Курсовая работа: Этапы вхождения образа Америки в российское общественное сознание в период с начала холодной войны до 1953 года

Великая Победа стала символом мощи и успеха СССР, позволила закрепить все стереотипы, которые насаждала советская пропаганда, советские ценности. Война способствовала выходу творчества многих писателей, журналистов на международную арену, приобретению опыта воздействия на людей с другим мировоззрением. Одновременно не прекращалась контрпропагандистская работа, с помощью которой советские руководители стремились не допустить влияния Запада на народы СССР. В период Второй мировой войны возникали элементы послевоенного образа врага: пропагандисты критиковали и дискредитировали зарубежных журналистов, выражавших интересы правых кругов Запада. С 1943 г. советские пропагандисты – прежде всего А.А. Фадеев, стали использовать термин «космополит» для обозначения советских людей, которые попали под идеологическое влияние Запада. Однако в целом советский пропагандистский аппарат, пресса сделали немало для создания позитивного образа союзников по оружию – США, Великобритании. В результате среди значительной части народа, интеллигенции возникли иллюзии относительно возможностей длительного послевоенного сотрудничества с либеральными державами антигитлеровской коалиции. Не было свободно от этих иллюзий и высшее руководство СССР. В конце войны советское правительство предпринимало конкретные шаги для получения у правительства США займа в 6 млрд. долларов на восстановление разрушенного хозяйства. Большую роль играл субъективный фактор – личное сотрудничество и даже приязнь И.В.Сталина и Ф.Рузвельта. Смена американского руководства в апреле 1945 г. изменила ситуацию. Вскоре выяснилось, что, по словам У. Черчилля, борьба против общего врага была «единственным звеном», которое связывало державы коалиции.

2.2 Образ Америки на этапе от Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага

Победоносное окончание войны породило кратковременную эйфорию в умах действующих политиков и части журналистов о возможности достижения ненасильственного вечного мира посредством сотрудничества сверхдержав и создания ООН. Советские газеты публиковали материалы об обменах посланиями между руководителями супердержав, званых дипломатических обедах, на которых подчеркивалась «необходимость дружественных отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом для обеспечения будущего мира». «Правда» информировала читателей об ассигновании фондом Рокфеллера четверти миллиона долларов на создание русского института при Колумбийском Университете для лучшего понимания СССР американцами. Знамением времени были пышные парады войск союзников в Берлине, День союзника в Норвегии, сопровождавшиеся речами с тем же содержанием. Уинстон Черчилль, казалось, был очарован личностью своего «боевого товарища» – И.В. Сталина, и при каждом удобном случае, даже в фултонской речи, подчеркивал его мудрость, военные способности и патернализм по отношению к народу. Показателем дружественных отношений служили награждения: вручение ордена «Победы» Д. Эйзенхауэру и Б. Монттомери в июне 1945 г. в Москве и декабрьское чествование 190 американцев – участников северных конвоев, в вашингтонском посольстве СССР. Можно констатировать: после войны у советского государства не было ярко выраженного внешнего и внутреннего врага. Внешний – фашизм, был уничтожен; крупные капиталистические страны были союзниками; повстанческие движения в Прибалтике и Западной Украине воспринимались как профашистское движение, дни которого сочтены; отдельные деятели Запада и режимы, настроенные антисоветски, не представляли непосредственной угрозы. Вместе с тем, в Госдепартаменте США было немало представителей правых кругов, которых раздражал сам факт наличия СССР. До 2 сентября 1945 г. – дня окончания Второй мировой войны, они не могли заговорить в полный голос, так как нуждались в помощи СССР для разгрома Японии. Служащие Госдепартамента с тревогой следили за послевоенной политикой советского руководства. До осени 1945 г. советские намерения получали поддержку у ряда политиков Запада, не воспринимались как «экспансия». Но с октября-ноября ситуация начала меняться. На Лондонском совещании министров иностранных дел в сентябре-октябре 1945 г. западные державы отказались подписать договоры с Румынией и Болгарией до проведения «свободных выборов». Путем взаимных уступок по ряду вопросов на Московском совещании в декабре 1945 г. союзники пришли к приемлемым решениям. Однако проблемы нарастали на главном — германском, направлении политики супердержав. Советское правительство проявляло недовольство ходом выполнения Ялтинских и Потсдамских соглашений своими союзниками: ходом денацификации, демилитаризации, демократизации в западных зонах