Книга: История освоения Дальнего Востока

В Амурской области с 1886 по 1905 г. население городов увеличилось с 13 549 до 37 886 чел. об. п. Как и все население Амурской области, население городов прибывало главным образом за счет механического прироста, хотя роль естественного прироста также неуклонно возрастает, особенно в 90-е гг. XIX в. Действительно, с 1886 по 1905 г. на долю механического прироста приходилось 16 318, а естественного — 9758 чел. об. п., но сравнительно высокий общий рост населения городов Приамурья (г. Благовещенска) в 80—90-е гг. объясняется наличием здесь крестьянско-казачьего слоя. Собственно городские сословия — купцы и мещане — давали небольшой прирост. Многие «горожане» Амурской области занимались исключительно земледелием. Действительно, с 1887 по 1892 г. численность купечества и мещанства возросла с 6446 до 7345 чел. об. п., а крестьянства — с 1382 до 5969 и казачества с 242 до 378 чел. об. п.

В Приморской области в 80—90-е гг. происходит сокращение процента русского городского населения почти на 10%. Из-за усилившегося в 90-е гг. притока корейцев и китайцев в города Дальнего Востока удельный вес населения городов по району в целом и по его частям неуклонно возрастал. В Амурской области с 1881 по 1901 г. он поднялся с 18,43 до 25,83% (1881 г. — 18,43%, 1886 г. — 21,20%, 1887 г. — 22,93%, 1898 г. — 26,26% и 1901 г. — 25,83%), а в Приморской — с 23,43 до 27,44%.

Благодаря возросшим темпам в заселении и освоении Дальнего Востока численность русского населения и других категорий населения, переселившегося сюда из Европейской России и Сибири, за период с 1881 по 1905 г. возросла с 67 708 до 382 558 чел. об. п. (по Амурской области с 38 483 до 142 369 и по Приморской — с 29 225 до 240 189 чел. об. п.)1. Таким образом, к началу XX в. Приамурье и Приморье уже были заселены преимущественно русскими и украинцами.

В новую фазу своего развития вступает и земледелие края. К 1890 г. кран обеспечивал себя необходимым хлебом и временно освободился от ввоза его извне. Особые успехи были достигнуты в Южно-Уссурийском округе. Так, если в 1882 г. военные закупки у немногочисленного сельского населения (около 3 тыс. чел. об. п.) составили лишь около 27 тыс. пудов зерна, то в 1892 г. их объем исчислялся 600 тыс. пудов2. Численность земледельческого населения Южно-Уссурийского округа за эти годы увеличилась с 2905 до 29 365 чел. об. п., так как в 1883—1892 гг. сюда переселилось 19 490 чел. об. п. земледельцев-крестьян, и это не могло не способствовать подъему земледелия в этом районе. В целом по Южно-Уссурийскому округу удельный вес земледельцев по отношению ко всему наличному населению повышался до 1893 г.

Площади обрабатываемой русскими крестьянами земли с 1870 по 1890 г. соответственно возросли с 1028 до 23 996 десятин, или в 23,3 раза. Во второй половине 90-х гг. XIX в. военные власти уменьшили цены на хлеб и тем самым понизили у крестьянства заинтересованность в его производстве. Одновременно с 1893 г. начинается уменьшение доли русского земледельческого населения из-за передислокации войск (1893 г. — 23 172, 1894 г. — 25 832, 1895 г. — 27 636, 1900 г. — 30 000 чел.) и увеличения городского населения. Уже в 1896 г. На Дальний Восток было ввезено более 4 млн. пудов хлеба1. Удельный вес неземледельческого населения к этому времени возрос еще более, составив более трети все го населения области.

