| |||||
МЕНЮ
| Курсовая работа: Экономические реформы Н.С. ХрущеваКак человек, прошедший большую школу партийной работы снизу доверху, Хрущев почти во всех своих начинаниях стремился действовать по - партийному. При этом безусловный приоритет отдавался организационному фактору и коммунистической сознательности. Трудности и проблемы экономического развития объяснялись прежде всего недостатками руководства и управления — излишней бюрократизацией, сверх-централизацией и т.п. Отсюда одни из самых громких начинаний 50—60-х гг. — борьба с бюрократизмом и ряд реорганизаций, призванных дать больше экономической самостоятельности республикам и регионам [5 стр. 140]. Оба явления — и возросший бюрократизм в работе государственного аппарата, и излишняя централизация управления — действительно, существовали как реальное «зло» и были тесно связаны между собой. Процедура планирования, составления бюджетных и любых других документов была громоздкой и малоэффективной. Принятый порядок согласования интересов и полномочий различных ведомств создавал много проблем как для управляющих, так и для управляемых. Страна была разделена на несколько крупных экономических районов, для управления которыми создавались Советы народного хозяйства (совнархозы). Первые результаты реформы были вполне обнадеживающими: уже в 1958 г. прирост национального дохода составил 12,4% по сравнению с 7% в 1957 г. Однако уже тогда специалисты сделали интересное наблюдение: основной прирост пришелся на период, когда предприятия остались «бесхозными», т.е. министерства были упразднены, а совнархозы еще не успели вникнуть в суть дела [25 стр. 95]. В дальнейшем начались проблемы, одна из которых заключалась в том, что внутри совнархоза взаимосвязь между предприятиями складывалась в целом благополучно, тогда как в отношениях с предприятиями «чужого» совнархоза постоянно возникали трудности. Тогда эту проблему называли местничеством и часто списывали за счет «несознательности» руководителей совнархозов. Но дело было не только в разногласиях типа «свое» — «чужое»: переход на новую систему управления, сопровождавшийся упразднением центральных министерств, оставил практически неприкосновенной существующую до реорганизации систему производственных связей, так называемый принцип сложившейся кооперации. Реорганизации верхнего эшелона управления сопровождались дальнейшими попытками совершенствования низового звена: в русле этих попыток можно рассматривать разделение партийных органов по производственному принципу на промышленные и сельскохозяйственные (ноябрь 1962 г.). Однако эта реорганизация оказалась еще более недолговечной, чем совнархозы. Достигнутые высокие темпы экономического роста действительно могли создать иллюзию, что путь наиболее эффективного развития экономики уже найден. Между тем, как считает, например, экономист Г.И. Ханин, проведенные в 50-е гг. мероприятия по повышению эффективности использования ресурсов носили краткосрочный, зачастую технический характер. Не было найдено устойчивых глубинных факторов повышения эффективности производства, которые могли бы действовать и после исчерпания прежних факторов. Падение темпов экономического роста уже с начала 60-х гг. стало реальностью. Это обстоятельство в числе других, возможно, заставило Хрущева от идеи реорганизации управления повернуться к идее экономической реформы. Начало 60-х гг. с точки зрения развития экономической ситуации в стране было не таким благоприятным, как предыдущее десятилетие. Высокие темпы экономического роста, сопровождавшиеся, особенно во второй половине 50-х гг., повышением эффективности производства, заметными достижениями в ряде областей науки и техники, расширением сферы потребления и т.