оккупации, мягкостью наказаний фашистским преступникам. Конфронтация супердержав обострялась вследствие сознательной политики правительства США, направленной на слом ялтинско-потсдамских соглашений. Таким образом, важнейшим источником возникновения идеологических и информационных предпосылок образа врага был кризис антигитлеровской коалиции, который углубился после окончания Второй мировой войны. Медленное, но верное накопление негативного материала о союзниках создавало информационную предпосылку возникновения будущего образа врага. Однако этот процесс не был прямолинейным. В течение двух лет после окончания войны все еще действовали факторы, которые тормозили конфликты между супердержавами. Так, политики Запада не могли сразу развернуть свою политику на 180 градусов: народы держав-победительниц были благожелательно настроены друг по отношению к другу. В США первое время после войны сохранили посты дипломаты из бывшей администрации Ф.Рузвельта, настроенные на урегулирование конфликтов. До середины 1947 г. шла выработка основных положений политики США по отношению к западноевропейским странам, что создавало ситуацию неопределенности и в отношении СССР. В свою очередь, правительство СССР нуждалось в американском кредите для восстановления разрушенного народного хозяйства. Первое предложение по данному вопросу было сделано еще в январе 1945 г. В.М. Молотов, министр иностранных дел, проводивший переговоры, намекал правительству США на обоюдную выгодность проекта: он, мол, мог помочь американцам преодолеть возможный послевоенный экономический кризис. Ответ администрации Рузвельта был неопределенным. Второе предложение поступило уже в августе 1945 г. Новое американское руководство обставило получение кредита неприемлемыми и унизительными условиями, а документы с предложением СССР «потеряло» до марта 1946 г. Уловка была связана с ростом антисоветских настроений в американском истеблишменте. Однако советское правительство, надеясь на изменение ситуации, проявляло терпение. И.В. Сталин неоднократно публично высказывал заинтересованность СССР в сотрудничестве с американцами в экономической сфере. Вместе с тем, пропагандисты СССР были вынуждены усилить пропагандистский отпор антисоветским выпадам, количество которых резко увеличилось осенью 1945 г. В сложившихся условиях советское правительство проводило информационную политику, для обозначения которой применим термин К. Манхейма «частичная идеология»7. Пропагандисты обвиняли в антисоветизме только отдельных политических деятелей, журналистов, абстрактные «круги» реакционеров Запада, которые, по мнению пропагандистов, действовали по злой воле или недопониманию политики СССР. Одновременно советские газеты всячески подчеркивали сотрудничество держав антигитлеровской коалиции, вразрез с линией которых действовали недоброжелатели. Методу «частичной идеологии» соответствовали и приемы: для создания вида объективного подхода к освещению событий редакции газет составляли подборки цитат из западных газет с критикой отдельных лиц и явлений. Так, весной-летом 1945 г. критика правых сил Запада была крайне абстрактной. Советская печать в основном цитировала просоветски настроенных политиков и общественных деятелей: Э. Рузвельт, вдову бывшего президента, которая осуждала людей, «движимых страхом» и боящихся России; министра торговли США Г. Уоллеса, предупреждавшего о наличии в стране «врагов мира», готовящих третью мировую войну. Сенатор-демократ Коффи относил к «элементам», готовящим войну с СССР, «представителей картелей и некоторые другие группировки». Постоянно критиковалась печать Херста и Скриппс-Говарда в США за попытки исказить позицию советских делегаций на международных форумах. Подобные публикации способствовали поддержанию недоверия к Западу у значительных слоев населения СССР. В то время, когда на Западе с осени 1945 г. разворачивалась антисоветская истерия, общий тон советской прессы оставался сдержанным и лояльным в отношении политики правительств либеральных сверхдержав. Однако высказывания советских журналистов в адрес отдельных должностных лиц, по отдельным направлениям политики западных партнеров ужесточались. Так «Правда» устами известного американского обозревателя Уолтера Липпмана предостерегала западных политиков, которые думали, что «благодаря атомной бомбе или огромным размерам нашей (т.е. США) промышленности мы можем в настоящее время проститься с нашими друзьями». С точки зрения Липпмана, блок был немыслим без России[9]. Антисоветские решения и выступления западных руководителей медленно, но верно способствовали обострению международных отношений. В советской прессе появились новые темы, что способствовало накоплению негативной информации о союзниках – росту информационных предпосылок будущего образа врага.

