Дипломная работа: Феномен сталинской национальной политики в СССР в 20–30 гг. XX века

После выступления И.В. Сталина по вопросам языкознания в 1950 г. Н.Я. Марр, равно как и М.Н. Покровский, оказался “вульгаризатором марксизма” . В оценках современных ученых “новое мышление о языке” характеризуется как “абсолютно ненаучная теория ... включавшая в себя самые нелепые и фантастические идеи, соединенные с политической фразеологией, свойственной 20-м – началу 30-х гг.” [43]. Идея мировой революции дорого обошлась России. На протяжении 20-х гг. XX в. не прекращалось отрицание ее исторического прошлого, патриотических чувств. Повсюду мерещился великодержавный шовинизм великороссов, который “искоренялся” с беспримерной жестокостью.

Над подданными бывшей Российской Империи осуществлялся эксперимент по подготовке их к вхождению в согражданство будущего Всемирного СССР. Более того, программа и устав Коммунистического Интернационала, принятые на VI конгрессе Коминтерна (17 августа – 1 сентября 1928 г.) дают основание утверждать, что наши соотечественники рассматривались в то время не столько гражданами СССР, сколько самим мировым социалистическим согражданством. СССР изображался государством, в котором “мировой пролетариат впервые обретает действительно свое отечество”.

Считалось, что “в случае нападении империалистических государств на СССР … международный пролетариат должен ответить самыми смелыми и решительными массовыми выступлениями и борьбой за свержение империалистических правительств под лозунгом диктатуры пролетариат и союза с СССР”. Мощный революционный взрыв в таком случае “должен похоронить капитализм в ряде так называемых цивилизованных стран”, чтобы сделать гигантский шаг “в сторону окончательной мировой победы социализма” [44].

На основе изложенного очевидно следующее. Как показали последующие исторические события, освобождение от фундаментальных заблуждений затянулось на долгие годы и потребовало огромных жертв. Утвердить навсегда характерные для 20-х гг. XX в. представления об интернационализме, патриотизме, русском языке, русской истории и ее деятелях не удалось.

Глава II. Социализм в одной стране и изменение подходов

§ 1. Эволюция взглядов

Отмеченная еще В.И. Лениным полоса “самого резкого расхождения с патриотизмом” [1] оказалась сравнительно недолгой. Социализм осуществлялся не в троцкистском варианте, а в сталинском как “социализм в одной стране”. Идея же мировой революции наполнялась новым содержанием. Постепенно “большевики-державники” одолевали в руководстве партии “космополитов-коммунистов” [2]. С точки зрения Л.Д. Троцкого, такое развитие было недопустимым отступлением от классических принципов марксизма, возможным лишь благодаря “национальному большевизму” [3].

Его сторонники утверждали: “Сталин ... выкинул ленинскую программу мировой революции и к осени 1924 г. заменил ее националистической ложью “социализма в отдельной стране”; “Сталин и Бухарин, со своей идеологией “социализма в отдельной стране”, служа нарождавшейся бюрократии, попрали интернационалистский коммунизм Ленина и Троцкого” [4]. В связи с этими изменениями в теоретических установках в 30-х гг. XX в. начали оформляться представления о нации как “советском согражданстве”.

Это во многом питалось иллюзиями о том, что во второй пятилетке удастся окончательно ликвидировать классы и полностью уничтожить причины, порождающие классовые различия [5]. Но гораздо более важным фактором, вынуждавшим отыскивать дополнительные возможности для сплочения населения вокруг идей с более высоким объединяющим потенциалом, нежели пропаганда международной классовой солидарности рабочих, и союза рабочих и крестьян внутри СССР, стал приход к власти Гитлера в Германии и политика этой страны, направленная против коммунизма.

Под влиянием этого фактора взоры руководителей СССР обратились в сторону патриотизма в новой советской его трактовке. Для воспитания советских людей в таком духе было решено использовать возможности исторической науки и пропаганды исторических ценностей. 15 мая 1934 г. было принято совместное постановление правительства СССР и ЦК ВКП (б) “О преподавании гражданской истории в школах СССР” [6]. Вслед за этим в “Правде” была помещена передовая статья, заголовком которой стал призыв “За родину!”. Высшей доблестью советских людей провозглашался советский патриотизм, “любовь и преданность своей родине”. Положения о государственных преступлениях пополнились статьями об измене родине, предполагавших суровые меры наказания [7].