Население Удского и Хабаровского округов занималось хлебопашеством тогда еще в ничтожных размерах. Так было в 60—70-х гг., такое положение сохранилось и в 90-х гг. XIX — начале XX в. Главными занятиями населения оставались звероловство, рыбный и лесной промыслы. Это означало, что на север приходилось постоянно ввозить большие партии хлеба, тогда как его не хватало даже для населения хлебопроизводящего Южно-Уссурийского округа. Поэтому начиная с середины 90-х гг. XIX в. и вплоть до 1917 г. Приморье ни разу не смогло полностью обеспечить себя собственным хлебом.

Совершенно в ином положении находилась Амурская область. Уже в 1869 г. область давала много тонн пищевого хлеба и не только обеспечивала свои внутренние потребности, но даже сбывала излишки в соседние губернии. В 70—80-е гг. XIX в. развитие земледелия здесь замедлилось. Это можно объяснить слабым притоком сюда до 1883 г. переселенцев-крестьян и трудностями, возникавшими при освоении новых земель. В 1893 г. область дала 1 300 000 пудов пищевого хлеба, го раздо больше, чем в 1869 г. Его хватило для обеспечения городского населения области, рабочего населения золотых приисков и даже войск, дислоцируемых здесь2.

В 80—90-е гг. благодаря быстрому росту г. Благовещенска и неземледельческого приискового населения спрос на хлеб повышается, а усилившийся приток земледельческого населения из Европейской России создает для этого весьма благоприятные условия. Урожай хлебных культур по области в 1903 г. достигает 8 855 376 пудов, в том числе пищевого хлеба было получено 7 507 763 пуда (см. таблицу).

Наконец, с 1903 по 1905 г. площадь под хлебными культурами увеличилась с 114 461 до' 177 888 десятин, а урожай вырос с 8 855 376 до 14 492 511 пудов, или на 5 637 135 пудов. Амурская область ежегодно дает значительные излишки хлеба, которые, однако, не могут покрыть недостаток хлеба в Приморской области. Интересно также, что в начале XX в. возрастают не только размеры посевных площадей и, следовательно, урожаи, но и средняя урожайность. Так, если в 1869 г. средняя урожайность по области была сам-5,4, то в 1904 г. она поднялась до сам-6,8, а в 1905 г. — сам-7,9.

В 80—90-е гг. XIX в. на Дальнем Востоке наибольшее развитие получили золотодобывающая и мукомольная отрасли промышленности. Добыча золота в Амурской области была начата в 1864 г. В 1880 г. уже действовало 13 приисков, на которых добывалось более 235 пудов золота1. В 1881 г. приисков стало 142.

К 1886 г. в Амурской области действовало 40 приисков, на которых было добыто несколько более 356 пудов золота3. В 1900 г. здесь уже насчитывалось 204 прииска (добывалось 493 пуда золота), а в Приморской — 25 приисков (168 пудов золота)4.

Мукомольная промышленность, отражающая успехи края в развитии земледелия, была более всего развита в Амурской области. Здесь в 1886 г. насчитывалось 113 действующих мельниц, в 1888 г. — 320, в 1890 г.— 450 и в 1894 г.— 404, а в Приморской в 1885 г. — 2. в 1889 г. — 13, в 1890 г. — 116 и в 1894 г. — 245

Несколько слов об изменениях в численности и размещении аборигенов Приамурья и Приморья в 1883— 1905 гг.

Численность коренного населения в 80—90-е гг. XIX в., по данным губернаторских отчетов, по сравнению с предшествующим периодом увеличилась. Если в 1881 г. в Приамурье и Приморье было учтено 13,2 тыс. чел. об. п. аборигенов, то к 1892 г. их стало 16,5 тыс. чел. об. п., а перепись 1897. г. показала уже 17,9 тыс. чел. об. п. Таким образом, кроме 60-х гг. XIX в., когда в результате эпидемий оспы и холеры абсолютная численность аборигенов несколько уменьшилась, во второй половине XIX в. здесь наблюдается известная стабильность.

Если она и нарушалась, то только в период до включения края в состав России.