Так, 13 сентября 1945 г. в «Правде» появилась одна из первых заметок о связях через подставных лиц американских и германских фирм во время войны. В октябре ряд высокопоставленных чиновников – «помощник военного министра Макклой, заместитель Эйзенхауэра генерал-лейтенант Клей, политический советник Мэрфи» – обвинялись в том, что вразрез с линией Госдепартамента планировали восстановление экспорта химикатов и удобрений, производимых «И.Г. Фарбениндустри», мощности которого было легко перестроить на выпуск военной продукции. Дело концерна разрасталось и систематически освещалось прессой. С октября 1945 г. в советских газетах начинают публиковаться заметки о решениях комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, направленных против американцев и общественных организаций – антиизоляционистов радиообозревателей Кингдона, Уолина, Стила, Серджио, конгрессменов Коффи, Паттерсона, «Национальной федерации борьбы за конституционные свободы», «Объединенного комитета помощи антифашистам эмигрантам», «Совета американо-советской дружбы», которые вели борьбу за соблюдение демократических прав в США. Комиссию обвиняли в преследовании журналистов, фактическом попустительстве профашистской и антисемитской пропаганде, попытках помешать деятельности перечисленных организаций. До апреля 1946 г. в «Правде» появилось не менее семи подобных материалов. Столь конфликтное поведение представителей западных держав было не выгодно СССР, но выгодно советским пропагандистам: союзники своими руками создавали образ захватчиков, колонизаторов, антидемократов. Несмотря на очевидные факты, говорившие о кризисе антигитлеровской коалиции, пропагандисты настойчиво подчеркивали единство держав. Никаких прямых обобщений о характере экономической и политической системы союзников из публикуемых материалов не делалось. Так, 20 января 1946 г. «Правда» сообщала о панических настроениях, охвативших ряд американских политиков: сенаторы-демократы Истленд и О'Даниэль заговорили о «руке Москвы», которая, мол, вызвала волну забастовок с целью установить контроль над американским правительством. Подчеркнув, что речь идет только о временных «внутренних затруднениях американской промышленности», советский «обозреватель» высмеял отдельных «людей, потерявших элементарное чувство душевного равновесия перед лицом послевоенных трудностей». Советский читатель был информирован о трудностях, которые переживали народы держав-союзниц. Особый упор пресса делала на прогрессирующую динамику забастовочного движения в США. В качестве источника использовался, например, журнал министерства торговли США «Сервей оф Каррент бизнес», который сообщал о сокращении производства стали, грядущем пятимиллионном сокращении рабочих мест в оборонной промышленности, жилищной нужде простых американцев, росте преступности среди молодежи. В апреле 1946 г. в «Правде» появилась заметка о возрождении в США расистской организации «Ку-клукс-клан». Подобная информация выполняла две функции: во-первых, внушала советским людям мысль о том, что после войны в западных странах живут еще хуже, чем в СССР; во-вторых, использовалась для изображения англо-американских и других противоречий, играя на которых правительство СССР пыталось сохранить антигитлеровскую коалицию. С первой половины 1946 г. появилась информация о размещении американских военных баз и аэродромов в Саудовской Аравии, Исландии, Иране. Рост внешнеполитической, экономической и идеологической экспансии США, внутрикоалиционных противоречий советское правительство не могло не оценивать как угрозу интересам СССР. Пропагандистский метод «частичной идеологии» все менее подходил для сложившейся к марту 1946 г. ситуации: «цитатничество», косвенная критика союзников входили в противоречие с «партийностью» советской идеологии и пропаганды. Размывая границы метода, с февраля-марта 1946 г. вынуждено расширилась сфера разоблачительной деятельности советской прессы. На начало февраля 1946 г. приходится пик антисоветской кампании в США и Канаде, которая была детерминирована внутренними экономическими и политическими процессами: стремлением правых кругов затушевать послевоенные противоречия и объяснить рост забастовочного движения действиями Москвы; действиями военных, которые не желали допустить гражданских до контроля над ядерными исследованиями, производством. В развернувшейся кампании шпиономании использовались показания перебежчика Гузенко — бывшего шифровальщика посольства СССР в Канаде, рассказавшего о советской разведке ядерных секретов Запада[10]. Как предполагает А.