Это символизировало начало нового этапа во взаимоотношениях советской власти и советского общества, проведения национальной политики в сталинскую эпоху. Власть давала знать, что перестает считать Союз ССР отечеством исключительно мирового пролетариата и признает его, прежде всего, отечеством живущих здесь людей. Это стало предзнаменованием, означавшем если не отказ, то хотя бы некоторое отступление от революционного авантюризма. Правящий режим давал понять, что во внутренней и внешней политике будет руководствоваться национальными интересами русского и объединенных с ним других народов страны.

Оппоненты ВКП (б), нагнанные за границу меньшевики и троцкисты и их сторонники внутри СССР, появление слова “родина” расценили как доказательство контрреволюционного перерождения сталинского режима. Они считали невозможным ни при каких условиях реабилитировать слово “родина”, которое “дискредитировано в революционном и социалистическом сознании”. Напоминалось, что это слово было знаменем белогвардейцев в их борьбе против революции. Утверждалось, что словом “родина” большевистская диктатура “вызывает из толщи народной тех духов, которые несут смерть не только ей, но революции” [8].

 Иначе говоря, предлагалось вести предстоящую войну как воину “национально-патриотическую”, а не “народно-революционную”, делать ставку исключительно на “единство мирового пролетариата” [9]. Л.Д. Троцкий как “большевик-ленинец” также осудил “большевиков-сталинцев” за их поворот 1934 г. Поворот этот, якобы означал, что в СССР “курс на международную революцию ликвидирован вместе с изгнанием Троцкого”, что сторонники Сталина “действуют, думают … только по-русски”, а в СССР завершился развивавшийся процесс “от революционного патриотизма к национал-реформизму” [10].

Одну из важнейших ролей в опровержении обвинений такого рода должен был сыграть Н.И. Бухарин. Он написал немало статей, напрямую связанных с осмыслением изменений в проводимой национальной политике, с сущностью рожденных социализмом “новых форм общежития”, с выработкой новой национально-государственной идеологии. [11]. Вместе с тем по-прежнему заверялись, что СССР остается государством, в котором пролетариат впервые обрел “свое отечество”. Само понятие родины наполнялось при этом конкретным и все более многообразным содержанием.

Н.И. Бухарин заверял, что любовь к родине, равно как и советский патриотизм, “не есть … глупая национальная ограниченность... Это есть любовь к труду, культуре, историческому будущему человечества, любовь к самым благородным идеям века”. В его понимании “советский патриотизм есть доблесть всего международного пролетариата…” [12]. Победа коммунизма в предстоящей “борьбе гигантов” не вызывала у автора никакого сомнения [13]. Таким образом, было найдено ключевое понятие, послужившее в дальнейшем основой представлений о сущности той общности людей, которая, согласно Н.И. Бухарину, оформлялась в Советском Союзе в 30-е гг. XX в.

В передовой статье “Известий”, главным редактором которых был Н.И. Бухарин, 27 января 1935 г. было отмечено: “Трудящиеся массы Союза разных национальностей сплотились в героический народ нашей страны” [14]. В обстановке своеобразного “головокружения от успехов” на самых различных направлениях перестройки страны в 1935 – 1936 гг. из уст влиятельных политиков впервые прозвучало, что “национальный вопрос в нашей Советской стране может считаться окончательно решенным” [19], что достигнута “окончательная и бесповоротная победа социализма в СССР” [15].

Одним из первых Н.И. Бухарин утверждал также, что в стране складывается новая историческая общность людей. Новая общность, по его представлениям, вырастает на основе обобществления производства и новых отношений собственности. На этой же основе идет объединение между трудящимися разных национальностей, чему способствуют единство цели, единство руководства, единство планового хозяйства. Возрастание хозяйственных и культурных связей приводит к необычайному сплочению народов, развивающих свою национальную по форме и социалистическую по содержанию культуру.

