Дипломная работа: Образ Н.М. Ядринцева в культурной памяти потомков

Впоследствии Ядринцев вспоминал об этом фрагменте своей биографии: «Более всех обвиняли меня, Потанина, Шашкова и Щукина; остальные юные товарищи считались совращёнными», вспоминает Ядринцев. Потанин, Ядринцев и Шашков сначала были приговорены к 12 годам каторги, но затем наказание было смягчено, последовало долгое заключение и ссылка. «Это была обратная ссылка из Сибири: кажется, единственный случай, когда Сибирь была признана чьим-то отечеством и из него нужно было выдворить. Множество ссыльных пожелали бы этого выдворения»[57].

Находясь в ссылке в Шенкурские, Ядринцев не мог оставаться без дела, без книг, без занятий. Он начинает ряд журнальных статей в «Деле» о сибирской тюрьме и ссылке. «В связи с этим я начал интересоваться уголовным вопросом и выписывал много иностранных книг. Но главная цель была разоблачить несостоятельность сибирской ссылки»[58]. Таким образом, всё время ссылки он готовился к публицистической деятельности, изучая европейскую историю и историю колоний.

В 1872–1873 гг. после освобождения из Свеаборгской крепости Потанина, начинается оживлённая переписка с Ядринцевым. «Обрадовавшись возвращению своего друга, я ожил. Масса сибирских тем вертелась в голове»[59].

В своих письмах Потанину, Ядринцев указывал на инертность сибирской интеллигенции: «Наша интеллигенция ничем не связана с народом, у неё нет ещё почвы, на которой бы она могла сойтись с ним»[60]. Главным теперь для Ядринцева видится создание образцов поведения для сибирской интеллигенции, придание её деятельности конкретного деятельного направления, и наконец, объединение общих сил.

 Непременными атрибутами провинциальной жизни, по его мнению, должны стать периодическая печать, театр и университет. Газета должна стать той самой объединяющей силой интеллигентных сил области, органом интеллигенции края, а не печатною справкою для торговых контор; она должна представлять собой общественное явление, умственную работу края. «Театр, как и университет, должен стать областным учреждением. А не колонией столицы в провинции, как это теперь. Он должен быть наполнен актёрами. Уроженцами края, он должен давать в изобилии пьесы, рисующие местную жизнь, написанными местными авторами»[61]. И особые требования предъявлялись к университету, который должен органически срастись с Сибирью. Именно реализацией этих установок должна заниматься местная интеллигенция. В 1873 г. начинается их сотрудничество в «Камско-Волжской газете». «Потанин познакомился с её редактором К. В. Лаврским в ссылке. Видя бедность газеты, он предложил примкнуть к ней и пригласить сибиряков сотрудничать. Помещая статьи о Сибири, в то же время я предпринял ряд статей по областному вопросу. Каждая русская область могла иметь свои интересы, и воззрения провинциала были особые от столичного централизатора. Вот какова была исходная точка»[62], – вспоминает Ядринцев. Сам публицист работал много и плодотворно, печатает в ней свои статьи: «В ожидании реформ на Востоке» и «Цивилизация на Востоке». Готовя обозрение провинциальной газет, он формулирует задачи, которые, по его мнению, должны стоять перед органами местной печати. Первая – знакомить общество и местное население с чисто местными вопросами и нуждами, которые сама жизнь ставит на очередь. Вторая – быть посредником между литературным и провинциальным читателем.

По совету А.И. Деспота-Зеновича, члена Совета внутренних дел В.А. Сологуба, Ядринцев 17 сентября 1873 г. отправляет «всеподданнейшее прошение» о помиловании к управляющему III отделением его Императорского величества отделением графу Шувалову, написанное в форме раскаяния о помиловании.

Ядринцев пробыл в ссылке 6 лет, с тюрьмой около 10 лет – «10 лучших лет своей юности». И для публициста это не могло пройти бесследно. В Петербург Николай Михайлович вернулся «измождённый, усталый, нервный, измученный ссылкой»[63]. Начались его поиски работы, он писал в «Деле», «Неделе», и в этом же году прекратила своё существование «Камско-Волжская газета». Литературная работа поначалу давалась ему туго. Он работал у графа Сологуба и получал поддержку. Точками соприкосновения между ними стала – сибирская ссылка. Через него Ядринцев узнаёт о всех проектах, воззрениях разных административных лиц и учёных по вопросу о ссылке. Он расширяет свои знакомства в административных кругах и учится быть представителем сибирских интересов.