Национальный состав коренного населения в 90-е гг. XIX в. в отчетах губернаторов определяется не совсем точно. Однако демографическая перепись 1897 г. хотя и неполно, но достаточно приближенно учла численность аборигенов. К недостаткам ее следует отнести нечеткий и не до конца определенный национальный со-; став. Действительно, в Приморской области отдельно учтены гиляки (вместе с ульчами, негидальцами и самогирцами), якуты и тунгусы. Это затрудняет размежевание коренных народностей. Во всяком случае, нам пришлось, учитывая национальный состав аборигенов Приморья в 60—70-е гг. и по переписи 1915 г., условно отнести тунгусов Удского и Хабаровского уездов к гольдам (нанайцам), а Уссурийского и Южно-Уссурийского — к орочам и удэгейцам.

С учетом этих оговорок и несовершенства методов учета национального состава населения можно проследить, как изменялась численность малых народов Амура. В Амурской области численность тунгусов с 1881 по 1897 г. увеличилась с 1,9 до 3,4 тыс. чел. об. п.1. Количество гольдов (нанайцев), проживавших в Софийском (Хабаровском) и частично Удском округах, с 1881 по 1897 г. возросло с 3,6 до 8,7 тыс. чел. об. п. Мы не можем найти причины столь резкого увеличения, зафиксированного переписью 1897 г., тем более что все исчисления более раннего времени показывают примерно одни и те же устойчивые цифры (4,0 тыс., 3,6 тыс. чел. об. п.), которые близки к цифрам более поздних исчислений и переписей (1912 г. — 4,3 тыс. чел., 1916 г. — 4,5 тыс. чел.). По всей вероятности, в ходе переписи к гольдам отнесли часть гиляков или ульчей. Во всяком случае, этот вопрос нуждается в проверке, так как не подлежит сомнению, что не могло быть такого неожиданно большого прироста гольдов в 1897 г., как и резкого их сокращения до уровня начала 90-х гг. XIX в.

Число гиляков с 1881 по 1897 г. сокращается с 5,0 тыс. до 4,2 тыс. чел. об. п. Такое небольшое уменьшение численности населения можно было бы считать вполне возможным, если бы данные предшествующего (1892 г.) и последующего (1912 г.) исчислений не да вали резкого и столь неожиданного прироста (ь 1892 г. — 8,0 тыс., в 1912 г. — 8,3 тыс. чел.). Однако эти данные как раз наиболее убедительно свидетельствуют о том, что вся путаница вызвана недостаточно четким размежеванием гиляков и гольдов и завышенным, а возможно, и двойным учетом части их.

Все данные о движении гиляков за весь период с 1650 по 1916 г. свидетельствуют, что их численность вряд ли когда-либо превышала 5 тыс. чел. об. п. и что перепись 1897 г. верно учла их, а исчисления 1892 и 1912 гг. дают неточные, завышенные цифры. С другой стороны, перепись 1897 г., видимо, показывает завышенные цифры численности гольдов, так как их число по всем без исключения другим исчислениям и переписям никогда не поднималось выше 4,6 тыс. чел. об. п. К этому вопросу мы вернемся в следующей главе.

Численность орочей с 1881 по 1897 г. сократилась с 2,7 до 1,6 тыс. чел. Такое уменьшение объясняется перекочевкой части их в Маньчжурию в 1882 г.1.

Таким образом, мы не можем говорить о вымирании коренного населения Дальнего Востока в 80—90-е гг. XIX в. В пореформенной России процесс этот затронул лишь отдельные небольшие народности (ненцев, хантов, манси и др.) и его никак нельзя признать всеобщим. К тому же нельзя забывать и о фактах естественной ассимиляции. Н. М. Ядринцев в 1892 г. справедливо отмечал, что «факт вымирания и уменьшения численности инородцев не охватывает все местности и все сибирские племена. Так, исключение составляют, по-видимому, ...южные кочевники: буряты, киргизы и калмыки...»2. Н. Харузин в специальной работе о лопарях приходит к выводу, что «нельзя констатировать вымирания лопарей, но зато они «довольно быстро русеют»1.

