россия является сравнительно малонаселенной страной. Ее почвы от природы

много лучше, чем в других странах. В ней существуют наилучшие условия для

возделывания всех видов зерна, фруктов и овощей. России принадлежат

гигантские пастбища и почти неистощимые леса. Ей принадлежат богатейшие

залежи золотых, серебряных, платиновых, медных, железных, никелевых и всех

прочих руд, а также громадные запасы нефти и угля. Если бы не деспотизм

царей и не плачевная неадекватность коммунистической системы, ее население

давно могло бы наслаждаться самым высоким уровнем жизни. Безусловно, вовсе

не нужда в естественных ресурсах толкает Россию к завоеваниям.

Агрессивность Ленина была порождена его убежденностью, что он является

вождем окончательной мировой революции. Он видел в себе законного

наследника Первого Интернационала, которому суждено выполнить задачу, не

удавшуюся Марксу и Энгельсу. [Первый Интернационал (Международное

товарищество рабочих) основан Марксом и Энгельсом в Лондоне в 1864г.

формально был распущен в 1876 г., хотя свою деятельность, фактически,

прекратил после поражения Парижской Коммуны в 1871 г.] Он полагал, что для

ускорения прихода революции ему ничего делать не нужно. Над капитализмом

уже прозвучал похоронный колокол, и никакие махинации не могут отдалить

момента экспроприации экспроприаторов. Нужен только диктатор для нового

мирового порядка. Ленин был готов взвалить это бремя на свои плечи.

Со времен Монгольского нашествия человечество не сталкивалось с таким

неумолимым и бескомпромиссным притязанием на неограниченное мировое

первенство. В каждой стране русские эмиссары и коммунистическая пятая

колонна фанатически трудилась во имя "Anschluss" [Anschluss (нем.) --

присоединение; это немецкое слово вошло в политический лексикон многих

стран после захвата фашистской Германией Австрии (1938 г.)] к России.

[Пятая колонна -- ставшее крылатым выражение из обращения по радио к

жителям Мадрида франкистского генерала Э. Мола (1936 г.). Призывая их к

сдаче, Мола заявил, что он ведет наступление четырьмя колоннами, а пятая

колонна тайно ведет борьбу с республиканцами в самом Мадриде.] Но у Ленина

не было первых четырех колонн. Военные силы России были в тот момент

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9