Общественно-политическая жизнь в СССР и БССР(1928-1939)

торговли, а это вело к дальнейшему снижению уровня жизни.

Доведённая до крайней нужды люди начали роптать. Волнения охватили

многие деревни. Крестьяне массами снимались с насиженных мест и бежали из

колхозов, часть из которых просто разваливалась. Весной 1932-й г. в связи

со снижением норм карточного снабжения хлебом начались

антиправительственные выступления в городах. Все эти события заставили

руководство страны пойти на некоторые послабления, в частности в отношении

крестьян. Им разрешили продавать излишки продуктов на рынке по свободным

ценам. Однако было уже поздно. Кризис приобрёл хронический характер. С

осени 1932-ого г. многие районы страны охватил жесточайший голод, счёт

жертв которого шёл на миллионы. Распространились случаи людоедства.

Спутником голода стал миф, поразивший не только сельские местности, но и

ряд крупных городов. По стране прокатились голодные бунты. Крестьяне

пытались бежать в города, где хлеб выдавали по карточкам. Резко увеличилось

количество беспризорных детей.

Удержаться тогда у власти сталинское руководство сумело лишь при помощи

самых жестоких репрессий. Из колхозов до последнего зерна насильно вывозили

хлеб, нередко обрекая крестьянина на голодную смерть. Всех недовольных

арестовывали и высылали. Голодающие районы оцепили заградительными

отрядами. Скитающихся в поисках куска хлеба людей – «бродяг», по

официальной терминологии, собирали в специальные лагеря и посылали на

тяжёлые работы. «Закручивание гаек» коснулось даже рабочих, к которым

власти обычно относились более лояльно, чем к крестьянам. По закону,

изданному в ноябре 1932 г., за один прогул рабочих увольняли, лишали

карточек и квартир. И это зимой в голодающей стране! Чисткой городов и

выселением «чуждых, дезорганизаторских элементов» сопровождались введение

паспортной системы, начавшееся в первые месяцы 1933г. Одновременно резко

сокращалось количество горожан и рабочих, которых централизованно снабжали

продовольствием. О масштабах выселения и снятия со снабжения дают

представление такие цифры: за год, с 1932-го по 1933-ий численность

населения, получавшего от государства хлеб, уменьшилось с 40,3 до 39 млн.

Страна находилась в крайне тяжелом положении, и это усиливало возмущение

народа политикой правительства. Недовольство усугублялось тем, что его пик

пришёлся на период завершения 1-ой пятилетки, когда настало время «платить

по векселям», выданным сталинским руководством в конце 20-х годов.

Подорванная «скачками» страна не только голодала, она перестала верить.

Глава 3. Общественно-политическая борьба (1932-1935 гг.).

Усиление антиправительственных и антипартийных настроений особенно чутко

улавливали рядовые члены ВКП(б). Они попадали в сложное положение. С одной

стороны существовали такие понятия, как партийный долг, принадлежность к

правящей партии, с другой – эти люди не понаслышке знали, что такое

полуголодное существование, очереди, тяжёлые условия труда, беззаконие и

произвол. Справляться с этой противоречивостью каждый пытался по-своему.

Большинство предпочитали полностью подчиняться генеральной линии, не

обременяя себя излишними сомнениями, и мучительными раздумьями. Были и

такие, кто пытался раскрыть глаза московским вождям. В партии оставалось не

мало принципиальных противников Сталина и его политики. Они видели выход из

положения в смене партийного руководства и отказе от сталинских авантюр.

Многие заявляли, что необходимо сократить экспорт и улучшить снабжение

рабочих, накормить голодающих крестьян, которые в поисках хлеба

разъезжаются по Союзу. Более решительные прямо требовали убрать Сталина и

его сторонников.

Ряд членов партии в это время попытались сооргонизоваться и вести

целенаправленную антисталенскую пропаганду в ВКП(б). Наиболее широкую

известность приобрели материалы так называемого Союза марксистов –

ленинцев, идейным вдохновителем которого стал М.Н. Рютин. Именно он

подготовил в 1932 г. документ под названием «Сталин и кризис пролетарской

диктатуры» и обращение «Ко всем членам ВКП(б)». В обращении в частности

говорилось: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его политикой

заведены в невиданный тупик и переживает смертельно опасный кризис… Сталин

за последние 5 лет отсёк и устранил от руководства все самые лучшие,

подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою

личную диктатуру…

Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное

снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильно открытые

и замаскированные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца;

авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора…

привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и

голоду как в деревне, так и в городах…

Ни один самый смелый и гениальный провокатор… не смог бы придумать

ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики…»1

О содержании рютинских документов, личности самого Рютина и его

сторонников, обстоятельствах разгроми Союза марксистов-ленинцев написано

много.2

В ответ на волнение в партии Сталин принял свои обычные меры. В 1932-

1933 гг. прокатилась новая волна репрессий против коммунистов. С конца 1932

г. началась чистка партии, целью которой было подавление малейшей

оппозиционности, подчинение коммунистов воле вождя.