Экономическое развитие Дальнего Востока в 80-е гг XIX в. чрезвычайно ускорилось, причем наиболее характерным показателем этого процесса может служить рост городов. Если в 1882 г. на Дальнем Востоке в городах проживало 24 660 чел. об. п., то к 1 января 1906 г. горожан насчитывалось 138 тыс. чел, об. п., т. е. рост более чем в 5,5 раза. За этот период население Благовещенска увеличилось почти в четыре раза, Хабаровска -более чем втрое, Николаевска — на 321,6% и Владивостока — более чем в десять раз. Сообразно с ростом населения увеличивался и масштаб строительства, при чем темпы его необычайно ускорились с конца XIX в. Так, в 1901 г. во Владивостоке имелось всего 950 построек, а в 1906 г.— уже 3295. В Николаевске за тот же период число перестроек увеличилось с 572 до 11912. Активизировалась также деятельность портов и железной дороги. В 1901 г., например, во Владивосток при было 439 морских судов, а в 1906 г. — 700. Грузооборот железнодорожной станции Владивосток за тот же промежуток времени увеличился с 13 245 до 35 532 тыс. пудов3.

Одновременно с развитием городов и промышленности растет и спрос на рабочие руки, главным образом для строительных и разгрузочных работ.

Обрабатывающая промышленность на Дальнем Востоке даже в начале XX в. была развита весьма слабо и и удовлетворялась небольшим числом рабочих. На начало 1906 г. в Амурской области действовало 220 промышленных заведений с 2067 рабочими и с общим оборотом около 5199 тыс. руб.1. В Приморской области в 1907 г. насчитывалось 720 промышленных заведений с оборотом в 4427 тыс. руб., на которых были заняты 4151 рабочий2.

Русские рабочие, по данным переписи 1897 г., преобладали в отраслях промышленности; обрабатывающей волокнистые вещества, растительные и животные продукты, металлы, а также приготовляющих безалкогольные напитки. В этой группе участвует 73% всех русских рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности. Большинство сезонников китайцев и корейцев, наоборот, заняты обработкой минеральных веществ (кирпичные и извести обжигательные заводы), в химических и связанных с ними производствах (солеварни), в винокурении и. пивоварении, а также на предприятиях, обрабатывающих растительные продукты (мельницы и круподерки).

В Амурской области удельный вес корейских и китайских рабочих был гораздо меньшим и русские рабочие доминировали почти во всех отраслях обрабатывающей промышленности (кроме предприятий, занятых обработкой минеральных веществ). Однако и здесь достаточно четко прослеживается та же тенденция.

Русские рабочие преобладали на предприятиях с более современной техникой, требующей квалифицированного труда. Китайские и корейские рабочие использовались в отраслях производства, где труд оплачивался весьма низко. Это объясняется тем обстоятельством, что китайские сезонные рабочие, как правило, прибывали на Дальний Восток на непродолжительное время и в большом количестве.

Совершенно особое положение на Дальнем Востоке занимает добыча золота. Как известно, о наличии золота в прилегающей к Амуру тайге стало известно сразу же после окончательного включения Приамурья в состав России. Тем не менее разработка приисков в крае началась лишь в 1864 г.1. Однако, опасаясь, чтобы развивающаяся золотопромышленность не отвлекла переселенцев-крестьян от земледелия, власти запретили принимать на прииски рабочих из состава амурских переселенцев и разрешили пользоваться услугами китайских сезонников2.! О корейцах вопрос не ставился, так как в 60-х гг. XIX в. трудно было ожидать их появления на нашей территории при той суровой каре (лишение жизни), которую корейские законы налагали тогда за оставление отечества. Положение 1864 г. оставалось в силе в течение всего рассматриваемого нами периода — с 60-х гг. XIX в. по 1917 г. Золотопромышленники долгое время предпочитали, однако, иметь дело с русскими рабочими, которые начиная с 1867 г. в массе своей приезжали из Забайкалья, Томской и Енисейской губерний, где уже давно существовала добыча золота и имелось много опытных старателей. Золотопромышленники не жалели средств, лишь бы выработка золота шла быстрее и успешней. Так было до второй половины 80-х гг. В амурской тайге каких бы то ни было китайских сезонников тогда не замечалось.