М. Филитов, кампания шпиономании в США имела еще одно серьезное последствие. В статье «Как начиналась "холодная война"» он пишет, что «определенный контраст между "мягким", подчеркивающим возможности послевоенного сотрудничества предвыборным обращением ЦК ВКП(б) от 2 февраля и более жестким, не упоминающим о таких возможностях сталинским выступлением 9 февраля, как раз тем и объясняется, что в промежутке (3 февраля) начались "шпионские страсти" в США»[11]. В предвыборной речи И.В. Сталин призывал оказать помощь ученым, которые должны были помочь быстрее восстановить разрушенное хозяйство. Апологетика всей предвоенной политики, которой изобиловала речь, привела к констатации: советский общественный строй – «лучшая форма организации общества, чем любой несоветский общественный строй». Не случайно наиболее дальновидные публицисты Запада, например У. Липпман, с беспокойством восприняли заявление советского руководителя. В связи с этим советские пропагандисты, ранее считавшие американского обозревателя объективным, теперь навесили ему ярлык «глашатая гонки вооружений, направленной против СССР». В международном обозрении «Правды» за 17 февраля 1946 г. отмечалось: «Уолтер Липпман исказил и извратил речь товарища Сталина. Он заявил, что в СССР не будет якобы принято мер к повышению жизненного уровня населения и что программа промышленного строительства СССР не что иное, как... "программа перевооружения"».

 

2.3 Первый этап – формирование «образа врага»

Жесткие заявления советских пропагандистов, как в случае с У. Липпманом, приводили к тому, что доброжелательно настроенная по отношению к СССР часть интеллигенции Запада начала переходить на антисоветские позиции. Максимум политической выгоды из создавшейся ситуации извлекли правые силы либеральных супердержав и У. Черчилль. 5 марта 1946 г. он выступил со знаменитой фултонской речью. Дискредитацией выступления Черчилля – отставного политического деятеля – занялся лично И.В. Сталин. В интервью газете «Правда» он расценил демарш Черчилля как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами». Подразумевалось, что Черчилль не выражает позиции и «простых людей из небольших домов», и правительств держав. Призывы отставного премьера к военному сотрудничеству «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке» были оценены как «расовая теория», сравнивались с гитлеровскими. На обвинение в создании «везде» пятых колонн коммунизма Сталин ответил панегириком международному коммунистическому движению[12]. Советские газеты немедленно поместили сообщения об осуждении позиции Черчилля английскими и американскими парламентариями, заявление Г. Трумэна о перспективах развития мирового сообщества: «...работать вместе так же, как и сражались вместе». В речи перед избирателями и интервью «Правде» И.В. Сталин сформулировал основные постулаты советской пропаганды, которые уходили своими корнями в решения XVIII съезда ВКП(б). В феврале-марте 1946 г., в отличие от прошедшего после окончания Второй мировой войны периода, в них более четко выражено противопоставление советской и капиталистической систем. Пропагандисты должны были прославлять мирный труд советского народа, который восстанавливает разрушенное войной хозяйство; показывать прогрессивность и демократизм советского строя, возглавляемого ВКП(б) и лично И.