Ядро репрессивных мероприятий против инакомыслящих в партии составляли

ряд громких дел. Большая группа членов ВКП(б), в том числе бывшие лидеры

оппозиции Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев (они были, между прочим, главными

ораторами против Троцкого), были превличены к уголовной ответственности по

делу Союза марксистов-ленинцев. 38 человек в конце 1932 – начале 1933 гг.

были арестованы по сфабрикованному делу так называемой антипартийной

контрреволюционной группы, правых Слепкова и других ( «бухаренская школа»

). Среди них – известные обществоведы и сторонники Бухарена в период его

борьбы со Сталиным в конце 20-х годов, а так же один из ведущих деятелей

«правового уклона» - Н.А. Угланов, занимавший до 1929 г. постсекреторя

московского комитета партии.

7 августа 1932 г. ЦИК и СНК СССР приняли написанный Сталиным закон «Об

охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и

укреплении общественной (социалистической) собственности» - знаменитый

закон «о пяти колосках», по которому даже за незначительные хищения

применялся расстрел и лишь в редком случае грозило десятилетнее тюремное

заключение.

Массовые репрессии и высылка применялись не только по отношению к

крестьянам, которые, по мнению Москвы, не проявляли необходимой твёрдости и

рвения в конфискации хлеба.

Все эти факты и штрихи, конечно, не могут заменить целостную картину

состояния общества на рубеже пятилеток. Но самым существенным фактом,

определяющим поведение вождя, являлось, конечно, позиция высшего

руководства партии- Политбюро и ЦК.

…1 декабря 1934 г. в Ленинграде для обсуждения решений ноябрьского

пленума ЦК ВКП (б) намечалось провести собрание партийного актива.

Докладчик – первый секретарь обкома С.М.Киров спешно (пленум завершился

лишь 28 ноября) готовил своё выступление. «Промышленность неплохая.

Сельское хозяйство. Сомкнуть с/х товарооборотом. Прямой продуктооборот –

рано. Товарооборот не использован, а между тем…без товарооборота…Укрепление

хозрасчёта…Роль денег…Новый стимул вперёд» 1, - набрасывал он конспект

предполагаемого доклада. Однако незадолго до начала актива в Смольном некто

Л. Николаев застрелил Кирова. И этот выстрел положил конец «потеплению»

1934г.

Уже через несколько дней после убийства Кирова начались аресты бывших

сторонников зиновьевской оппозиции (т.к. в НКВД вынуждены были подчиниться

и, отбросив все остальные версии, принять на вооружение сталинскую: Кирова

убили зиновьевцы). 16 декабря были арестованы Каменев и Зиновьев. 28-29

декабря в Ленинграде выездная сессия Венной коллегии Верховного суда СССР

приговорило к расстрелу 14 человек, обвиненных в непосредственной

организации убийства Кирова. В приговоре утверждалось, что все они, включая

убийцу Николаева, были «активными участниками зиновьевской антисоветской

группы в Ленинграде» и спустя несколько лет, потеряв надежду на поддержку

масс, организовали «подпольную террористическую контрреволюционную группу»,

во главе которой стоял так называемый «Ленинградский центр».9 января 1935

г. в особом совещании при НКВД СССР рассматривалось уголовное дело

мифической «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова,

Залуцкого и других». По нему проходили 77 человек, в том числе видные

деятели партии. Все они были осуждены на разные сроки тюрьмы и ссылки. 1 А

ещё через неделю 16 января – от 5 до 10 лет заключения получили 19 человек,

проходившие по делу так называемого «Московского центра» во главе с

Зиновьевым и Калиневым. Никаких доказательств причастности бывших

оппозиционеров к убийце Кирова Николаеву не существовало. Сталин жестоко и

цинично расправился со старыми политическими соперниками. Но аресты

верхушки сторонников Зиновьева стали лишь первым мероприятием новой

компании политического террора.

