Дипломная работа: Внешняя политика Франции в конце XIX – начале XX веков

Канцлер Бюлов, оценивая позже франко-русский союз, писал: «Подавляющее большинство французов боялось войны, но Эльзас и Лотарингия, Мец и Страсбург не были забыты». По словам Бюлова, Германии же не оставалось иного выхода, как в рамках этого союза и невзирая на него поддерживать с Россией такие отношения, «которые предохранили бы нас от столкновения с ней»[60].

Союз с Россией создал для Франции новое, неизмеримо более выигрышное и выгодное положение в системе международных отношений, она вновь стала обретать статус великой державы. Этот союз был одним из важных этапов на пути к первой мировой войне, так как был образован как противовес Тройственному союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии.

18 июня 1895 г. на праздновании по случаю открытия Кильского канала в Германии французская эскадра присоединилась к русской, и они вместе вошли в Киль. За день до этого министр иностранных дел Франции Г. Аното впервые открыто заявил о существовании франко-русского союза. После заключения союза Франция и Россия выступали совместно в своей политике на Дальнем и Ближнем Востоке, где германская дипломатия стремилась обострить англо-русские и англо-французские противоречия. Особенно тесно увязывалась политика Франции и России в период кабинета Мелина. Франция стремилась содействовать России в вопросе о Болгарии. Приняв министерство иностранных дел, Аното поспешил согласовать политику своей страны и России в отношении Англии и ее позиции в Турции и Персии, а также в отношении Суэцкого канала и Египта.

Следует отметить, что, несмотря на серьезные разногласия по колониальным вопросам между Англией и Францией, в конце 1896 г. появилось мнение о желательности заключения «параллельного союза с Англией, подобно франко-русскому союзу»[61]. В Великобритании тогда было создано общество «Сердечное согласие», поставившее своей целью содействие развитию «более сердечных отношений между Соединенным Королевством и Францией». Большое впечатление по обе стороны Ла-Манша произвела в то время статья в газете «Матэн» бывшего французского министра Трарье, озаглавленная «Почему бы и нет?». В ней говорилось о благожелательных в последнее время выступлениях английских государственных деятелей по отношению к Франции и о ряде фактов того же порядка. Из этого автор делал вывод о возможности найти разрешение причин конфликтов, которые в течение многих лет лежат тяжелым грузом во франко-английских дипломатических отношениях. Однако автор считал необходимым условием такого улучшения непременное участие в нем России. В апреле 1897 г. английское общество «Сердечное согласие» организовало в Париже собрание с участием английских и французских парламентариев, представителей торговых и промышленных кругов, где был создан организационный комитет. Но попытка создания во Франции аналогичного английскому общества оказалась преждевременной, поскольку еще очень сильны были противоречия по колониальным вопросам.

Зато франко-русские отношения продолжали укрепляться. Поездка Николая II во Францию с 5 по 10 октября 1896 г. прошла как демонстрация франко-русского сближения. Для его встречи в Шербур прибыли президент республики и министры. Ему были представлены военные силы Франции, а 7 октября он заложил первый камень в строительство нового моста имени Александра III. Во время этих торжеств слово «союз» не произносилось, но говорилось о связующих оба государства «драгоценных узах», упоминалось о «неизменной дружбе» и «глубоком чувстве братства по оружию» русской и французской армий[62].

Со своей стороны и русская дипломатия стремилась укрепить отношения с Францией. В 1897 г. был организован ответный визит в Россию президента Фора, которого сопровождали Аното, Буадефр, Жерве и ряд других лиц. Прибывший президент был встречен в Кронштадте, и его визит в Россию прошел как демонстрация франко-русской дружбы. При отъезде Фор заявил, что Франция и Россия — «союзные и дружественные нации». Те же слова прозвучали и в ответной речи царя. Упоминание о союзе особенно восторженно встретила парижская печать. В конце 1897 г. было решено сменить русского посла в Париже. В ноябре был запрошен агреман на князя Урусова и получено согласие. В середине февраля 1898 г. Урусов прибыл в Париж и через несколько дней вручил Фору свои верительные грамоты.