д., в начале 60-х гг. стали уменьшаться. (Согласно данным ЦСУ СССР, в 1963 г. по сравнению с 1962 г. снизился прирост национального дохода с 5,7 до 4,0%, продукции промышленности — с 9,7 до 8,1%, а валовая продукция сельского хозяйства составила 92,5% от уровня 1962 г.) Объяснение возникших проблем традиционными недостатками руководства после стольких реорганизаций, направленных на их устранение, вряд ли выглядело убедительно (последняя попытка такого рода относится к ноябрю 1962 г., когда партийные и советские органы разделились по производственному принципу) [31 стр. 239]. Экономическая ситуация требовала научного осмысления, критического анализа, с тем чтобы не только поставить объективный диагноз современному состоянию экономики, но и определить принципы ее развития на будущее [31 стр.98]. Необходимость подключения научной мысли к разработке экономической политики стал понимать и сам Хрущев: при его непосредственной поддержке в начале 60-х гг. начались экономические дискуссии. Первая из них коснулась далеких от практической экономики проблем и была посвящена общим вопросам политэкономии социализма. В конкретном плане дискуссия сконцентрировалась на проблемах развития научного курса политэкономии социализма, который, как было признано, давно нуждался в совершенствовании. По мнению «большинства», совершенствование заключалось главным образом в структурных изменениях схемы построения курса. Те, кто видел глубинные пороки экономической теории, обусловленные ошибочностью подходов к анализу социалистической экономики как таковой, остались в меньшинстве. Более того, их встречали буквально в «штыки» как покушавшихся на достижения отечественной науки. Достаточно было даже такому признанному экономисту, как Л.А. Леонтьев, высказать мысль о застойных явлениях в развитии экономического знания после 20-х гг., — его позиция почти сразу же подверглась коллективному осуждению. Логика «большинства» была проста: раз социализм, как считалось, уже построен, значит, была и есть теория его построения, т.е. наука. Наука как бы освещалась самим фактом построения социализма, независимо от результатов и цены этого строительства. «Меньшинство» же предпочитало задумываться именно о цене и результатах уже сделанного и еще больше — о содержании и направлениях предстоящей экономической работы [17 стр. 98]. В этом плане определенный интерес представляют мысли Л.Д. Ярошенко, который в ходе дискуссии 1951г. был подвергнут критике Сталиным и осужден, как и другие ученые, оказавшиеся в оппозиции официальной точке зрения. Естественно, что в то время Ярошенко так и не добился обнародования своих идей. Что же изменилось десять лет спустя — уже после публичной критики сталинской работы «Экономические проблемы социализма в СССР» и самой дискуссии 1951 г.? В конце 1961 г. в журнале «Коммунист» появилась статья, в которой позиция Ярошенко по-прежнему была отнесена в разряд «порочных», а автор упрекался в стремлении «ликвидировать политическую экономию», подменив ее «богдановщиной». Статья, подписанная Л. Гатовским, почти дословно воспроизвела формулировки, данные Сталиным в «Экономических проблемах...». Мы останавливаемся на судьбе Ярошенко вовсе не потому, что считаем его концепцию совершенной (любая научная теория нуждается в обстоятельном разборе), просто здесь, как в зеркале, отразились судьба научного поиска и особенности развития науки в тот период. В чем же конкретно выражалась названная «немарксистской» точка зрения Ярошенко на проблемы политэкономии социализма? «...Ключ к правильному теоретическому решению основных вопросов политэкономии социализма, — писал Ярошенко, — я вижу в признании того, что в условиях социализма и коммунизма не существует потребности отраслей народного хозяйства в рабочей силе, а существует потребность людей, работников в отраслях хозяйства. Человек как цель экономического прогресса, а не абстрактная «производительная сила» или «трудовой ресурс» — в этом подходе суть поворота, который должен был определить доминанту в развитии и экономической теории, и хозяйственной практики. И не в последнюю очередь — определить место и роль экономической науки в реальной политике. Разность позиций по этому вопросу сам Ярошенко понимал так: «Политическая экономия в условиях социализма изучает и объясняет социалистический способ производства. Изучает и объясняет существующее — точка зрения Л. Гатовского и его единомышленников. Политическая экономия социализма разрабатывает теорию развития социалистического способа производства, теорию развития действительного и с этой точки зрения изучает социалистический способ производства — точка зрения Л. Ярошенко» [25 стр. 126] Можно было бы рассуждать о преимуществах и ограниченности того или иного подхода к проблемам развития экономической теории. Однако эти рассуждения вряд ли имели смысл в тех условиях, когда монополия «большинства» фактически закрывала право на существование другой точки зрения. Такой способ разрешения общих вопросов не мог не сказаться и на результатах разрешения более частных вопросов. Частные вопросы касались конкретных проблем хозяйственной практики, организации производства, стиля и методов управления. Все они в конце концов сосредоточились на одной задаче: как обеспечить максимальную эффективность работы предприятий, при которой рост производства сопровождался бы постоянным улучшением качества продукции? Этой проблемой экономисты занимались давно, но с начала 60-х гг. их выступления уже приобрели характер целенаправленной дискуссии. Предметом спора стали предложения харьковского экономиста Е.Г. Либермана, сделанные им на основе анализа опыта работы Экономической лаборатории Харьковского совнархоза и опубликованные в 1962 г. в журнале «Вопросы экономики», а затем и в «Правде» (статья «План, прибыль, премия). В обобщенном варианте эти предложения сводились к следующему: 1. Современный порядок планирования работы предприятий не заинтересовывает их в эффективной, качественной работе. Одна из причин такого положения — ограничение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий. 2. Задача расширения инициативы и
самостоятельности 3.
Принцип
«долевого участия» реализуется в форме планового норматива длительного
действия по рентабельности производства. Формирование нормативов происходит дифференцированно
по различным отраслям и группам предприятий, находящимся примерно в одинаковых
естественных 4. Использование нормативов длительного действия позволит оценивать работу предприятий по конечной эффективности, а не по большому числу показателей, деталь но регламентирующих хозяйственную жизнь предприятий. 5. Дело не в показателях, а в системе взаимоотношений предприятия с народным хозяйством. Необходимы существенные коррективы в порядке планирования производства сверху донизу. 6. Усилить и улучшить централизованное планирование путем доведения обязательных заданий только до совнархозов. Ликвидировать практику разверстки заданий совнархозами между предприятиями «по достигнутому уровню». 7.Планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью составляются самими предприятиями. 8. Необходимо разработать порядок использования единых фондов поощрения из прибылей предприятий, имея в виду расширение прав предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного поощрения. Идеи Е. Либермана представляли собой попытку создания концепции «сквозного» совершенствования хозяйственного механизма сверху донизу — от реорганизации централизованного планирования до разработки экономических основ развития производственного самоуправления (принцип «долевого участия»). Идею «сквозной» экономической реформы разрабатывал тогда целый ряд экономистов. В одном из наиболее проработанных вариантов ее представлял В.С. Немчинов. В его работах мысль о переводе экономики на научные основы управления проводилась в предложениях по построению плановых моделей народного хозяйства (модели расширенного воспроизводства, модели отраслевого и территориального общественного разделения труда, модели планового ценообразования и др.), с помощью которых стал бы возможен расчет различных балансов и оптимумов, в том числе и определение оптимального режима экономического развития на тот или иной период [26 стр.157]. «Составление плана — дело расчетное, иное дело — его выполнение», — утверждал В.С. Немчинов, обосновывая целесообразность доведения до предприятий минимального числа плановых показателен, исключая из них большинство, необходимых только как расчетные. Он же активно отстаивал идею введения платы за основные фонды предприятия, перевода материально-технического снабжения на принципы оптовой торговли, переориентации работы экономики с промежуточных на конечные результаты. Во время дискуссии по статье Е. Либермана именно Немчинов призывал коллег к лояльности и взаимопониманию: «Главное в нашей дискуссии — это выявить, что объединяет сторонников различных точек зрения по обсуждаемому вопросу. Если же мы будем без конца наслаивать наши разногласия, решение этого вопроса не сдвинется с мертвой точки». Решение вопроса между тем все-таки сдвинулось, правда, не совсем в том направлении, которое было предложено в начале обсуждения. Дискуссия незаметно сосредоточилась на одной проблеме — проблеме материального стимулирования (привлечение внимания общественности к этому вопросу было признано фактически единственным достоинством выступления Либермана). Научный совет по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при Академии наук СССР на своем заседании признал «схему Е.