Впервые внимание на китайских и корейских рабочих власти обратили только в 90-х гг. XIX в. Однако, не желая иметь дела с китайцами, власти начинают заменять на приисках китайских рабочих корейскими.

Сведения о числе промышлявших в тайге китайцев и корейцев всегда отличались крайней неполнотой и в состоянии дать лишь самое общее представление о действительном положении дел. Всего в 1900 г. было добыто золота в Амурской области 493 пуда, из которых русскими рабочими — 253 пуда, или 51,3%, а в Приморской —468 пудов, из которых русскими — 102 пуда, или 64,9%'. В целом, по сравнению с 80-ми гг. XIX в., когда золотопромышленность добилась больших успехов, это большой прирост (в 1886 г. в Амурской области намыли 356 пудов)2.

Особая комиссия при Горном департаменте находила, что в конце 90-х гг. XIX в. число китайцев на золотых приисках превышало 15 тыс. чел.3. К 1905 г., в силу особого притока на Дальний Восток китайцев и корейцев, их стало, по примерным подсчетам, не менее 30 тыс. чел.4.

Обратимся теперь к сельскому хозяйству.

Господствующие на Дальнем Востоке, как и вообще в Восточной Азии, муссоны делают его климат совершенно непохожим на климат Европейской России. В то время как в последней осадки распределяются более или менее равномерно и составляют в летнее время 63% годовой нормы, на Дальнем Востоке на весну и лето приходится их от 86,5 до 93%. Почва также сильно отличается от привычного для русского крестьянина суглинка или чернозема. Крестьяне, переселившиеся из украинских губерний, где они буквально задыхались от малоземелья, обрадовались вольным просторам Южно-Уссурийского края, но вскоре столкнулись с большими трудностями. Привезенные с родины плуги оказывались непригодными, привычные сорта семян быстро вырождались, хлеб на переувлажненной пашне заглушался сорняками и страдал от головни и других вредоносных грибков, которые отравляли хлеб и делали его непригодным не только для люден, по даже для скота. Тем не менее крестьяне упорно продолжали цепляться за усвоенную от отцов и дедов систему полеводства.

В этих условиях занятие сельским хозяйством было бы совершенно немыслимо, если бы русского переселенца не спасало многоземелье, которое давало возможность вести экстенсивное хозяйство в самых широких размерах.

До какой степени проявлялась на Дальнем Востоке тенденция к росту вширь, можно судить по следующим данным. В Амурской области среди осевших до 80-х гг. переселенцев только 28,9% хозяйств имели в начале XX в. посевную площадь менее 20 десятин, остальные 71,1% засевали от 20 до 75 и более десятин на хозяйство, и даже если взять все население Амурской области, включая сюда и новоселов, и тех, кто хлебопашеством совсем не занимался, то и тогда окажется, что ко второй категории принадлежит 62,5, а к гюрзой — только 37,5%'. Такое же стремление замечается и в Приморской области, однако оно осложняется здесь, во-первых, усиленным притоком новых переселенцев и неустроенностью многих хозяйств, а .во-вторых, практикой сдачи земель в аренду.

Из всего сказанного можно сделать вывод о крайнем своеобразии сельского хозяйства Дальневосточного края.

Несмотря на расширяющуюся с каждым годом площадь посевов1, Дальний Восток так и не смог обеспечить себя своим хлебом, и его приходилось завозить. Интендантство, например, хотя и пыталось поддержать новоселов, однако все же ежегодно закупало много хлеба в Маньчжурии. Золотопромышленники также широко пользовались этим рынком. В период с 1903 по 1905 г. они ежегодно вывозили оттуда от 400 до 500 тыс. пудов зерна. Кроме того, на территорию Дальнего Востока в размолотом виде ввозилось значительное количество хлеба из Европейской России и даже Америки2.

