Курсовая работа: Роль церкви в Московском государстве

После разгрома новгородского антицерковного движения его центр перешел в Москву. Во главе этого движения стали Федор и Иван Курицыны. Московские еретики также боролись за ослабление власти крупных церковных феодалов и были противниками церковного землевладения. Они выступали против монашества, критиковали творения отцов церкви, но не посягали на основы христианства. Суровым и непримиримым гонителем этого движения был игумен Волоколамского монастыря Иосиф Санин (Волоцкий). Он был представителем воинствующей церкви, сторонником сильной светской власти, создателем теории божественного происхождения царской власти.

Московских еретиков судил церковный собор 1504 г. По настоянию собора наиболее активных еретиков — Ивана Волка, Михаила Коноплева и Ивана Максимова сожгли в клетке в Москве, а Некраса Рукавова — в Новгороде, предварительно отрезав ему язык.

После расправы с еретиками на соборе 1504 г. Иосиф стал знаменем воинствующей церкви — «презлых иосифлян», боровшихся с участниками антицерковного движения посредством духовного и светского меча. За заслуги перед светской властью и церковью Иосиф в 1591 г. был объявлен общерусским святым.

После Иосифа во главе церковников, настаивавших на казнях противников церкви, стал московский митрополит Даниил. Церковь обрушила свой меч и на так называемых нестяжателей Максима Грека и Вассиана Патрикеева. Максим Грек раньше сам выступал за смертную казнь еретикам. Но он был противником церковного землевладения и беспощадной эксплуатации трудившихся на церковно-монастырских землях крестьян. Вассиан Патрикеев, стоявший во главе боярской оппозиции, также обличал стяжательство монастырей, ибо владение землей, по его словам, развращает монахов, заражает их «ненасытным сребролюбием». В своих произведениях Вассиан писал об эксплуатации монастырских крестьян, которые, по его словам, жили в последней нищете.

Вассиан и Максим Грек критиковали феодально-крепостнический быт церковных вотчин и стремились склонить великого князя к отчуждению церковных и монастырских земель, что и вызвало ненависть к ним церковных иерархов. Максим Грек предстал перед церковным собором в 1525 г. Его признали «злохулительным еретиком» и заключили в тюрьму Волоколамского монастыря. Максиму Греку запретили писать, мучили голодом, морозом и, как отмечает один источник, он «от дыма и от горести темничные был яко мертв». В таких условиях Максим пробыл шесть лет. В 1531 г. он был привезен в оковах в Москву и предстал перед судом нового церковного собора. Здесь в его сочинениях нашли «хулу на господа бога и богородицу» и обвинили в том, что он составлял «писания хульные и еретические», критиковал церковные уставы и законы, что он еретик и чернокнижник. Церковный собор осудил Максима как «хульника и Священного писания тлителя» и сослал в оковах в Тверской Отрочь монастырь, где его заточили в каменный мешок.

В ереси обвинили и помощников Максима по исправлению книг — Михаила Медоварцева и Сильвана. Медоварцев был сослан в Коломну, а Сильван в Волоколамский монастырь, где его «уморили дымом». На этом же соборе еретиком был объявлен «князь - инок» Вассиан, противник церковного землевладения. Он также попал в каменный мешок Волоколамского монастыря и в «прегорчайшей темнице» умер от голода и дыма. Сделано это было по приказу митрополита Даниила.

Вскоре в руках инквизиторов оказался игумен Троицкого монастыря Артемий — противник церковной знати и церковного землевладения. Он писал об этом царю и умолял его в интересах самой церкви отобрать ее имения. Артемия судил церковный собор 1553 г. Его обвинили в ереси и сослали в Соловецкий монастырь с предписанием «пребывать ему внутри монастыря с великой крепостью, в келье молчательной».