Ни одна политическая партия во Франции не подвергала критике союз с Россией. В мае 1898 г., когда вставал вопрос о возможности сформирования первого кабинета радикалов во главе с Бриссоном, президент Фор говорил новому послу: «...мы ставим выше всего, в политическом отношении, союз с Россией. Союз этот есть догмат неприкосновенный. Министерства меняются, но политическая стезя остается та же... и какие бы лица ни находились во главе правительства, иностранные наши отношения не изменяются». На это Урусов ответил, что союз Россия заключала не с какой-либо партией, а с французской нацией и он, как посол, «не вправе оказывать предпочтение никаким личностям», внутренняя политика страны чужда кругу его действий. «Мы горячо желаем видеть Францию сильной и мирной»,— добавил он. Для отношений с Россией, как и для внешней политики и вопросов, связанных с военной подготовкой Франции, весьма характерно, что ожесточенная внутрипартийная борьба не касалась этих проблем. Все партии считали франко-русский союз основой внешнеполитической линии Франции. «Никакая партийная комбинация, — писал Урусов, — не может в настоящее время изменить основного направления иностранной политики Франции». И как только был сформирован кабинет Бриссона, новый министр иностранных дел Делькассе поспешил заверить русского посла в неизменной преданности союзническим обязательствам. «Все члены нового министерства, — сообщал посол, — при первом свидании со мной горячо удостоверили меня в подобных же чувствах с их стороны»[63]. Кроме того, Делькассе сумел установить наилучшие отношения с Ватиканом и в качестве посла направил туда Низара, слывшего горячим сторонником союза с Россией. А поддержка французского посла при Ватикане имела известное значение и для России, где проживало 11 млн. католиков.

Во время Фашодского конфликта, в котором столкнулись французские и английские колониальные интересы, Франция за помощью к России не обращалась. Но французская пресса упрекала последнюю, что из-за идеи конференции по разоружению она не поддержала свою союзницу.

Россия 12 августа 1898 г. предложила созвать первую международную конференцию по ограничению вооружений. Во Франции сначала обеспокоились, о чем Делькассе говорил и с Урусовым, упомянув об Эльзасе и Лотарингии. Посол, не получивший инструкции, ответил в уклончивой форме, что Россия сделает все возможное для удовлетворения справедливых желаний дружественной страны. После этого часть французской прессы стала высказывать резкую критику по адресу России. Особенно отличались газеты монархистов. В одной из них, «Ле солей», была помещена знаменитая статья «Всадник и лошадь». Автор, вспоминая слова Талейрана, что союз между двумя странами является союзом лошади и всадника, утверждал, что именно Франция является лошадью в союзе с Россией, которая управляет внешней политикой Третьей республики. Ответом па эту кампанию явилась другая статья, выражавшая мнение французского правительства и напечатанная 23 ноября в официозной газете «Ля либерте» под названием «Франция и Россия». Написанная в форме корреспонденции из Лондона, она сообщала: «Здесь с радостью следят за стараниями некоторых французских газет, которые льют воду на мельницу английской политики» — и далее утверждала, что в Лондоне «прекрасно известно, что Россия всегда была и сейчас готова твердо поддерживать нас при всех обстоятельствах, и даже в Фашодском инциденте»[64].

Эта твердая уверенность была высказана после того, как в сентябре в Петербурге в беседе с Монтебелло министр иностранных дел Муравьев заверил его, что предложение о приостановке вооружений не может затронуть интересы Франции. После этого Делькассе заявил о желании Франции участвовать в конференции, на что согласились и другие державы. На этой конференции в Гааге в июле 1899 г. были разработаны международные правила ведения войны — запрещение применения разрывных пуль и отравляющих веществ, режим содержания раненых и пленных.

А Фашодский конфликт продолжал разгораться. Здесь мы считаем необходимым подробнее рассмотреть данную ситуацию.

Во второй половине 1898 г. произошла последняя и решающая схватка между Англией и Французской республикой за владычество над верховьями Нила. По сути дела, решался вопрос о господстве над всем Суданом, о захвате англичанами земель для сооружения дороги от Каира до Капштадта, о закреплении владычества Англии над Египтом и Суэцким каналом.