В итоге и порождается новая общность. Так, по мнению Н.И. Бухарина, вырастает новая реальность: “героический советский народ, многонациональный и объединяющий силы пролетариата, колхозного крестьянства и советской интеллигенции…”. Процесс этот, считал нужным отметить создатель концепции новой общности, еще не подошел к своему завершению, “ибо есть остатки старых порядков” в экономике и в сознании людей. В последующих работах Н.И. Бухарин писал, что процесс формирования новой исторической реальности приобретает законченные очертания [16].

Подводя итоги 1935 г., он вновь отметил, что на основе высокого подъема национальных республик и областей, расширения связей между народами напрашивается вывод об образовании однородной величины, то есть советского народа [17]. В статье 1 мая 1936 г. Н.И. Бухарин пишет о едином народе как не этнографической, а социальной категории. С другой стороны, на основе “ленинско-сталинской национальной политики, материального и культурного роста национальных областей, создается новая многонациональная общность, единый советский народ, с новым содержанием, где, при росте национальных культур, вырастают теснейшие узы нерушимой дружбы” [18].

Наконец, в одной из своих последних статей, опубликованной в июне 1936 г. после полуторагодичной разработки темы, Н.И. Бухарин вносит теоретическое уточнение: “У нас впервые вырос целостный народ, единый и суверенный, консолидированный по вертикали (классы), и по горизонтали (нации)” [19]. Однако Н.И. Бухарину, несмотря на огромный вклад в сталинскую доктрину национальной политики, не удалось стать признанным разработчиком теории “новой общности” [20]. Заслуги были приписаны самому вождю. Реабилитация русских национальных ценностей произошла в годы Великой Отечественной войны при поддержке самого И.В. Сталина.

Еще накануне этого испытания стало отмечаться, что “ненависть к русскому народу включает в себя, конечно, ненависть ко всему советскому” [21]. Отныне коммунистам не подобало трактовать историю в духе “левацкого интернационализма”. Именно это словосочетание было выбрано для определения сущности бухаринской “теории” [22]. И.В. Сталин не писал ничего о “новой общности”. В 1929 г. он закончил работу над статьей “Национальный вопрос и ленинизм”, в процессе создания которой пришел к выводу о том, что “в будущем, прежде чем национальные различия и языки начнут отмирать, уступая место общему для всех мировому языку…” [23].

Этот вывод по существу не отличался от положений Л.Д. Троцкого, Г.Е. Зиновьева, других представителей “левацкого интернационализма”, которые исходили из того, что “при победе социализма нации должны слиться воедино, а их национальные языки должны превратиться в единый общий язык”. Они отстаивали мысль, что “уже пришла пора для того, чтобы ликвидировать национальные различия” [24]. В заключительном слове по докладу на XVI съезде И.В. Сталин подчеркнул: “Теория слияния всех наций, скажем, СССР в одну общую великорусскую нацию с одним общим великорусским языком есть теория национал-шовинистическая…” [25].

Отличие И.В. Сталина от “уклонистов” заключается лишь в том, что последние были готовы форсировать процессы слияния наций уже в обстановке начала 30-х гг., а И.В. Сталин эту же задачу выносил в неопределенное но, по-видимому, не столь уж отдаленное будущее. Выступать за развитие национальных культур в СССР в определенных случаях становилось уже просто небезопасно. По сути дела устанавливалось, что расцвет социалистических наций в его единственно правильной и законной интерпретации никоим образом не должен означать сопротивления ассимиляции, а тем паче борьбы против нее. Последнее расценивалось уже как преступление [26].

Представления о расцвете национальной культуры стали весьма своеобразными, превратившись в полную противоположность изначальному смыслу слова “расцвет”. Эта мысль выражена, в частности, Л.М. Кагановичем, “сталинским наркомом”. Касаясь состояния национального вопроса, он как-то заметил: “… социалистические нации нужно все больше и больше объединять для их расцвета” [27]. Некоторые ученые, доказывая, что И.В. Сталин не был сторонником слияния наций и не мог проводить такой политики [28], приводят в доказательство сталинскую отсылку к ленинской работе “Детская болезнь “левизны” в коммунизме”. В ней содержится указание на то, что национальные различия “будут держаться … долго после осуществления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе” [29]. Но это не должно вводить в заблуждение.