В. Сталиным; доказывая миролюбие СССР, убеждать, что необходимо держать «порох сухим»; показывать коммунистов защитниками демократии во всех странах мира; призывать к сохранению единства держав антигитлеровской коалиции – гаранта сохранения мира на планете; разоблачать реакционных политиков Запада – «поджигателей войны», действия которых идут вразрез с политикой коалиции. Таким образом, кризис антигитлеровской коалиции привел к становлению идеологических предпосылок, которые со временем станут признаками западного образа врага: пропагандисты систематически информировали советских людей об отсутствии на Западе демократии, колониальной политике европейских держав, противоречиях между США и европейскими странами, тяжелом положении трудящихся Запада, нежелании США и Великобритании выполнять Потсдамские соглашения, окружении территории СССР американскими военными базами, антисоветской пропаганде правых кругов Запада. Однако весной 1946 г. газеты все еще продолжали публиковать позитивную информацию о США: об испытаниях цветного телевидения, обеде в американо-русском институте, посвященном памяти Рузвельта, заявление Г. Трумэна в связи с Днем Победы, в котором подчеркивалась необходимость сохранения коалиции. Пресса была главным инструментом идеологического влияния государства в дотелевизионную эпоху. Радиоточки и приемники еще не стали обиходными для значительной части населения СССР. В апреле 1946 г. в стране насчитывалось: 21 центральная газета, 5610 газет республиканского, городского и районного подчинения. Разовый тираж был недостаточен – 90 экземпляров на тысячу человек. Напрямую или опосредованно, через ведомства, редакции газет подчинялись Управлению пропаганды и агитации (УПА), на которое ЦК партии возложил ответственность за исполнение своего решения по реформированию газет. Сущность реформы состояла в мобилизации аппарата на отпор антисоветизму Запада, содержание – в подборе кадров, изменении публикаций в духе партийности. Важнейшими задачами газет были: «вести борьбу с происками международной реакции, разоблачая экспансионистские и антисоветские тенденции империалистических кругов и их враждебную СССР пропаганду»; «систематически публиковать материалы о развитии и упрочении демократического строя в странах, освобожденных Красной Армией», освещать деятельность рабочего и демократического движения в странах Запада. Так, в апреле 1946 г. редколлегии «Известий» вменялось в вину то, что редакция не имеет собственной позиции – «излагается лишь точка зрения иностранных газет»; высказывалось недовольство тем, что «читателю предоставляется самому разобраться в высказываниях зарубежной печати», а также отсутствием боевитости и конкретности в изложении материала, что из поля ее внимания выпали проблемы развития послевоенной мировой экономики, внутриполитического положения в США и Великобритании. Таким образом, весной-осенью 1946 г. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК ВКП(б) приняли ряд решений, направленных на улучшение пропагандистской работы советской печати — «самого острого орудия большевистской партии». Не подвергая сомнению важность сохранения антифашистской коалиции, кремлевские руководители одновременно пытались дать отпор идеологической экспансии Вашингтона и Лондона. Антисоветские выступления по-прежнему приписывались отдельным лицам и реакционным «кругам». Вместе с тем, изменился масштаб и глубина критики Запада, действия «поджигателей войны» все чаще сравнивались с фашистскими. Следствие – подобные действия были ответом на антисоветизм Запада, советская пропаганда по мере обострения международных отношений превращалась в причину «холодной войны». В контексте международных отношений внутриполитические и идеологические меры советского правительства в 1946 г. объективно вели к возникновению в скором будущем образа врага. Новым моментом в советской пропаганде в июле 1946 г. стала прямая критика советскими журналистами Б. Изаковым и М. Марининым (Я.