Экспедиция французского капитана Маршана после тяжелого двухлетнего похода добралась до Нила. На левом берегу реки 10 июля 1898 г. она заняла местечко Фашода. Здесь на башне заброшенной старинной египетской крепости Маршан поднял французский флаг. Он направил курьеров с донесениями правительству — одного через Эфиопию, другого через Конго, по тому пути, по которому он сам шел со своей экспедицией. Вождю племени шилуков был навязан договор о протекторате.

Между тем с севера навстречу французскому отряду вверх по Нилу двигался экспедиционный корпус английского генерала Китченера, выступавшего качестве сирдара — военачальника египетских войск. Корпус состоял из английских и египетских частей и действовал от имени и Англии, и Египта. 2 сентября 1898 г. войска Китченера разбили арабов при Омдурмане — на западном берегу Нила, против столицы Судана Хартума. Через четыре дня после битвы при Омдурмане Китченер получил сообщение о пребывании в Фашоде французского отряда. Английский командующий немедленно направился туда по реке с флотилией из пяти канонерок.

Его флотилия пришла туда 19 сентября, и тогда же Маршан посетил Китченера на борту его канонерки. Китченер отдал ему визит на берегу. Маршан заявил английскому командующему, что его правительство поручило ему оккупировать область Бахр-эль-Газаль и страну шилуков по левому берегу Белого Нила до Фашоды.

Китченер возразил, что не может признать французской оккупации какого бы то ни было района в долине Нила. Он вручил письменный протест против пребывания французских войск, которое нарушает права египетского и британского правительств. Он уведомлял, что с его прибытием власть в Фашоде перешла к правительству Египта, и сообщил фамилию назначенного им коменданта. Иначе говоря, он дал Маршану понять, что ему следует убраться восвояси. Французский офицер заявил, что, объявив об установлении в Фашоде власти хедива, Китченер затронул вопрос, который может быть разрешен только посредством дипломатических переговоров между правительствами или же на международной конференции. Китченер не обратил никакого внимания на протест Маршана.

На следующий же день Китченер уведомил Маршана, что страна находится под управлением английских военных властей и что всякие перевозки по реке военных материалов запрещены. По существу, отряд Маршана был заблокирован англичанами.

Так протекали события в далеком Судане, где роль дипломатов играли военные.

Положение сторон было неравное. Англичане располагали в Судане экспедиционным корпусом численностью свыше 20 тыс. хорошо вооруженных войск с обеспеченными коммуникациями и прочной базой снабжения в Египте. Французы — отрядом в 100 с лишним человек, одним речным пароходом и несколькими шаландами. Заняв Фашоду, Маршан не имел ни телеграфной, ни какой-либо другой связи со своим правительством. Он ожидал помощи из Эфиопии, но она не приходила и не пришла: негус Менелик послал к Нилу слишком незначительные силы. Англо-французский поединок начинался при силах, просто несоизмеримых.

Так обстояло дело на «месте происшествия». Не иначе складывалось и общее соотношение сил между Англией и Францией.

Английское правительство ко времени столкновения с Францией из-за верховьев Нила успело добиться улучшения отношений с Германией — пусть временного, но весьма для него полезного в момент англо-французского конфликта. Английское правительство сумело также застраховать себя от любых неприятностей в Западном полушарии со стороны США. На море оно обладало подавляющим военным превосходством над французским флотом. Англия располагала в 1898 г. 34 броненосцами не старше 10 лет и со скоростью хода свыше 16 узлов. Франция имела только 10 таких кораблей, Россия —17, причем часть их была заперта в Черном море. Считалось, что Англия на море сильнее России, Франции и Германии, вместе взятых[65]. Значительную часть французских колоний, торговый флот и морскую торговлю — все это Англия могла легко уничтожить или захватить. Кроме того, серьезный конфликт с Англией для Франции всегда мог вызвать обострение на восточной ее границе: такова уж была природа франко-германских отношений после Франкфуртского мира.