При таком несоответствии спроса и предложения цены на хлеб в крае держались очень высокие. Однако крестьянство Дальнего Востока было далеко от благоденствия. По имеющимся статистическим данным, в 1900—1903 гг. в Амурской области себестоимость пшеницы колебалась от 71 до 80 коп., а в Уссурийском крае — от 65 до 75 коп. за пуд3. В то же время цены на пшеницу (период войны 1904—1905 гг., когда цена на хлеб подымалась до 2 руб. 25 коп. за пуд, мы исключаем) колебались в среднем от 44,7 до 48,9 коп. за пуд4.

Таким образом, рыночная цена, державшаяся в начале нашего столетия на Дальнем Востоке, едва окупала издержки производства, и всякое понижение ее сказывалось самым отрицательным образом на сельском хозяйстве края. Например, в 90-х гг. XIX в. интендантство снижало цены на хлеб, но этот опыт оказался неудачным. Размеры запашки сразу же стали уменьшаться, а крестьяне начали бросать земледелие и искать другие источники существования, так как занятие сельским хозяйством становилось невыгодным.

Отсюда следует, что вовсе не страсть к наживе, а экономическая необходимость вынуждала дальневосточного крестьянина засевать большие земельные участки.

В заключение следует сказать, что благодаря успехам русско-украинской колонизации в течение 1883— 1905 гг. Приамурье и Приморье были в значительной мере освоены. Русские переселенцы, выражаясь их языком, сделали этот край Россией.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дальний Восток в 1906-1917 гг.

Рассмотрим теперь последний, наиболее интенсивный период в заселении и хозяйственном освоении Приамурья и Приморья накануне Великой Октябрьской социалистической революции — с 1906 по 1917 г. Необходимость освещения этого периода в отдельной главе объясняется целым рядом специфических особенностей. Как известно, период с 1906 по 1917 г. был периодом так называемой столыпинской политики, когда правительство сознательно поощряло переселение безземельных и малоземельных крестьян на окраины государства. При помощи переселения указанных категорий крестьянства помещики России стремились ослабить накал классовой борьбы в центральных губерниях и расширить землевладение кулаков.

В условиях новой переселенческой политики на Дальний Восток хлынула сельская беднота. Как показывают официальные источники, для обзаведения хозяйством на новом месте переселенец должен был иметь минимум 715 руб. Между тем, например, из 402 переселенческих семей, осевших в Приморье в 1911 г., только 21 семья располагала суммой от 500 до 1000. руб., тогда как 211 семей имели от 50 до 200 руб., а у 65 семей вообще не было никаких средств1.

Из обследованных в 1912 г. 5973 новоселов Приморской области совсем не имели на родине посева 1291 переселенец, имели его до 1 десятины — 1525 и от 1 до 2 десятин — 1219 переселенцев. Из 5643 новоселов не имели до переселения лошадей 2357, имели по одной лошади 1324. Из 6042 новоселов совсем без денег прибыло 1346, привези до 25 руб. — 770 и от 25 до 100 руб. — 13592. Таким образом, более половины переселенцев не имели возможности обзавестись на новых местах собственным хозяйством. Значительная часть их возвращалась обратно, остальные пополняли огромную армию батраков. И это несмотря на то, что по новым правилам о переселении, утвержденным в 1908 г., предельная норма ссуды была доведена в районах Дальнего Востока до 200 руб., а в остальных местах — до 165. В 1912 г. на территории Дальнего Востока она была повышена до 400 руб., а в других районах —• до 250. При заселении Дальнего Востока правительство преследовало не только экономические, но и стратегические цели. Однако й этих денег многим переселенцам не хватало.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12