На церковном соборе 1554 г. как «безбожного еретика и отступника православной веры» осудили Матвея Башкина. Он считал, что рабство несовместимо с принципами истинного христианства, и говорил о необходимости уничтожить холопство. Башкин подверг критике церковные каноны и догмы: отрицал божественное происхождение Иисуса, не признавал «угодников» и поклонения иконам. В выступлении Башкина против церкви и ее догматов под религиозной оболочкой скрывался протест масс против закабаления и феодальной эксплуатации. Защищая устои феодально-крепостнического государства, церковные иерархи не могли простить Башкину его взглядов. Башкина подвергли пыткам и заставили признаться в еретичестве. Как передают некоторые источники, по приговору церковного собора Башкина посадили в деревянную клетку и сожгли.

Не прошло и года, как вновь собрались церковные иерархи. На этот раз они судили Феодосия Косого, выдающегося идеолога социальных низов середины XVI в. Феодосий Косой учил, что не следует повиноваться попам и властям, он звал угнетенные массы на борьбу за уничтожение церковного и светского гнета и коренное переустройство общества. Церковный собор приговорил Феодосия к тяжкому наказанию, но ему удалось вырваться из цепких лап инквизиторов и бежать в Литву.

Но, несмотря на это, по сравнению с деятельностью инквизиции в католических и протестантских государствах Европы, размах преследований и казней еретиков Православной Церковью был относительно невелик. Если в одной только Испании времен Торквемады было сожжено около 40000 ведьм, то за весь период с 15 по 17 вв. на Руси было произведено только около 100 казней сожжением.

3. Спор иосифлян и нестяжателей

В 1503 г. был созван церковный собор, который бесстрашно коснулся всех больных сторон церковного быта, служивших для еретиков поводом к нареканиям на Церковь. Были осуждены плата за поставление и зазорная жизнь вдовых священников, пьянство духовенства, в т. ч. и накануне совершения Божественной Литургии, непорядки в монастырской жизни. Собор вплотную подошел к вопросу об отношении к монастырскому вотчинному землевладению. На арене этого собора выступили крупнейшие церковные деятели того времени - игумен Волоколамский Иосиф (Санин) и игумен Сорский (на р. Сорке, около Белоозера) Нил (Майков).

Нил Сорский стремился осуществить на Руси большую реформу и иночества, и всего церковного быта православия. Главной целью этой реформы было освобождение иночества от каких бы то ни было экономических забот. Появление на Руси еретиков и их упорные гонения на Церковь Нил и его ученики, называемые "нестяжателями", объясняли, как и многие другие в то время, падением нравов и авторитета Церкви. Но причину этого падения они видели в обремененности землевладением и крупным хозяйством.

И вот против этого предложения восстал, как записано, весь собор, точнее - почти все традиционное большинство. Среди последнего доминировал голос наиболее продумавшего этот вопрос и подготовившего всю аргументацию "стяжательской" стороны Волоколамского игумена Иосифа. В защиту монастырского землевладения на соборе он привел два основных аргумента: во-первых, обратил внимание на греческих и русских святых, основавших первые монастыри, владевшие селами; а во-вторых, выразил опасение, что отсутствие монастырских сел приведет к тому, что "благородные человеки" перестанут принимать постриг, некого будет поставлять на различные церковные должности и наступит "поколебание веры". Точка зрения Иосифа была такова: обет отречения от стяжания каждый вступающий в нормальное общежитие берет на себя и несет наряду с двумя другими - полным послушанием и полным целомудрием. Этот принцип у Иосифа возведен в абсолют: инок категорически не должен иметь никакой собственности. Но принцип личного нестяжания иноков у Иосифа сочетался с принципом "коллективного" монастырского стяжания. Под эту формулировку полностью подпадает только строгообщежительное монашество, а не единолично-хозяйственный устав. В предпочтении общежития единолично-пустынническому подвигу вся сущность богословской системы Иосифа. А за ней - теократическая идея, идея неразделимости единого теократического организма церкви и государства. С этой всемирно-исторической высоты восточно-православной теократии он не отрицал, конечно, пустынножительской задачи личного спасения, но считал ее стоящей ниже о сравнению с идеальной нормой устава общежительного.

Таким образом, спор о монастырских селах - это только поверхность, а подлинная борьба происходила в глубинах, и спор шел о самых началах и пределах христианской жизни и делания. Сталкивались два религиозных замысла, два религиозных идеала, в конечном счете - две правды.