Речь у В.И. Ленина идет о “национальных различиях”, а не о “нациях”. Между тем очевидно, что историческое время существования тех и других не совпадает. Иначе говоря, В.И. Ленин лишь констатировал, что придет время, когда наций не будет, а национальные различия еще сохранятся. И.В. Сталин же неправомерно отождествил эти явления. Таким образом, практическую национальную политику с 30-х гг. XX в. И.В. Сталин начал направлять уже по новому руслу. Он утверждал свой, отличный от Н.И. Бухарина, “национальный большевизм” как попытку превращения населения страны в некую новую общность людей, главной ценностью которой была бы реабилитированная в 1934 г. своеобразная разновидность патриотизма, высокое понятие “Родина” [30].

“Русскость”, проступавшая в отличительных чертах утверждаемой “новой общности”, допускались по необходимости. Вокруг русского народа сплотить новую общность было легче, чем на его отрицании и дискредитации его прошлого. Поэтому уже в конце 30-х гг. утверждаются представления о русском языке как языке интернациональной культуры. Русская же культура сама по себе мало чего стоила, если не становилась советской. Раньше, вся официальная идеология строилась на том, что советский человек руководствуется любовью к революции и коммунизму, чувством братства и солидарности с трудящимися всех стран, а не любовью к своему отечеству.

Понятия “отечество”, “родина”, “патриотизм” относились к дореволюционному прошлому и несли отрицательный оттенок старой, царской России. В 30-е гг. они получили высшую санкцию от самого вождя [31]. Сталинское учение о нациях, развиваемое в этот промежуток времени подошло к утверждению новых представлении о “социалистической исторической общности”, возникающей в результате объединения “отдельных групп наций” вокруг “зональных экономических центров” и пользующихся “отдельным общим языком” [32]. Н.И. Бухарин, как уже отмечалось, писал в 1935 – 1936 гг. о появившемся в СССР “советском народе”, не имевшем каких-либо общих черт с русским народом и даже рассматриваемом как противовес ему. Однако решающую роль сыграло все же мнение И.В. Сталина, взгляды которого имели отличия. На нем основывалась и корректировка проводимой в СССР национальной политики.

§ 2. Корректировка курса

Новая интерпретация советской общности И.В. Сталина изображала ее как результат развития лучших черт советских наций и, прежде всего, русского народа. Субстратом ее культуры в значительной степени также выступала русская культура. Первые указания на появление советского народа в его сталинской интерпретации появляются после принятия Конституции СССР 1936 г. В связи со столетием гибели А.С. Пушкина было, например, заявлено: “Единый в своем национальном многообразии советский народ торжественно чтит Пушкина как веху своей истории”. Теперь, в противовес предшествующим оценкам, подчеркивалось: “Пушкин глубоко национален. Поэтому он стал интернациональным поэтом”, а русский народ, оказывается, “вправе гордиться своей ролью в истории, своими писателями и поэтами” [1].

Впервые стало говориться о бескорыстной помощи России и русских другим республикам и народам страны. “РСФСР, – отмечалось, например, в передовице “Правды” от 16 января 1937 г., – является первой среди равных республик в советской семье. Ее индустрия дает 70% промышленной продукции всего Союза... Всей силой своего могущества РСФСР содействует бурному росту других братских советских республик. Далее констатировалось, что “если раньше у других народов, населяющих Россию, со словом “русский” часто ассоциировалось представление о царском гнете, то теперь все нации, освобожденные от капиталистического рабства, питают чувство глубочайшей любви и крепчайшей дружбы к русским собратьям...”.

Иные оценки давались и русской культуре. Отмечалось, что она “обогащает культуру других народов. Русский язык стал языком мировой революции. На русском языке писал Ленин, на русском языке пишет Сталин. Русская культура стала интернациональной, ибо она самая передовая, самая человечная, самая гуманная” [2]. Вариации на эти темы позднее уже не сходят со страниц периодической печати и пропаганды. Своеобразный итог достижений и явных перехлестов в разработке этой тематики представлен в статьях Малой Советской Энциклопедии, выпущенной в марте 1941 г., т.е. незадолго до войны. В одной из них говорилось: “Ленинско-сгалинская национальная политика сделала нерушимой дружбу народов Советского Союза. Она создала единый великий советский народ” [3].