По приезде в Петербург по поручению Потанина, Николай Михайлович познакомился с корреспонденткой этой газеты, Аделаидой Фёдоровной Барковой. «Это была чрезвычайно задушевная, отзывчивая, добрая и приветливая девушка. Неудивительно, что Ядринцев нашёл в ней именно ту подругу жизни, которую так искало его любящее, нежное сердце. Молодые люди полюбили друг друга, и союз их явился воистину редким в наше время золотым семейным счастьем»[64], – вспоминал о ней Глинский.

Аделаида Фёдоровна оказалось для своего мужа любящей женой и ценным помощником. Женившись на ней в 1874 г. он нашёл в ней товарища, друга и сотрудника.

Её перу принадлежали отдельные хроники в и статьи в «Восточном Обозрении», посвящённые вопросам образования в Сибири, а также организация известных сибирских вечеров.

Тяжело и мучительно воспринял Николай Михайлович смерть жены: «Я осиротел и почувствовал себя ужасно тяжело, одиноко. Страшная тоска сокрушала меня, и я не находил уже таких неизменных друзей, такой нравственной поддержки. Я не мог отдаваться так деятельности, как прежде. Неприятности и ухудшившиеся обстоятельства убивали дух мой, в эти трудные минуты я не находил близ себя людей, которые бы меня поддержали. Я понял, как важно жить в родной семье, когда окружён попечениями»[65]. Для него это была серьёзная потеря. Живя уже в Петербурге, после ссылки Ядринцев в то же время учился быть представителем сибирских интересов и ходатаем за Сибирь. «Мы разумели обобщение и пробуждение интеллигентной жизни в провинции»[66].

Он приходит к выводу, что в столице, в столичной печати, была самая неблагоприятная почва возбуждать вопрос о провинции. Для столичного жителя провинция была глушью, образцом застоя, невежества, а провинциальная печать – убожество. Уверившись, что русская провинция совсем не имеет представителей в столице, и что она не сгруппировалась, не созрела, не выработала программ, Ядринцев обратился снова к сибирским делам.

Ядринцев остаётся верным своей родине и начинает тем усиленнее проводить сибирские вопросы в столичную печать. Он посвящает свои статьи сибирской ссылке, протестуя против неё, вопросам золотопромышленности, университета.

 В сентябре 1875 г. он узнаёт, что губернатором в Сибирь назначается новый генерал-губернатор Н. Г. Казнаков. Знакомство с ним вызвало у Николая Михайловича восторг. В нём он увидел настоящего патриота, хорошо осознававшего вред ссылки и настоятельную надобность университета. И Ядринцев с усердием принялся составлять для него записки и проекты по главным вопросам, о ссылке, с программой какие необходимо собрать сведения о современном положении ссылки и по истории сибирского университета. Казнаков передал Ядринцеву радостную весть, что по его докладу государь дал согласие на создание университета в Сибири.

«Для Сибири начиналась новая заря». Николай Михайлович писал в это время ряд статей в «Голосе» по поводу назначения нового генерал-губернатора и тех ожиданий, какие наполняют Сибирь. Он напоминал, как ждала Сибирь Сперанского, как ждёт она давно правосудия[67].

В 1876 г. Ядринцев получает приглашение на службу от Казнакова. Для него это означало опять увидеть родину. Он продал всё своё имущество, уютную квартиру в Петербурге, где так покойно жилось, взял жену, ребёнка и кормилицу и повёз в Сибирь.