В конце XV в. Иосиф Волоцкий написал произведение, специально посвященное вопросам монашеской жизни, - краткую редакцию Устава, предназначенного для Иосифо-Волоколамского монастыря (пространная редакция, как считают исследователи, возникла позже). Этот Устав был рассчитан на общежительный монастырь, жизнь монахов в котором подвергалась жесткой регламентации и строгой дисциплине.

Прот. Георгий Флоровский писал, что правда Иосифа Волоцкого - это прежде всего правда социального служения, а его идеал - это своего рода "хождения в народ". С точки зрения Иосифа, все члены общества должны выполнять определенное служение. Не составляет исключения даже сам царь. И его Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, - и царь подзаконен, и только в пределах закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или "строптивому" царю вовсе и не подобает повиноваться, он даже и не царь - "таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель". В этой системе и монашеская жизнь - это некое социальное тягло, особого рода религиозно-земская служба. Этому социальному служению, деланию справедливости и милосердия изнутри подчиняется у Иосифа и самое молитвенное делание. Монастырские села он защищает, можно сказать, из филантропических и социальных побуждений: он принимает их от имущих и богатых, чтобы раздавать и подавать нищим и бедным. Волоколамская обитель постоянно превращается игуменом то в странноприимный дом, то в благотворительную столовую для сирот и убогих, то в больницу.

В отличие от Устава Иосифа Волоцкого, в Уставе ("Предании") Нила Сорского формулируются только самые общие правила монашеской жизни; этот текст чужд той дотошной и всеобъемлющей регламентации, которая явно предстает со страниц труда волоколамского игумена. Нил Сорский побывал на Афоне, в монастырях Константинополя, посещал лавры Палестины, может быть, был на Синае. В его "Предании" обнаруживаются следы знакомства с "Преданием" Саввы Освященного. Устав Нила Сорского предполагал четыре главных (и допустимых) источника материального обеспечения особножительных монастырей и скитов. Главным из них было "рукоделие", т. е. собственный труд монахов, а далее назывались "милостыня" (включающая в себя как пожертвования частных лиц, так и возможность государственной дотации), участие в товарообмене и использование наемного труда, но только в случае, если этот труд оказывается справедливо оплаченным. Создание Нилом Сорским собственного Устава, написанного явно в полемике с Уставом общежительного монастыря, написанным Иосифом Волоцким, наглядно свидетельствует о том, что общежитие Нил явно считал менее совершенной формой монашеской жизни по сравнению с особножительством, преимущественно в скитской форме.

Разногласие между иосифлянством и заволжским движением можно свести к такому противопоставлению: одни стремились завоевать мир, работая в нем, другие преодолевали мир через преображение и воспитание вне мира нового человека, через становление новой личности. И те и другие в качестве примера обращались к опыту Сергия Радонежского, своей деятельностью осуществившего впоследствии уже недостижимый идеал. Два пути, диаметрально разошедшиеся через столетие после кончины преп. Сергия, в конце концов соединились после мучительных кровавых драм: и Иосиф Волоцкий, и Нил Сорский были причислены русской православной Церковью к лику святых (первый - в конце XVI в., второй - в начале ХХ).

4. Возникновение идеологии «Москва – третий Рим»

Начиная с царствования Иоанна III, в Московском государстве начала вызревать идеология, согласно которой, вследствие политического падения Византии, единственным оплотом вселенского православия становилась Москва, которая получала достоинство Третьего Рима. Данная теория утверждала историческое значение столицы Русского государства — Москвы как всемирного политического и церковного центра. Московские цари провозглашались преемниками римских и византийских императоров. Сформулирована в письмах Филофея великому князю московскому Василию III. В своих произведениях Филофей защищал принципы иосифлян и был сторонником присоединения Пскова к Москве.

Наиболее лаконично и точно политическая теория суверенности Русского государства была сформулирована Филофеем в его послании к Василию III: «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем не останется».