В отличие от начала 30-х годов, когда все еще подчеркивалось, что в дооктябрьском историческом прошлом “великороссы, будучи в меньшинстве (43% населения России), угнетали 57% остального населения самым варварским, самым недопустимым образом” [4]. Теперь же утверждается нечто противоположное: “Много веков творил историю своей страны великий русский народ вместе с другими народами России и во главе их вел героическую освободительную войну против насилия и издевательств над его прекрасной родиной со стороны бояр и царей, царских палачей, помещиков и капиталистов” [5]. Появились и иные акценты в оценках прошлого.

Стало внедряться представление, что “русификаторская националистическая политика варварского царизма и буржуазии была всегда враждебна великому русскому трудовому народу – другу и организатору революционной борьбы трудящихся всех угнетенных национальностей против шайки Романовых, Пуришкевичей, Милюковых и Керенских” [6]. Продолжателями антинародной политики в советское время изображались “злейшие враги народа –Троцкий, Бухарин с их бандитскими шайками, буржуазные националисты”, которые “силились опорочить русскую культуру”.

О Н.И. Бухарине говорилось: “Иуда – Бухарин в своей звериной вражде к социализму писал о русском народе как о “нации Обломовых”. Это была подлая клевета на русскую нацию, на мужественный, свободолюбивый русский народ”. Русский народ Энциклопедия закрепляла на месте “первого среди равных”, почитаемого и любимого всеми другими народами СССР, из-за его “высоких революционных достоинств”, “благородных качеств”, “прекрасного языка”, “замечательной, наиболее передовой культуры” [7]. Не случайным в этой связи кажется и прекращение гонений на церковь.

О первенстве русской культуры Энциклопедия писала: “Русская литература и русское искусство занимают первое место среди … образцов мирового человеческого гения. Нет такой отрасли мировой науки и человеческой деятельности, где бы русский народ не был представлен своими талантливейшими сынами” [8]. Здесь же присутствует и тема борьбы с анти патриотами, намеченная еще раньше (в июле 1936 г.) и на XVIII съезде [9]. Утверждалось, что представители самодержавного режима и контрреволюции никогда не были патриотами, но “всегда являлись заядлыми врагами русской культуры, презиравшими прекрасный, богатый и яркий русский язык, позорившими русское национальное достоинство” [10].

Таким образом, формирующаяся “новая историческая общность людей” благодаря гигантскому весу русской составляющей начала окрашиваться в явно русские национальные тона: язык межнационального общения, советская русскоязычная культура и т.д. И.В. Сталин видел единую общность, сложившуюся преимущественно на русской основе. Для него это была грядущая объективная реальность, теоретическая неизбежность [11]. И.В.Сталин по своему личному опыту и опыту соратников, гордящихся своим истинным интернационализмом, видел, что отрешиться от национальных пристрастий и антипатий можно и за гораздо меньшие сроки.

Сам И.В. Сталин сказал о себе на знаменитом приеме в Кремле 24 мая 1945 г.: “Я не грузни. Я русский грузинского происхождения” [12]. Он ощущал себя и “настоящим интернационалистом”, каких в СССР было немало во все времена, и в которых большевистская партия пыталась превратить все население страны. Но не надо забывать, что большевики отличались умением заставить народы СССР за десяток лет проходить исторические пути, равные столетиям. Это позволяет с большой долей вероятности допустить, что время, потребное на окончательное решение национального вопроса и завершение формирования новой исторической общности интернационалистов, большевики тоже пытались свести к минимуму.

В декабре 1935 г. было заявлено о наступлении эпохи вечной дружбы советских народов [13]. Принцип “национальность – коммунист”, порожденный марксистским тезисом “у пролетариата нет отечества” и революционным лозунгом о пролетарской классовой солидарности [14], мог быть реализован и в политической практике. Таким образом, оснований для провозглашения появления особой общности интернационалистов, на мой взгляд, было достаточно. Намерением форсировать сближение и слияние наций можно в какой-то мере объяснить и беспрецедентное выселение в годы войны ряда народов с Кавказа и из Крыма, что можно, несомненно, рассматривать как продолжение сталинской национальной политики 30-х гг. XX в.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5