С. Хавинсон) «атомной дипломатии» США. В статьях «Бикини», «Атомная дипломатия и ее маневры» подчеркивалось, что атомный шантаж дискредитирует американские «разговоры» об атомном разоружении; политика американцев направлена на сохранение атомной монополии. Причины милитаристской политики союзника советские журналисты видели, во-первых, в увлечении атомной бомбой, силой и, во-вторых, в стремлении США избежать послевоенного экономического кризиса за счет союзников и других суверенных государств. Вместе с тем, отрицая усиление международной напряженности, ЦК ВКП(б) предпринимал меры по консолидации идеологических кадров, воспитанию масс в духе советского патриотизма в условиях «жесткого курса» США. Идеологические постановления ЦК ВКП(б) августа-сентября 1946 г.[13] в первую очередь предусматривали устранение «иностранного влияния» в искусстве. Увлечение театральных коллективов страны пьесами современных зарубежных авторов стало отождествляться с «пропагандой реакционной буржуазной идеологии и морали», «попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту». С точки зрения руководства страны, причины ошибок лежали в области субъективного: проистекали из незнания предмета, легкомысленного отношения к делу работников культуры. К середине 1947 г. система межгосударственных отношений накопила огромное количество противоречий и предпосылок для качественного скачка: перехода к «холодной войне». Сдержанность советского руководства по-прежнему объяснялась только стремлением получить от союзников экономическую помощь. 5 июня 1947 г. Д. Маршалл выступил с планом оказания помощи европейским странам, который и послужил поводом к началу открытой конфронтации. Первая реакция кремлевского руководства на «план Маршалла» была сдержанной и осторожной, но в целом заинтересованной. Желая получить кредит и поставки товаров от США, руководители СССР одновременно не могли допустить покушения на советское влияние в Чехословакии и Польше, которые были приглашены на Парижскую конференцию. Инструкции советской делегации, возглавляемой лично В.М. Молотовым, предусматривали выражение протеста «против любых условий такой помощи, которые связаны с нарушением суверенитета европейских стран или их экономическим порабощением»[14]. По мере роста разочарования в «плане Маршалла» все более жесткими становились оценки политики США советскими пропагандистами. 12 июня 1947 г. Ю. Семенов опубликовал в «Правде» статью «Фашистская «теория» геополитики на американской почве». Исходя из советских представлений о мотивах американских политиков, журналист цитировал «некоего Флауэрса», заявлявшего, что «геополитические соображения» требуют «выбирать своих временных друзей, глядя на их сырье, ...которое должно дополнять экономику США»[15].  Средством внедрения в общественное сознание идей «советского патриотизма» стал «образ врага». Важным аспектом державного патриотического мышления была идея о морально-политическом единстве советского общества. Все негативные явления, с точки зрения организаторов кампании, были результатом влияния Запада вообще и Америки в частности. Активным поиском внутренних врагов – «низкопоклонников» перед заграничной культурой, занимался генеральный секретарь Союза советских писателей А.А. Фадеев. Искренность и последовательность генерального секретаря ССП СССР не вызывает сомнений: активный участник гражданской войны, борец с различного рода уклонами в 20-30 годы, один из выдвиженцев И.В.Сталина, Фадеев продолжал защищать советскую власть на «литературном фронте». Главным мотивом его деятельности был вывод, сделанный еще в ходе войны: западный «декаданс» и «формализм» порождены «антихудожественной», «импотентной мыслью» и не могут некритически переноситься в СССР. Фадеев был жестким администратором, который без колебаний расправлялся с мнимыми врагами. Однако в 40-50-е годы в его душе уже зрел конфликт, который со временем приведет Фадеева к самоубийству. Таким образом, летом 1947 г. в связи с началом «холодной войны» советские пропагандисты начали активно внедрять в общественное сознание образ внешнего врага в лице США, Великобритании, Запада в целом, а также начали поиск людей, которые могли бы олицетворять образ внутреннего врага.

Страницы: 1, 2, 3, 4