В это время появляется множество легенд, которые должны были обосновать законное первенство московских государей над всеми русскими князьями. Согласно ей вся история христианства сводилась к истории трех “Римов” — первого, погубленного католичеством, второго — Константинополя, павшего жертвой униатства, и третьего — Москвы, объявлявшейся недоступной для ереси твердыней православия, которая пребудет в веках. Тем самым задача создания централизованного Московского государства становилась всемирно-исторической, ставилась в связь с задачей спасения всего человечества, искупительной миссией христианства.

В несколько модифицированном виде эта идея была формально закреплена в Уложенной Грамоте 1589 года от имени самого Вселенского Патрирха Иеремии II. В Московской Церкви в данный период формировался взгляд на московское благочестие как единственное во всём мире неповреждённое и спасительное учение Христа. Христиане иных исповедований не считались таковыми и подлежали перекрещиванию при присоединении к православию. В результате сформировалась специфически московская религиозность с особым упором на внешний ритуал, абсолютную неизменность богослужебных форм, а также то, что некоторые исследователи именуют «бытовым исповедничеством».

5. Церковь как нравственный противовес русскому самодержавию в годы правления Ивана IV

Иоанн Грозный, один из величайших и самых противоречивых исторических деятелей России, жил напряженной деятельной жизнью, был талантливым писателем и библиофилом, сам вмешивался в составление летописей (и сам внезапно оборвал нить московского летописания), вникал в тонкости монастырского устава, не раз думал об отречении от престола и монашестве. Каждый шаг государственного служения, все крутые меры, предпринятые им для коренной перестройки всей русской государственной и общественной жизни, Грозный стремился осмыслить как проявление Промысла Божия, как действие Божие в истории. Его излюбленными духовными образцами были святой Михаил Черниговский и святой Феодор Черный, воины и деятели сложной противоречивой судьбы, мужественно шедшие к святой цели, сквозь любые препятствия, встававшие пред ними в исполнении долга перед Родиной и перед Святой Церковью.

Царь Иоанн Грозный относился резко отрицательно к влиянию духовенства на государственные дела. Он писал Курбскому: — «Ты считаешь светлостью благочестивою, когда государство обладается попом невеждою? Но царство, обладаемое попом, разоряется». Свое подозрение по отношению к боярам царь распространил и на духовенство. Особенно его раздражали печалования за опальных. Заступничество за опальных царь принимал как посягательство на его царскую власть. Митрополиту Филиппу II за его несочувствие опричине и за печалование за опальных пришлось поплатиться саном, свободой и, наконец, жизнью. Во время разгрома Новгорода Иоанном Грозным, пострадало много духовенства, церквей и монастырей. Епископ Пимен подвергая поруганию язычников: его провезли по городу на белой кобыле в одежде шута, с бубном и волынкой, потом лишили сана и заточили в Веневский монастырь. Его преемника Леонида, по приказанию Грозного, зашили в медвежьи шкуры и затравили собаками. Максиму Греку, принесшему так много пользы русской Церкви своими учеными трудами, за его смелые суждения о деспотизме московского князя, о подчиненности русской Церкви светской власти и о повреждении церковного благочиния пришлось терпеть тягостное заточение.

Сама опричнина была задумана Грозным по образу иноческого братства: послужив Богу оружием и ратными подвигами, опричники должны были облачаться в иноческие одежды и идти к церковной службе, долгой и уставной, длившейся от 4 до 10 часов утра. На "братию", не явившуюся к молебну в четыре часа утра, царь-игумен накладывал епитимию. Сам Иоанн с сыновьями старался усердно молиться и пел в церковном хоре. Из церкви шли в трапезную, и пока опричники ели, царь стоял возле них. Оставшиеся яства опричники собирали со стола и раздавали нищим при выходе из трапезной.

Самозванное иночество Грозного возмущало святителя Филиппа, считавшего, что нельзя смешивать земного и небесного, служения креста и служения меча. Тем более, что святой Филипп видел, как много нераскаянной злобы и ненависти скрывается под черными шлыками опричников. Были среди них и просто убийцы, очерствевшие в безнаказанном кровопролитии, и мздоимцы-грабители, закоренелые в грехе и преступлении.