В Омске пробыл около 5 лет, где писал проекты для генерал-губернатора – о положении ссылки, стал бессменным членом Западно-Сибирского отдела географического общества. Совершил две экспедиции на Алтай. Этнографическая деятельность хотя и увлекала, но его не оставляла мысль о создании газеты для «Сибири». Тем более, что стало известно о закрытии газеты «Сибирь», издателем которой был его соратник по шестидесятым годам Нестеров. Г.Н. Потанин советует ему просить помощи у Н.Г. Казнакова. Но с уходом генерал-губернатора в 1881г., Ядринцев оставляет государственную службу и уезжает в Петербург. Здесь он публикует свой многолетний труд «Сибирь как колония» к трёхсотлетию освоения края. Это глубокое исследование массой конкретного материала, статистических данных, исторических очерков. Одновременно с выходом книги публицист хлопочет о выходе бесцензурной газеты в Петербурге. Влияние Н. Г. Казнакова и А. И. Деспота-Зеновича помогло ему получить разрешение. И 1 апреля 1882 г. выходит первый номер газеты «Восточное обозрение». Это была первая, не считая «Азиатского сборника» столичная газета, посвящённая исключительно сибирским вопросам. В номере было заявлено, что предварительной цензуры не будет. Программа предполагала печатать телеграммы, важные правительственные распоряжения, статьи, обзоры, касающиеся жизни русских областей и интересов населения восточных окраин, также вопросов русской политики на Востоке.

Публицист вёл активную переписку со своими корреспондентами на местах, в результате отдел корреспонденции из Сибири был одним из наиинтереснейших.

Ядринцевы тогда являлись центром, объединяющим всю сибирскую молодёжь, которая помимо изучаемых в разных учебных заведениях предметов, интересовались общественной жизнью, общественными вопросами вообще и сибирскими в частности. «Ядринцевские четверги» совпадали с учебным временем, так как главный контингент посетителей состоял из учащейся молодёжи, которая весной разъезжалась из Петербурга, а сенью опять собиралась. Желающие могли читать свежие номера «Восточного обозрения», «Недели», толковать по поводу разных сибирских вопросов. «Двери этого дома были настежь открыты для всякого сибиряка, и все шли к Ядринцевым: кто с просьбой приискать работу, кто посоветовать насчёт занятий, а кто и просто поговорить, узнать сибирские новости»[68], – вспоминал о нём Левин.

Даже представители сибирской администрации, приезжая из Сибири или уезжая туда, считали нужным заехать к Ядринцеву с визитом.

В качестве редактора «Восточного обозрения» Николаю Михайловичу приходилось часто переживать горькие минуты. Дела шли всё хуже и хуже. Ядринцеву приходится работать и на другие издания. В это время закрываются иркутская «Сибирь» и томская «Сибирская газета». Редакция «Восточного обозрения» лишается важных источников информации. В 1886 г. осталось всего 150 подписчиков. Чтобы спасти газету, публицист пытается перевести её в Иркутск, что ему удаётся после многочисленных хлопот.

Оставив жену с тремя детьми в Петербурге, он переезжает в Иркутск.

Бывшие подписчики газеты, привыкли к её петербургскому облику и нынешние выпуски, не такие резкие и меткие, не удовлетворяли их. Сделать газету другой не было возможности из-за цензуры. Острота тона могла привести к запрещению издания вообще. Сложными были отношения Ядринцева с сотрудниками «Сибирской газеты». Они привыкли к иной подаче своей корреспонденции в «Восточное обозрение». Сглаженный тон критики их не устраивал.

Николай Михайлович решает оставить журналистику. Он передаёт «Восточное обозрение» члену комитета Иркутского переселенческого общества В.А. Ошуркову.

Весной 1889 г. он занимается изучением истории урало-германских племён, едет в Монголию, разыскивает мифическую столицу Каракорум. Его открытие привлекает внимание всего учёного мира. Он публицист, а не учёный, сделав доклад в Географическом обществе, он передаёт дело другим.

С приездом в Петербург начинаются хлопоты по расширению «Восточного обозрения». У него появляется мысль вновь вернуть газету в Петербург. Главное управление по делам печати потребовало согласовать это решение с сибирскими властями, те отказали. Перед публицистом стал вопрос: либо вернуться в Иркутск, либо забыть о газете. Он решается на последнее. Замыслив новое издание в Петербурге. Однако разрешение на него выхлопотать не удалось. В начале 1891 г. «Восточное обозрение» выходит снова благодаря докладной записке Николая Михайловича министру внутренних дел. И второй номер нового года как главный редактор подписывает уже Ошурков.