Сразу же после осуждения Зиновьева и Каменева при личном участии Сталина

было подготовлено и разослано на места закрытое письмо ЦК ВКП (б) «Уроки

событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова». В нём

категорически утверждалось, что террористический акт против Кирова был

подготовлен ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя

«Ленинградским центром». Их идейным вдохновителем объявлялся «Московский

центр» зиновьевской группы, во главе которого стояли якобы Каменев и

Зиновьев. Оба этих «центра» были объявлены в письме «по сути дела

замаскированной формой белогвардейской организации, вполне заслуживающей

того, чтобы с его членами обращались, как с белогвардейцами»2 Разъяснять же

в 30-ые годы, как обычно поступали с белогвардейцами, никому не

требовалось.

26 января 1935г. Сталин подписал постановление Политбюро ЦК ВКП (б) о

высылке из Ленинграда на север Сибири и в Якутию сроком на 3-4 года 663

бывших сторонников Зиновьева.

Волна террора организовалась сразу же после убийства Кирова; захватила

не только членов партии. Из Ленинграда и Москвы выселяли так называемый

социально чуждый элемент уцелевших представителей дворянства, буржуазии и

т.д. Повсеместно раскрывались всевозможные «контрреволюционные» и

«террористические» заговоры. По подсчётам В.Малова и Н.Чистякова, в декабре

1934 г. только по закону от 1 декабря был репрессирован 6501 человек.3

Для воспитания «бдительности», ненависти к инакомыслящим, абсолютной

преданности вождю и «генеральной линии» в срочном порядке была организована

проработка переписанной по-сталински истории партии. Её втолковывали в

кружках, на многочисленных лекциях и докладах, политзанятиях. Из библиотек

изымались книги «врагов» и просто литература, которая хоть как-то

расходилась с Новыми версиями исторических событий. Вычищались музейные

экспозиции.

Всё это накладывало значительный отпечаток на общественное сознание.

Убийство Кирова и сопровождавшие его политические «заморозки» остались в

памяти довоенного поколения как один из поворотных пунктов в истории

страны.

Глава 4.Постепенное введение страны в «большую чистку».

Новые испытания, постигшие советское общество после убийства Кирова,

навсегда остались в памяти довоенного поколения как точка отсчета массового

террора начало 1937г. И всё же размах, свойственный 1937-1938гг., репрессии

приобрели не сразу. Сталин и его помощники вводили страну в «большую

чистку» постепенно, используя для этого любые возможности и ломая

возникавшее противодействие.

Не успели отгреметь процессы над «террористами», как началась кампания

проверки партийных документов. Инициатором её проведения вновь был Сталин.

В мае 1935г. под его диктовку подготовили и разослали на места ЦК ВКП (б)

о беспорядках в учёте, выдаче и хранении партийных документов. В письме

выдвигалось требование, навести порядок в партийном хозяйстве и исключить

возможность проникновения в партию чуждых элементов.1 Формально намеченное

предприятие предполагало проверку наличия и подлинности партийных билетов и

учётных карточек. Однако фактически под нажимом руководства партии проверка

превратилась в чистку с массовым применением арестов.

Для достижения этих целей провидения проверки было поручено не

только партийным органам, но и НКВД. О характере их взаимодействия

свидетельствовали докладные, которые начальники местных управлений НКВД

посылали в Москву руководившему чисткой Ежову. "В соответствии с

директивами НКВД СССР, - докладывали белорусские чекисты, - были даны

специальные указания местным органам НКВД о пересмотре имеющихся материалов

в отношении членов партии, проходивших по разным делам, по заявлениям

рабочих, колхозников и по групповым агентурным делам... Все эти данные было

предложено передать соответствующим партийным организациям и во всех

случаях, когда будут разоблачены явные враги и подозрительные, немедленно

арестовывать их и следствием устанавливать пути и каналы прихода этих людей

в партию и практическое использование ими своего пребывания в партии в

контрреволюционных и шпионских целях"2. Помимо сбора компрометирующих

материалов на коммунистов чекисты брали на учёт всех исключительных из

партии и организовывали за ними агентурное наблюдение. Многие из потерявших

в ходе чистки партийный билет под разными предлогами были арестованы. По

неполным данным, только на 1 декабря 1935 года в связи с проверкой

партдокументов были арестованы 15218 человек и «разоблачено свыше 100

вражеских организаций и групп». Всего за время компании проверки документов

было отобрано 249 тыс. партийных билетов.3

Ещё одна волна репрессий прокатилась по стране в связи с организацией

стахановского движения. Это соревнование за повышение производительности

труда, начавшееся в сентябре 1935 г. С рекорда донецкого шахтёра А.