Г. Либермана» в принципе неприемлемой, поскольку ее автор, «нарушив меру и необходимые пропорции, доводит ряд 'правильных положений до такой их трактовки, которая вместо пользы сулит отрицательные последствия». Справедливости ради надо отметить, что в критике было и рациональное зерно, например, когда речь шла о недопустимости абсолютизации того или иного показателя учета и оценки работы предприятий. Однако главный пункт обвинений, предъявленных Либерману, заключался в другом: его упрекали не более и не менее как в покушении на основу основ социалистической экономики — централизованное государственное планирование. Здесь мы подходим к очень важному моменту — важному для понимания не только экономической дискуссии первой половины 60-х гг., но и особенностей последовавшей за ней экономической реформы. Парадоксы хозяйственной реформы 1965г., половинчатый характер экономических реорганизаций послевоенного времени отнюдь не случайны, если рассматривать их с точки зрения объективных и субъективных пределов возможного [17 стр. 129]. Применительно ко времени 60-х объективная потребность обновления экономической стратегии столкнулась с наличием серьезных барьеров субъективного порядка, которые не позволили провести тогда радикальные преобразования. Эти барьеры создавались прежде всего господствующей экономической концепцией. Ее стержневая идея, основанная на противопоставлении «либо план, либо рынок», определяла особое место централизованного государственного планирования в системе экономических отношений, при котором все споры по вопросу хозяйственной самостоятельности производственных звеньев становились простой формальностью или определенной данью времени перемен. Известна позиция Хрущева, который считал, что «единое централизованное планирование... в социалистическом хозяйстве... должно быть обязательно... Иначе надо обращаться к рынку, тогда... уже не социалистические отношения между предприятиями на основе единого плана, а рыночные... Это — спрос и предложение. Но это уже элементы капиталистические...». И дело здесь даже не в личной позиции Хрущева, а в том, что, согласно существовавшей политической традиции, личная точка зрения лидера — это уже официальная установка, определяющая направление развития и хозяйственной практики, и хозяйственного мышления. Были попытки выйти за рамки старой экономической концепции. Академик В.С. Немчинов, например, выступая против «коронации» централизованного планирования, в 1964 г. писал: «В современных условиях система всеобъемлющего и всеохватывающего планирования вступает в противоречие с действительностью. Хозяйственный процесс непрерывен. Он неадекватен процессу планирования... народного хозяйства» [12 стр. 74]. Эту истину хорошо понимали некоторые хозяйственники, которые приходили к осознанию ограниченности принципов плановой разверстки в результате долголетнего практического опыта. Они высказывались за практическую апробацию идей Е. Либермана, а руководители Воронежского совнархоза, например, выступили с конкретным предложением «при участии научных работников институтов, в порядке опыта применить на ряде своих предприятий предложения, выдвинутые в статье «План, прибыль, премия». Но опыт, эксперимент получали право на жизнь лишь в том случае, если они не выходили за рамки общепринятой экономической концепции. Отсюда — бесконечные призывы к «совершенствованию», «развитию», «улучшению» хозяйственной практики, и отсюда же — невозможность состыковать неприкосновенность единого централизованного планирования с борьбой против постоянного вмешательства центральных ведомств в деятельность производственных коллективов. В результате «банк идей», созданный усилиями отечественных экономистов, в наиболее конструктивной части оказался неработающим. Предложения по организации оптовой торговли средствами производства, гибкого ценообразования, прямых договорных связей и др., направленные на развитие