Ядринцев в это время посещает Париж, где читает доклад. По прежнему много работает, готовит второе издание книги «Сибирь как колония», пишет стать по переселенческому вопросу для «Вестника Европы», выпускает книгу «Сибирские инородцы их быт и современное положение», посылает свои статьи в «Восточное обозрение».

Статьи публициста появляются в 1892 г. в «Русском богатстве». В газете «Русская жизнь» он заведует сибирским отделом, который вскоре закрывают. Ему предлагают стать ответственным редактором газеты, но он отказывается, так как ему не нравится внутренний климат в редакции.

В 1893 г. он посещает Всемирную выставку в Чикаго. Часть своих впечатлений он публикует в «Русской жизни». Всё это время Ядринцев продолжает неуклонно и пристально следить за своим детищем «Восточным обозрением», судьба которого ему небезразлична. Конечно же, он расстроен, что газета потеряла своё направление, особенно с приходом в неё И. Г. Шешунова. У неё очень трудное материальное положение. В начале 1894 г. он договаривается о продаже её ссыльному народовольцу И. И. Попову, по представлению Николая Михайловича, только лишь истинный патриот должен руководить газетой.

Но сам публицист остаётся без дела. Ему надо как-то содержать троих детей. Он соглашается на должность заведующего статистическими исследованиями на Алтае. По пути в Барнаул заезжает к другу В.И. Семидалову и передаёт ему для публикации «Автобиографию».

Публицист скоропостижно скончался 7 июня 1894 г. от паралича сердца. Смерть великого человека осталась загадкой. Ходили версии об умышленном самоотравлении, кто-то считал, что он умер от одиночества.

О смерти публициста немедленно объявили в Сибири и по всей России. Во многих периодических изданиях появились некрологи с элементами его биографии. В Иркутске, Томске, Омске, Барнауле, Москве и т.д. служили панихиды.

Можно ли говорить о жизненном пути Ядринцева, расценивая его как «осмысленную» биографию, придания многим поступкам знаковости и символизма? Уместным будет рассмотрение «поступков» в сфере общественной и частной жизни.

Общественная деятельность: ставя перед собой цели самопознания, самоопределения и погружаясь в свою жизнь, своё сознание, свои эмоции и ощущения интеллигент узнавал нечто новое об окружающей жизни. Эти знания превращались в активный фактор провинциального культурного пространства, объединявший мыслящую часть общества. Исходя из этого Ядринцев как сибиряк-«патриот» в процессе общественной и профессиональной деятельности побуждал в обществе идею сознательного служения краю. Формируя свою идентичность, он стремился организовать групповые общности – вступал в землячества, литературные кружки. Идентичность всегда ориентирует на определённый стиль жизни, «вбирая» который индивид формирует свою тождественность с определённой группой, образом жизни, ценностями. В этом ключе суд и ссылка символизировали биографию публициста, а уникальность мотива возвращения дополнялась не менее уникальным прецедентом обратной ссылки в Европейскую Россию.

Какую же тогда роль играла частная жизнь? Уделяя такое большое внимание общественным делам, организаторской деятельности – сфера приватного нередко оставалась не у дел.

Исходя из задачи работы – реконструкции биографии публициста как воплощение идеальных стратегий поведения, образ сибиряка – «патриота», можно выделить следующие этапы в формировании этого образа.

1) Гимназические годы явились первой ступенью в формировании образа сибирского интеллигента. Во-первых, потому, что публицист приходит к заключению о том, что «внутренние образованные силы» (сибиряки) видят единственный свой выход в бегстве из Сибири. Он, в частности, писал по этому поводу: «Понятен тот вопль и негодование, которые вырвались у человека образованного, с развитым умом и сердцем, вернувшегося на свою родину. Он не находил в этом обществе здоровых инстинктов гражданской жизни и нравственных идеалов. Положение Сибири составляло тем более яркий контраст, что в Европейской России уже пробуждалась жизнь и являлись новые требования. Гражданские стремления при отсутствии интеллигентного и образованного класса отсутствовали, сибирское общество не разобралось со своими местными вопросами, не выдвигало их. Оно было тупо, равнодушно к вопросу о ссылке, не разбирая, вредна она или полезна, безучастно к переселениям, живя промышленною жизнью, оно, однако, не создавало экономических вопросов, не чувствовало потребностей саморазвития, самосовершенствования и гражданского преуспеяния»[69]. Во-вторых, гимназия для Ядринцева – это ещё и первый опыт в общественном единении.