Фактически в тот момент военного выступления Германии против Франции опасаться, видимо, не приходилось. Да если бы в англо-французскую войну вмешалась Германия, то Франции была бы обеспечена помощь России. Но нельзя не учитывать, что война двойственного союза против тройственного при одновременной войне против Англии для франко-русского блока была бы, конечно, наихудшим из всех мыслимых вариантов европейской войны.

Внутреннее положение в обеих странах тоже было весьма различным, и преимущество опять-таки оказывалось на стороне английского империализма.

Английская буржуазия была почти единодушна в стремлении к монопольному обладанию Верхним Нилом. В нем она усматривала средство закрепить владычество над Египтом. А это в свою очередь обеспечивало господство над Суэцким каналом, т. е. над путем в Индию, Восточную Африку, в Австралию и на Дальний Восток. Суэц стал как бы осью всей британской колониальной системы. Но для английского империализма в Судане решался не только вопрос о Суэцком канале. От исхода борьбы за Судан зависело установление территориальной связи между британскими владениями на противоположных концах африканского континента, возможность сооружения железной дороги от Каира до Капштадта.

В отличие от Англии, отношение французской буржуазии к вопросам внешней политики не было единым. Ее внимание раздваивалось между колониями и Эльзас-Лотарингией. Внутренний кризис не располагал правительство к тому, чтобы ввязываться в серьезный конфликт из-за колониального вопроса, неспособного вызвать национальный подъем. Нельзя забывать также заинтересованности французской буржуазии в английском рынке: Англия была лучшим покупателем продукции французской промышленности и сельского хозяйства. Она поглощала около 25% французского вывоза.

В этой связи миссия Маршана в качестве средства давления на Англию должна была действовать в составе целой большой системы других рычагов того же назначения. В числе их не последнее место занимало в политике Аното эпизодическое сотрудничество с Германией. Вопрос заключался только в том, как вся эта система сработает на практике.

Как показала практика, Аното ошибочно оценивал обстановку. Но распутывать узел, завязавшийся в Судане в результате экспедиции Маршана, пришлось не ему. В конце июня 1898 г. произошла смена правительства. Новое министерство возглавил радикал Бриссон, а на посту министра иностранных дел Аното сменил Теофиль Делькассе. Редкий случай произошел в истории Третьей республики с ее министерской чехардой: Делькассе сохранял портфель восемь лет, до 1906 г.

Делькассе понимал, что за последнее время международная ситуация изменилась для Франции в худшую сторону: Германия сблизилась с Турцией, сюзереном Египта, и с Англией. Следовало бы рекомендовать Маршану наибольшее благоразумие. Ему необходимо заняться обеспечением коммуникаций, а вперед не двигаться. Инструкция до Маршана не дошла. Весь интерес инструкции заключается, таким образом, только в том, что она характеризует политический курс, с самого начала усвоенный кабинетом Бриссона: соблюдать осторожность.

Делькассе занял позицию оборонительную. Он заботился в первую очередь о том, чтобы избежать конфликта, предотвратив возможность какого-либо провокационного шага со стороны Китченера. Монсон (посол Англии в Париже) обещал Делькассе передать его заявление в Лондон правительству. В своем донесении посол правильно уловил суть дела: Франция не хочет обострять обстановки.

Английский кабинет тоже очень хорошо понял все преимущества своего положения. Бассейн Нила, включая Фашоду, объявлялся принадлежащим Англии и Египту, находившемуся у нее в полном подчинении. С Францией англичане соглашались вести переговоры по территориальным вопросам только вне Нильского бассейна. Было ясно, что английское правительство решило полностью изгнать оттуда французского соперника и закрепить свое господство над Египтом, овладев верховьями реки, питающей эту страну. Солсбери, очевидно, рассчитывал, что Франция уступит и не станет доводить свое сопротивление до крайности.

В Петербурге же не верили в возможность англо-французской войны, отнюдь не были огорчены англо-французской ссорой и готовы были поддержать Францию, а заодно несколько заострить англо-французский конфликт.

Итак, французское правительство могло рассчитывать на поддержку России: оно фактически требовало от своей союзницы в фашодском инциденте даже меньше того, что та ему предлагала.

Благоприятная позиция русского правительства не побудила Делькассе изменить принятый им курс; но в последующие дни он стал несколько храбрее в своих беседах с англичанами.