социалистического товарного производства, получились заведомо обреченными, поскольку их не к чему было приложить. Существующая экономическая теория их активно отторгала, новой создано не было. Дальнейший экономический поиск попадал таким образом в логический тупик: с одной стороны, он направлялся идеей использования стоимостных рычагов в социалистическом хозяйстве, но с другой — существовала непререкаемая позиция, отрицающая связь социалистической экономики с рыночным механизмом (а значит, и с законом стоимости). По-видимому, не найдя выхода из этого тупика, экономическая мысль стала дробиться, склоняться к детализации: экономическая дискуссия, охватившая вначале широкий спектр проблем, постепенно сужалась до спора о показателях эффективности, о «главном» показателе, а затем приобрела ярко выраженную анти-валовую направленность. В результате уже на стартовом уровне возможности будущей экономической реформы оказались существенно заниженными. Политическая ситуация после отставки Хрущева в октябре 1964г. тоже не способствовала углублению творческого поиска. Самая крупная за послевоенный период реформа опоздала, так как ее практическое воплощение пришлось на тот момент, когда наиболее благоприятное, с точки зрения состояния общественной атмосферы, время для осуществления реформ осталось уже позади [12 стр. 82]. Раздел II. Изменения в сфере сельского хозяйства. Со второй половины 1953г. по конец 50-х годов в СССР были проведены реформы, которые благотворно отразились как на темпах развития народного хозяйства, так и на благосостоянии народа. Главная причина успеха реформ состояла в том, что они возродили экономические методы руководства народным хозяйством и были начаты с сельского хозяйства, а потому получили широкую поддержку в массах. Главная причина поражения реформ - они не были подкреплены Демократизацией политической системы. Сломав репрессивную систему, не тронули ее основу - командно-административную систему. Поэтому уже через пять-шесть лет многие реформы начали сворачиваться усилиями как самих реформаторов, так и мощным административно-управленческим аппаратом, номенклатурой. Для того чтобы предстать перед страной носителями обновленного подхода, преемники Сталина имели только одно средство: они должны были объявить, что наконец-то пришел час пожать плоды всех прошлых усилий и понесенных жертв, время создать в стране большее благосостояние для всех. Это новое направление в развитии экономики было провозглашено в начале августа 1953г. в речи Маленкова в Верховном Совете. Он говорил, что в прошлом было необходимо думать прежде всего о росте тяжелой индустрии для создания экономического могущества СССР и облегчения его военной безопасности; ныне возникла возможность увеличить выпуск потребительских товаров и направить на развитие легкой промышленности больше капиталовложений, с тем чтобы стимулировать ее ускоренное развитие. В течение двух-трех лет необходимо обеспечить население достаточным количеством продуктов питания и других товаров первой необходимости; это, говорил Маленков, «задача безотлагательная» [12 стр. 407]. Едва приступив к пересмотру экономической политики, новое руководство вынуждено было констатировать, что никакое улучшение уровня жизни невозможно, если не будет найдено средство, чтобы положить конец деградации сельского хозяйства. В 1953г. большинство населения по-прежнему продолжало жить в деревне[12 стр. 407]. То, что дела идут плохо, было ясно еще до смерти Сталина, хотя никто не имел достаточно смелости заявить об этом публично. Колхозы и совхозы не только не имели каких-либо успехов в развитии, но и все более очевидными становились признаки их дальнейшего упадка. Специальные комиссии, изучавшие эти проблемы, искали средство лечения их болезней, не идя далее предложений различных паллиативов; если они и указывали в ряде случаев на существо вопроса, то не были в состоянии разрешить его. В 1953 г. положение еще более ухудшилось: страна вынуждена была растрачивать свои скудные запасы и исчерпала их в значительной степени. Призрак нового голода стоял на пороге. Маленков признал, что проблема весьма серьезна: было объявлено о проведении ряда реформ; впервые за долгие годы генеральное направление аграрной политики СССР подвергалось модификации. |
ИНТЕРЕСНОЕ | |||
|