Митрополит Филлип пытался убедить царя уничтожить опричнину, Грозный же старался доказать ему ее государственную необходимость. Наконец, Грозный царь и святой митрополит пришли к уговору, чтобы святому Филиппу не вмешиваться в дела опричнины и государственного управления, не уходить с митрополии в случаях, если царь не сможет исполнить его пожеланий, быть опорой и советником царя, как были опорой московских государей прежние митрополиты. 25 июля 1566 года свершилось посвящение святого Филиппа на кафедру Московских Святителей, к сонму которых предстояло ему вскоре присоединиться.

Святитель Филипп решился противостоять Грозному. Это было связано с новой волной казней в 1567 - 1568 годах. Осенью 1567 года, едва царь выступил в поход на Ливонию, как ему стало известно о боярском заговоре. Изменники намеревались захватить царя и выдать польскому королю, уже двинувшему войска к русской границе. Иоанн Грозный сурово расправился с заговорщиками и вновь пролил много крови. Сознание святительского долга заставило митрополита Филиппа выступить в защиту казненных.

Окончательный разрыв наступил весной 1568 года. В Неделю Крестопоклонную, 2 марта 1568 года, когда царь с опричниками пришел в Успенский собор, как обычно, в монашеских облачениях, святитель Филипп отказался благословить его, но стал открыто порицать беззакония, творимые опричниками: "учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати об опричнине". Обличение Владыки прервало благолепие церковной службы. Грозный в гневе сказал: "Нам ли противишься? Увидим твердость твою! - Я был слишком мягок с вами", - добавил царь, по свидетельству очевидцев.

Царь стал проявлять еще большую жестокость в преследовании всех противившихся ему. Казни следовали одна за другой. Участь святителя-исповедника была решена. Но Грозный хотел соблюсти канонический порядок. Боярская дума послушно вынесла решение о суде над Главой Русской Церкви. Над Митрополитом Филиппом был устроен соборный суд в присутствии поредевшей Боярской думы. Нашлись лжесвидетели: к глубокой скорби святителя, это были иноки из возлюбленной им Соловецкой обители, его бывшие ученики и постриженики. Святого Филиппа обвиняли во множестве мнимых преступлений, до колдовства включительно. Отвергнув все обвинения, святой страдалец пытался прекратить суд, объявив о добровольном сложении митрополичьего сана. Но отречение его не было принято. Мученика ждало новое поругание. Уже по вынесении приговора о пожизненном заточении в темнице, святого Филиппа заставили служить Литургию в Успенском соборе. Это было 8 ноября 1568 года. В середине службы в храм ворвались опричники, всенародно зачитали соборное осуждение, порочившее святителя, сорвали с него архиерейское облачение, одели в рубище, вытолкали из храма и на простых дровнях отвезли в Богоявленский монастырь. Мученика долго томили в подвалах московских монастырей, ноги старца забивали в колодки, держали его в оковах, накидывали на шею тяжелую цепь. Наконец, отвезли в заточение в Тверской Отрочь монастырь. Там год спустя, 23 декабря 1569 года, святитель принял мученическую кончину от руки Малюты Скуратова.

Митрополит Филлип стал своего рода первым высокопоставленным «диссидентом» Московской Руси. Конфликт царя Ивана Грозного и митрополита Филиппа представляет собой не просто столкновение светской и духовной власти, а пример моральной оценки церковью действий высшей государственной власти, не имевшей до этого прецедентов в истории Руси. Выступив с осуждением опричных казней, Филипп указал на необоснованность и жестокость проводимых царем репрессий, и таким образом лишил их легитимности, которая в существовавшем тогда обществе имела религиозный характер. Посягнув на право царя единолично осуществлять правосудие в его понимании, митрополит совершил с его точки зрения государственное преступление и был достоин самого жестокого наказания.

Учитывая соотношение властных полномочий и характер царя, итог конфликта был предопределен. Однако моральная победа осталась за митрополитом Филиппом, так его подвиг духовного подвижничества показал истинную природу тирании Ивана Грозного, вынудив последнего для оправдания себя сфабриковать заведомо ложные обвинения против митрополита.

Страницы: 1, 2, 3