Тем не менее, Монсон решительно отклонил попытку Делькассе обеспечить признание за Францией права на Фашоду. Английское правительство, повторил он, отказывается вести по поводу Фашоды какие бы то ни было переговоры. Оно уже давно заявило, что любое вторжение в бассейн Нила будет рассматриваться как недружественный акт. Английское правительство предупреждало об этом в Париже в 1894 г. по дипломатическим каналам, а 24 марта 1895 г. публично, устами парламентского заместителя министра иностранных дел (в так называемой декларации Грея)[66].

27 сентября английское правительство направило французскому через своего посла в Париже меморандум, в котором сообщалось о встрече Китченера с Маршаном и о заявлении английского главнокомандующего: Англия не признает французской оккупации какой бы то ни было части долины Нила. В тот же день Делькассе доложил британский меморандум совету министров.

Солсбери изъявил согласие передать сообщение Делькассе французскому исследователю, который находится в затруднительном положении на Верхнем Ниле. Но Англия, добавил премьер-министр, не отвечает за здоровье и безопасность Маршана, если он будет мешкать с очищением зажимаемой им ныне территории.

Ошибочным является распространенное представление, будто в фашодском инциденте спор шел только из-за формы — безоговорочный ли уход французского отряда из Фашоды по требованию англичан или же переговоры, эвакуация по соглашению и сохранение достоинства Франции. На самом деле вопрос стоял иначе. Французское правительство готово было отдать Фашоду, но оно требовало другой участок левого побережья Верхнего Нила. О нем-то и шел спор: о территории, а не только об одном престиже.

В отличие от того, что замышлял Аното, Делькассе не пытался ставить вопрос о положении Англии в Египте и о статусе этой страны. Он готов был также уступить Фашоду. Но он хотел приобрести выход к Нилу и область Бахр-эль-Газаль, соединяющую берег Верхнего Нила с французскими владениями по рекам Конго и Убанги.

Французский военно-морской атташе в Лондоне 18 октября сообщил начальнику морского штаба, что, по его наблюдениям, Англия «хочет непременно начать войну». На море она «почти в два раза сильнее нас», — заключал атташе. 25 октября он передал информацию, согласно которой «английский флот полностью готов к любым событиям».

Проводя свои военные приготовления и выживая французов из Фашоды, английское правительство все же по-прежнему воздерживалось от прямого требования о немедленном отступлении Маршана. Тем самым оно содействовало предотвращению разрыва и войны.

23 октября 1898 г. Делькассе с еще большей определенностью повторил Монсону, что, если будет дано принципиальное согласие на доступ Франции к Нилу, французское правительство без колебаний предпишет Маршану очистить Фашоду[67].

Раздумывал английский премьер недолго. Его ответ пришел достаточно в виде секретной памятной записки. В ней повторялся отказ от переговоров с Францией до эвакуации ею Фашоды. Но одновременно в записке сообщалось, что если Маршан получит приказ освободить Фашоду, то тем самым будут устранены препятствия для дискуссии по вопросу о разграничении. Французское правительство будет иметь возможность открыть с Англией переговоры о границе «в этих районах».

Записка Солсбери означала некоторую уступку: теперь он еще до приказа об эвакуации Фашоды давал согласие вести переговоры о разграничении — после того как эвакуация состоится. Но уступка его была минимальная: предоставить Франции доступ к Нилу Солсбери в своей памятной записке не обещал. Наоборот, в ней содержалось предупреждение, что результат переговоров ни в какой мере не является предрешенным. Не было, правда, и прежней оговорки, что переговоры могут касаться только территорий вне Нильского бассейна.

Тем временем пал кабинет Бриссона. Ему на смену 1 ноября пришел кабинет во главе с Дюпюи. Новое правительство сразу приняло давно намеченное решение: отозвать французский отряд. 3 ноября Делькассе, сохранивший свой пост, направил через дипломатического агента в Каире приказ Маршану. Ему предписывалось оставить Фашоду со всеми своими людьми и возвратиться во Францию. Приказ был мотивирован плохим санитарным состоянием отряда.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9