Стаханова, позволило во многих случаях улучшить положение дел на

производства. Однако в ходе движения возникло и не мало проблем,

усугубленных безграмотной политикой правительства. Руководство страны

ошибочно решило, что новое движение свидетельствует о возможности

очередного «большого скачка» - резкого одновременного повышения

производительности труда. На предприятиях начали проводить «сплошную

стахановизацию», требовать, чтобы достижения отдельных рабочих-моряков

превращались в норму для целых коллективов. Сделать же это было невозможно,

ибо стахановцам для рекордов готовили особые условия. Подхлёстывание

«сплошной стахановизации» породило массовую штурмовщину и дезорганизацию.

«Козлами отпущения» за этот провал Сталин сделал так называемых

«саботажников» и «консерваторов» из хозяйственных руководителей, которые

якобы не перестроились и мешали работать стахановцам. Он объявил также, что

дальнейшее развитие движения зависит от решительности борьбы с врагами. Их

искали повсюду: и среди рабочих, и, особенно, инженерно-технических

работников. Повсюду поводом для преследования могло стать неосторожное

слово в адрес стахановцев, производственные неполадки, невыполнение плана.

Технические, организационные проблемы оценивались как политические.

Какими-либо обобщающими данными о количестве осужденных за «саботаж

стахановского движения» литература не располагает. Но, судя по отдельным

фактам, счёт шёл на десятки тысяч. Так только в Свердловской области к

концу ноября, т. е. Всего за два месяца по «стахановским» делам было

осуждено 47 чкловек.1

Вместе с тем и в 1935-м и в первой половине 1936 г. наряду с усилением

террора наблюдалась другая тенденция – попытки притормозить его, сгладить

особенно болезненные последствия произвола. Сколько-нибудь заметное

существование этой тенденции было возможно, прежде всего, потому, что к

развёртыванию массовых репрессий в варианте (1937 г.) пока не был готов сам

Сталин. Об этом свидетельствовали и его публичные выступления, в которых он

давал повод надеяться на смягчения репрессивной политики, и постепенные,

осторожные практические действия. Скорее всего, Сталина сдерживало опасение

подорвать сравнительно успешное развитие народного хозяйства страны на

основе принятого в годы второй пятилетки умеренного экономического курса.

Могли играть свою роль и внешнеполитические расчёты на сотрудничество с

западными демократиями. Несомненно, Сталин сталкивался с противодействием

репрессивной политике в части партийного и государственного аппарата.

При всей скудости имеющихся источников можно обнаружить факты

недовольства усилением репрессий и со стороны части партийных

руководителей. В 1935 – 1936 гг. партийные органы на местах нередко

принимали решения, осуждающие репрессии. (В 1937 г. таких решений

практически не было). Конечно, их многочисленность вовсе не свидетельствует

о том, что в партийном аппарате формировалась сколько-нибудь серьёзная

аппозиция сталинскому руководству. Однако вывод о стремлении части

партийных работников предупредить неконтролируемый шквал репрессий эти

факты сделать позволяют.

Дополнительным аргументом в пользу такого вывода может служить широкое

осуждение в партии так называемых перегибов при проверки партдокументов.

Это компания, которая практически превратилась метод чистки и репрессий,

покалечила судьбы многих людей. Исключённых из ВКП (б) арестовывали,

увольняли с работы, выселяли из квартир. Нередко гонения обрушивались на

родных и близких. Были известны случаи, когда из школы изгоняли детей

коммунистов, потерявших партбилет.

Достаточно широкую известность получили тогда многочисленные случаи

самоубийств на почве репрессий. Так, в Ярмолинецком районе покончил с собой

ошибочно исключённый из партии Таран. В Феодосии были исключены из партии

супруги Штюленорель – коммунисты – эмигранты, спасавшиеся в СССР от

преследований фашистов. Попав в безвыходное положение, лишившись работы и

последних надежд, глава семьи убил ребёнка, отравил жену, покончил с собой.

Понятно, подобные факты накаляли общественное мнение. И для того, чтобы

притупить возмущение, скрыть свою причастность к произволу, московское

руководство вновь отступило, обвинив в «перегибах» местные власти.

Одним из методов расширения сталинской социальной базы и обеспечения

массовой поддержки репрессий стала активная пропаганда идей абсолютного

приоритета интересов государства над нормами человеческой морали,

семейного, товарищеского долга. Сотрудничество с властями в подавлении

«врагов народа» преподносилось как действие патриотическое и однозначно

благородное. В качестве примера для подражания на щит поднимались

легендарные образы «героев» - «разоблачителей», подобных Павлику Морозову

(характерная деталь: в 1935-1936 гг. Политбюро несколько раз рассматривало

Страницы: 1, 2, 3