2) Студенческая жизнь, университет, землячество определяют уже практические задачи, рождают у сибиряка – «патриота» идею возвращения на родину, и полезного ей служения. Мысли о будущем своей родины приводят к необходимости подготовки будущей деятельности: изучать родной край, читать о нём, готовить образованные кадры.

3) Публицистическая деятельность Николая Михайловича приводит к выводу о необходимости создания сибирского патриотического органа печати, который консолидировал бы всю местную интеллигенцию и университета, который обогатил бы образованными людьми Сибирь, поднял бы уровень её образования. Он ставит задачу проведения местных вопросов в столичную печать. Таким образом, газета и университет должны были явиться трансляторами образцов и эталонов поведения для местной интеллигенции.

4) Впоследствии он убедился, как слабо проявлялась вообще областная идея и областное единение в Европейской России. Для себя же он сделал печальное заключение: «Областник или окраинец сторонится от централистов – интеллигентов, замыкается в себе или продолжает свою деятельность в провинции, видя непонимание чувств, наклонностей, стремлений местных и нужд»[70].

 Образ сибирского интеллигента в «прочтении» Н. М. Ядринцева противоречив. Во-первых, он оформлялся в результате собственного жизненного опыта, во-вторых, являлся воплощением индивидуального или коллективного воображаемого конструкта. В качестве идеальной модели интеллигента выступала биография самого публициста. Начать с себя, а затем транслировать этот образ на других – этот способ предполагал мирный путь преобразования общества в глазах Николая Михайловича Ядринцева. Сибирская интеллигенция являлась не такой, какой бы хотел её видеть Ядринцев. В конечном счёте, невозможность соответствовать смоделированному образу заставляет публициста оборвать публициста свой жизненный путь.

1.2 Образ Н.М. Ядринцева в сознании современников

Реконструкция образа Николая Михайловича, на данном этапе работы, представляется на основе воспоминаний его современников, оценочных суждений его близких друзей, людей, которые знали его не только с профессиональной стороны, они были знакомы с его частной жизнью, знали его в повседневности. Такая работа с воспоминаниями современников-друзей, позволяет гораздо точнее воссоздать «живой» образ Ядринцева.

 Собранные нами воспоминания современников свидетельствуют о восприятии Ядринцева как жизнерадостного и активного человека. Современники писали о том, что Николай Михайлович очень любил жизнь и любил в ней участвовать. Это был человек с мягкой душой, чувствовавший потребность в нежном сочувствии, нуждавшийся в постоянном общении с людьми и с трудом переносивший одиночество. Больше всего ему надо было, чтобы жило его сердце. Он любил природу, любил праздники природы, тянулся к яркому солнцу и ликующему человеку. Вкусы его были многообразны, это был человек, который не мог замкнуться в какой-нибудь одной специальности, поставить себе одну какую-нибудь цель. Его интересовала культура во всём её разнообразии. Его умственная работа была разнообразна; он брался за все способы, какие возможны для человека для проявления духа: он брался за беллетристику, писал стихи, рисовал, писал серьёзные статьи. Он нуждался в изъявлении своих чувств. Ядринцев не был способен к аскетической жизни: он хотел «пользоваться жизнью». Он хотел, как умел, испытать все благородные наслаждения: и наслаждение творчеством, и наслаждение популярностью, и наслаждение дружбой, и благами семейной жизни, и теплом ликующего дня. Словом, – это был «гейнквский барабанщик, который считал своим долгом бить в барабан, будить спящих и маршировать по пути к прогрессу, не забывая, однако, и о маркитантке»[71]. Воспоминания Г.Н. Потанина и В.М. Крутовского характеризуют Ядринцева как человека необычайно деятельного, общественно активного. Близкие современники вспоминали: «Это был темперамент сангвинический, жаждавший видеть толпу. Он хотел импонировать не только логикой своих речей, но и своими жестами, взглядами и всей своей фигурой».[72] «Он вёл удивительно кипучую, энергичную деятельность. Он очень много писал, вёл организацию сибиряков в Петрограде, был крайне интересен, общителен, остроумен; работал он обыкновенно ночами»[73].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10